Как у туркменов росло национальное самосознание со времен Первой мировой войны, проанализировала исследователь из США Виктория Клемент в своей книге Learning to Become Turkmen.
Клемент — эксперт по Евразии в Центре изучения передовой оперативной культуры Университета корпуса морской пехоты в Квантико (Вирджиния).
«Эй, почтенный Кербабай, кое-что спросить хочу:
Сколько лет понадобится, чтобы заставить туркменов прозреть?
Оглядись вокруг и дай мне ответ:
Какой язык поможет нам пробудить наш народ ото сна?»
Так написал во время публичной дискуссии туркменский поэт Оразмаммет Вепай оглы. Он жил в городе Дашогуз в последние годы царского режима. Эти строки представляют собой краткое изложение серьезной проблемы, послужившей отправной точкой для Виктории Клемент в ее недавно опубликованной книге об истории грамотности, формирования самосознания и современности в Туркменистане.
Принудительный труд и новые книги президента: суровые реалии Туркменистана
Книга «Как научиться быть туркменом: грамотность, язык и власть, 1914-2014 годы» – это смелая попытка взглянуть изнутри на жизнь этой закрытой страны. Тщательно изучив архивы, Клемент рассказывает, как запоздалое вовлечение нации в процесс просвещения – в последние десятилетия царского режима и ускоренными темпами в советский период – породило понимание «туркменскости». При этом она приводит факты, которые противопоставляются образу Туркменистана как страны с закрепившимся культом личности, сложившемуся в умах большинства обывателей.
Равно как и в других тюркских странах, именно джадидское модернизационно-реформистское движение среди мусульман возглавило общественные дебаты об образовании и грамотности на территориях, где впоследствии возникнет современный Туркменистан. И как свидетельствует исследование Клемент, обсуждение было действительно оживленным. Поскольку
интеллигенция боролась за использование родных языков, а не арабского и персидского
А ведь именно они на протяжении веков являлись прерогативой очень небольшого числа грамотных людей.
В ходе ранних дискуссий основное внимание уделялось тому, насколько следует приводить язык в соответствие с другими тюркскими языками и до какой степени необходимо сохранить его особенности.
Туркменская интеллигенция, принимавшая участие в первых советских конференциях, в основном выступала за сохранение аспектов, которые делали туркменский язык уникальным. Но несмотря на сталинскую политику «коренизации», превосходство кириллицы и русского языка было одной из главных особенностей на протяжении большей части советского периода. Как пишет Клемент, «в Ашхабад ввели не танки, а русский алфавит».
По иронии судьбы, первые конференции по туркменскому языку, организованные в эпоху коренизации в начале 1930-х годов, предшествовали снижению статуса родного языка. Информация о них вскоре после этого была удалена из советских архивов. Судьба туркменского языка на протяжении всего периода сталинских чисток напоминала судьбу многих советских народов. Советские власти действительно добились значительного прогресса в ликвидации безграмотности. Даже если предположить, что цифры были раздуты.
Клемент с осторожностью опровергает упрощенную точку зрения о безжалостном лингвистическом империализме
Сталин, напротив, опирался на эзотерическую идею, провозглашенную филологом и этнографом Николаем Марром. Ученый утверждал, что языки Советского Союза будут постепенно стремиться к единству в процессе экономически обусловленного слияния. Как пишет Майкл Дж. Смит в своей книге 1998 года «Язык и власть при создании СССР»: «Марр считал советские языки равноправными. На практике же один язык (русский) был равноправнее других».
В главе, посвященной «говорящим по-советски», которая охватывает период со дня смерти Сталина до прихода к власти Горбачева, подробно объясняется, как несмотря на ослабление интенсивности языкового планирования и реформы образования, повседневный туркменский пополнился русско-советскими словами.
В 1954 году на языковой конференции «участники представили списки русских слов, которые должны были быть внедрены в туркменский язык. Например, «пальто», «кино», «институт» и «самолет». Еще один участник предложил другой пример: французское слово и понятие l’humanité может передаваться посредством русского слова «человечество», в то время как существует его туркменский аналог – adamzat.
Туркменских учителей обязали покупать ноутбуки, а молодежи запретили обниматься
«Русские слова должны были писаться с суффиксами туркменского языка и склоняться по родам
(несмотря на то что тюркские языки не имеют рода). Например, слово «колхозница» на туркменском языке звучит как kolhozçy ayýal»,– пишет Клемент.
В брежневскую эпоху на смену политике «слияния» советских народов, которая составляла основу советской национальной политики на протяжении большей части предшествующих трех десятилетий, пришла политика «сближения». Туркмены так и не стали полноценными «советскими людьми». Хотя благодаря переходу от слияния к сближению удалось, по-видимому, укрепить как туркменскую, так и советскую идентичность.
Сапармурат Ниязов, который стал первым секретарем Компартии Туркменистана в 1985 году и возглавлял страну после обретения независимости до своей смерти в 2006 году, производит впечатление неоднозначной для региона фигуры. Будучи лояльным сторонником «центра», еще в сентябре 1989 года он выступил против безотлагательного использования государственного языка.
«На сегодняшний день республика не готова начать использовать государственный язык, хотя люди приезжают к нам из ряда регионов и пытаются убедить наших ученых и интеллигенцию сделать это незамедлительно. Мы решили принять государственную программу развития и функционирования как туркменского языка, так и языков всех народов, населяющих нашу республику. В конце концов, после определенной подготовки мы тоже начнем использовать государственный язык», – сказал он на заседании ЦК.
Как отмечает Клемент,
не Ниязов изменил ситуацию. Скорей, это народное настроение поспособствовало
возрождению и возвеличиванию туркменского языка. К 2000 году Ниязов фактически встал во главе процесса второй коренизации. Это произошло примерно через девять лет после обретения страной независимости. Хотя при найме на работу государство и раньше отдавало предпочтение этническим туркменам.
В конце книги рассказывается о первых восьми годах правления преемника Ниязова – Гурбангулы Бердымухамедова. Клемент утверждает, что туркмены считают вопрос грамотности решенным, но поговорить есть о чем.
Пока Бердымухамедов читает рэп, его народ уходит к исламистам
Например, интересно, насколько повлияли на «туркменскость» доходящие до абсурда культы личности, насаждаемые сначала Ниязовым, а затем сменившим его Бердымухамедовым.
Что можно сказать о продвижении в массы некогда повсеместно распространенной книги Ниязова «Рухнама» и ее последующем исключении из учебной программы и повседневной жизни Бердымухамедовым? Является ли набирающая обороты система взглядов, основанная на восхвалении нынешнего правителя – бессменного Аркадага, покровителя и защитника народа – просто моментом в истории или чем-то, что оставит свой след.