На днях Тони Блэр не побоялся поднять вопрос о необходимости тотальной догматической перестройки Ислама, который, по мнению бывшего британского премьера, не совместим с сегодняшними экономическими реалиями и принципами религиозно-плюралистического светского общества.
Блэр, может намеренно, а может и случайно, не употребил термина «Реформация» — по аналогии с протестантской реформацией, имевшей место в Европе в 16-м веке, хотя, по сути, призывает организовать нечто аналогичное во всем мусульманском мире с тем, чтобы противостоять идеологии экстремистов, ввести в Ислам больше степеней свободы и обеспечить условия, при которых в некоторых регионах мира «мечеть» была бы отделена от управления государством.
Как показал обзор некоторых открытых информационных источников, сторонников идеи Исламской Перестройки хватает и в самом мусульманском мире:
Салман Рушди, приговоренный к смерти Аятоллой Хомейни за крамольные «Сатанинские куплеты», озвучил это видение так: “То, что нужно — это движение за пределы традиций — ни много, ни мало, а реформационное движение, которое введет фундаментальные концепции Ислама в современную эпоху, Мусульманская Реформация, которая не только будет бороться с джихадистами, но и встряхнет запылившиеся и закостеневшие институты традиционалистов, откроет окна ранее закрытых обществ и впустит в них свежего воздуха».
Иранский философ Абдол Карим Соруш, который считается Мартином Лютером исламского мира снискал репутацию отрицателя любых форм фундаментализма и пропагандиста демократии. Его любимая тема — это разделение ролей и полномочий между государством и религией. У него есть в Саудовской Аравии последователь — ученый Мансур аль-Ногайдан, который заявляет следующее — «Исламу нужна Реформация. Исламу нужен человек с отвагой Мартина Лютера. . . Мусульмане слишком закостенели в своей приверженности старой и дословной интерпретации Корана. Наступило время, когда многие из сур в Коране, особенно те, что говорят про отношение Ислама и других религий, должны быть пересмотрены в пользу построения более модернового Ислама».
На даже присутствие в исламском мире людей, говорящих в унисон с Блэром не высвобождает этот мир от потенциального идеологического вмешательства извне. Аятолла Хомейни, например, мог укрепить убежденность Блэра следующими своими словами — «Не санкций и не военного вмешательства мы боимся. Мы боимся западных университетов». Аятолла, скорее всего, читал труды Сайида Кутба, египетского теоретика джихада, который провел некоторое время в США в 40-е г.г. 20 века и проникся глубоким отвращением к тому, что сам называл «американским материализмом и духовной помойкой». В Египет Кутб вернулся воинствующим мусульманимом и сторонником философии «отметания вульгарного влияния запада». Исламский мир, согласно Кутба, требовал чистки и единственным способом таковой был джихад. Кутб стал лидером Братьев-Мусульман и был казнен в 1965 г. Казнь сделала его идолом джихадистов.
Так вот Блэр уклонился от термина «реформация». Наверное, потому что в сложном котле современного Ближнего Востока ему трудно политически корректно определить, кто выступает в роли реформаторов мусульманских государств, и кто мог бы напомнить средневековую церковь. Реформаторы-протестанты Лютера были еще те фундаменталисты, а современные лидеры исламской перестройки до уровня деятелей эпохи европейского Просвещения пока не дотягивают. В глазах западных интеллектуалов, типа Блэра мусульманский Восток неконкурентоспособен, потому что охотно пользуется западными технологиями и оружием, но совершенно не проникается западным духом, эти технологии и оружие породившим. Потому и разобраться с ними надо утилитарно и фундаментально — уничтожить радикалов, а мирным навязать новую веру.