All that Jazz — фильм, который написали

Вот ведь как, был некогда человек (имя кто вспомнит?) и написал Роман о Розе. Много потом жанров сложилось в литературе, появились даже такие изделия из букв, как Код Да Винчи. Но есть роман о розе. И все, мессиры, хоть пиши, хоть нет словами явленное странствие души в чувстве красоты по любовному поиску, катится она голышом по ручью эпох, и только случайно застигнутые экстазом туристы и взгляда не оторвут, и души своей от небес, внезапно явленных.

Да, Боб. Он написал дух сцены в доступных глазу нотах. Партитура кадров и лиц, невероятно много клавишных каждой считанной сцены, ритм-секция — грубая, как бойня скота в Айдахо, и, боги мои, как невероятно много солирующей мимики – саксофоны, трубы, перкуссия, в каждом выражении случайно нажатого, как клавиша, лица. Вероятно, таким и был первый фильм о джазе.

Все многое до того, даже и ч/б с невероятным Паркером или Армстронгом, солирующим каждый кадр, были фильмы о…

О, например, музыке.

О, к примеру, музыкантах.

О, допускаю, способах извлечения звуков, актерах, имеющих ясный режиссерский замысел, как происходит мука души, надувающей медный инструмент, который, по сценарию, вздувает перепонки экстатирующего привлеченным оргазмом зала. В общем, много было синема.

Вот и по Меркьюри Фредди сняли ремикс водослива мало кому сейчас по-настоящему любопытной эпохи

Бывает и разное, по высокой зоне чувственной реальности смотря.

Фильм Crossroad, например. Там, как ни крути, есть три действующих лица – ниггер, дьявол и гитара. И в редчайших эпизодах фильма три главных компонента дают нам рок-н-ролл, что реальное событие. Древа и дороги Оклахомы, бары и клубы Канзаса, лица страны Алабама — не уверен, впрочем, в географической точности. Но где еще снимать фильм о рок-н-ролле, как не по тонкой кромке Среднего Запада и Старого Юга? Главное же, мы видим пальцы, как половые органы струн, и великий происходящий секс – музыка как форма слияния, производящая детей. Каких? Твою душу и мир, чувак.

Теперь оставим эстетику, поговорим о кино.

Итак, Арсен Баянов. Музыкант, кто не в курсе. Возможно, потому именно он, алма-атинский барабанщик, снял джаз-фильм о джазе. Точнее, нет, не снял, господа. Арсен просто исполнил джаз-сейшен на ленте, которую, разумеется, можно и необходимо проецировать на экран.

В любом зале мира сообщаю, потому что музыка воспринимается как пост-фронтир любой обитаемой территории слуха.

Следовательно, All that JAZZ – In Jazz We Trust, о чем и продолжим.

**

А начнем?

— Полагаю, с интимологии (не обмолвился), поскольку это трогательно и касаемо. Вдумавшись в последние два слова, замрем от нового понимания, поскольку new means put the minds in new feelings, а слова значат не больше своих значений, то есть нас с вами, значимых и сущих.

Кабаки социалистической Алма-Аты: приют богемы и гэбистов

Значим ли джаз и сущие ли мы в нем? Попробуем разобраться.

Начнем с семечки злаковой. Джаз интимен, поскольку родила его безысходность плети, тростника и хлопка, черной кожи и черной ночи. Песни плантаций плавящего дня плавно переходили в темное дно ночей Миссисипи, and niggers make love like the nights makes the songs. Жаль не выйдет изящного перевода ради сохранения смысла. Здесь сама музыка родилась не по нотам, а на натуре горла и вздоха чувственных моментов бытия плоти.

Несколько позже вступили труба и клавишные.

Вывод из написанного? Так и произошла порода джазмена, особый тип человека, который невероятно долгое время создавал естественный мелодичный отбор под бездонным взглядом Старого Южного Демона (Devil of Old South).

Музыкальная антология Алма-Аты: История «Бумеранга» — первопроходцев джаза в Казахстане

А имен ему неисчислимо – New Orleans, New York, California, Алма-Ата, и любой знаток заполнит возможные пробелы.

Жив ли синематографист Баянов в интимологии джаза? Вполне, и до генной косточки.

К слову.

Одна из любопытных ассоциаций после просмотра композиции (словосочетание «документальный фильм» дается с некоторым усилием) Алматинский рэгтайм. Boomerang появилась от сочетания «ориентальный джаз». Именно таким звукорядом команда Бумеранг окрестила свою мелодическую стилистику.

Что вдохновенно по смыслу и звуку, а манит, как гурмана свежий трюфель.

Вот разве после лиц, увиденных на экране, музыкальных фрагментов и личной интенции данного слова-смысла, подумалось, что джаз белых вполне можно назвать и этническим. Все остальное есть джаз натуральный, он же регтайм, бибоп, свинг и далее по терминам. Впрочем, может быть ввести понятие alma—jazz во всемирный музыкальный словарь?

Idee fix, понимаю.

В jazz—movie памяти от Арсена Баянова моментально воспринимается чисто классическая импровизация в канонах заданной темы: люди джаза, Алма-Ата, эпоха 70/90 и музыка, строящая мир вне и вопреки социальной канве и штампам условной темпоральности.

Ритм-секцией здесь безусловно фотографии.

Невероятно советские черно-белые фото лиц, групп и фигур, полностью не соотносимых ни с какой классовой системой что по Марксу, что по Збигневу Бжезинскому. Одновременно они же суть той малой эпохи, фрагмент музыкального генезиса, рулящего внешней формой и внутренней оболочкой событий доступного времени.

Остальное по бибопу.

Виртуозная партия ударных и баса с неожиданными переходами и повторами фотоматериала задают цельность всей композиции, на которую естественно накладываются сольные партии остального визуально-звукового материала.

Перейдем к клавишным и струнным.

Говорим и о самих инструментах, и конечно же о том, как они выглядят (скорее живут) в руках джазменов. Снятые непосредственным образом, без пафоса, эпизоды созвучны музыкальным фрагментам. А когда взгляд не режет слух, случается гармония.

Особенно в лицах.

Тахир Ибрагимов — ранее не слышал, как и сам джаз Алма-Аты — до времени мне был известен на уровне жителя Бронкса о творчестве Абеляра.

И верьте, достаточно 10–15 минут фильма, чтобы ключик к миру повернулся в замке.

Естественным образом тебя притягивает сюжетная линия от медной таблички на двери его алма-атинской квартиры до выступлений современных бэндов своей прозрачностью и, вот слова, преемственностью живой.

Джаз только в памяти – музейная вещь: посетитель редок, билетеры спят.

Цитата: «Я просто обязан быть активным по жизни, барабанщики активные люди, в общем-то, они несут двойную, тройную нагрузку…»

Сильному человеку, пусть странно звучит, всегда непросто перейти водораздел времени. Сила в сочетании с талантом необыкновенно хрупкая вещь. Чуть романтики – где проскользнет пирога, каравелла сядет на мель, а там уже и до штормов недолго.

«Риск – это участь каждого художника.» Френсис Бекон.

Музыка печатает образы, как станок винил, звучание не подделать.

Каждое интервью в фильме прозвучало джазовой темой. И конечно же, сами музыканты. Возьмем ли 30-е годы, 50-е имени города Фриско и парня по имени Птица, 20-е попутного нам тайма, народ джаза совершенно не контемпорален. Время важно лишь для расстановки нот.

Все, кого мы увидели на экране — Яков Хан (тромбон), Эдуард Саржаев (саксофон), Сергей Каргополов (барабаны) — все те, кто играет джаз в Алма-Ате сегодня, абсолютно индивидуальны. И в то же время каждый из них джазмен — от мимики до жеста.

Что можно добавить – смотрите настоящее кино.

Регтайм сыгран.

Без плавных переходов, как, собственно, и на просмотре.

Donna Alma. Saludas!

Отнесись к городу как к женщине, по имени его, и воздастся тебе любовью. А Алма-Ата, конечно же, она.

Об Алма-Ате неформальной уже писалось, но порой не грех и повториться, ибо как сказано в Шах-Руми, была бы река, а купайся хоть трижды. Только сейчас мы начнем с вокала. Точнее, с авторского голоса.

Безусловно, Баянов Арсен не Юрий Левитан и даже не Игорь Кириллов (программа ВРЕМЯ, кто помнит). Между нами говоря, Арсен вообще не диктор — впрочем, к самой дикции претензий нет. Но то что стало бы минусом в произвольно ином фильме, здесь дает тройной плюс — все обыкновенно, дневник города должен звучать на его языке.

Что характерно для Городов немногих, к таким отнесем единицы (моя Одесса, к примеру, или сохранившаяся местами Москва с Питером в придачу, и мой же разбитый на малые островки в безликом океане Киев), алма-атинский саунд уникален и неповторим. От уличного шума и звучания утренней городской тишины до манеры постановки гласных и темпоритма вокала коренных его жителей.

Именно так автор рассказывает о временах и образах родного ему города. Любая другая речь, особливо исполненная высокого актерского мастерства, была бы смешна и нелепа. Есть такое словечко «безыскусность». Оно почти исчезло из повседневных словарей, и немногие способны воспринять его настоящий смысл. Жаль, слово многого стоит.

Ведь у нас здесь как, натуральный городской романс, и он под гитару, филармония рядом.

О самом жанре городского романса чуть отдельно.

В каком-то смысле он канул в Лету, сошел из обыденности слуха и воспроизведения. Ярчайшим представителем стиля у нас был, конечно, Булат Шалвович Окуджава, а потом… потом — ну как после… иных уж нет, а прочие не пели. В известном смысле традиция не прерывалась у французов, но и там, знаете, уже как струйка в Сене.

Велика Америка, фамилии по пальцам – возможно, чуть Боб Дилан. Возможно, отчасти Леонард Коэн. Возможно, совсем Чарльз Буковский. Последний, конечно, совершенно не пел, зато был полностью в теме и выразительных средствах.

Теперь о радостном. Алма-Ата неформальная — самый что ни на есть городской романс, исполненный солистом и камерой. И это не выбивание нафталина из бабушкиного пледа, вещь свежа как зеленое яблоко.

Не поленюсь еще раз подчеркнуть: мы не смотрели документальное кино, мы не видели ностальгического видеоряда — последним нет счета, с экрана пел городской романс.

Аплодисменты исполнителю.

Какое наипервое впечатление? Сразу вспомнился незабвенный Владимир Семенович – «настоящих буйных мало…» и искренняя радость – Есть!

В смысле персонажей некоторых новелл(?), возможно, фильма. Рассказанных и показанных историй, интервью, лежащих в канве обыденной логики ровно с обратной стороны. И конечно же, самого автора – вернуться к традициям Окуджавы и Гиляровского в, смешно сказать, 18 году от начала Миллениума, 20-м после выхода Матрицы — это, конечно, жест разума.

Впрочем, на то артисты.

Не к месту вспомним о Пикассо.

Мне он, разумеется, непонятен. Вам, как я не сомневаюсь, тоже.

Вопрос, видимо, в том, как товарищ Пабло — до обретения марксизма, понятно — сумел как никто другой явить нам чистый вкус 10-х и 20-х годов века прошлого, без патины унылого ретро, но в живом дыхании каждого того дня?

Тоже не знаю.

Надо суметь показать 70-е так, чтобы это была не хроника брежневской эпохи, хотя пигментация времени наглядна (куда от нее), но городской репортаж, трансформированный в кинопрозу. Нет прямых ассоциаций с чем-либо подобным, снятым ранее, но не здесь, разве вспомнить незабвенные Покровские ворота или если уж совсем по классике, то ХХ век Бернардо Бертолуччи. Фильмы красивые и могучие, как левиафаны, но иные жанры, другие планеты. Как мне по возникшей мелодике внутренних ощущений вспомнились Генералы песчаных карьеров – неухоженная юность в чистоте сырого вкуса утра и мира.

Сентиментальность, случается.

В общем, писать еще можно многое.

О совершенно безумных игровых эпизодах Алма-Аты алкогольной (полный восторг, примите на веру), о светлом возвращении в личный протуберантный период любого зрителя Алма-Аты пацанской, о соприкосновении с иным Алма-Аты мистической. Но что слова, где зренье правит бал?

И какие интервью, господа, какие люди!

Где еще увидишь вполне состоявшихся джентльменов с непогасшим ребячьим огнем в глазах? Уверяю, я лично не наблюдал.

После просмотра, разумеется, прошла малая пресс-конференция или же краткий сборник вопросов на предустановленные ответы, ее опустим.

Те, кто настояще впечатлил собой фильм, вопросов не задавали. Что чисто по-римски — гладиатору арена, зрителю скамья.

А спрашивавшим попробуем ответить кратко.

Личность Арсена Баянова уже не имеет никакого значения, это не ваш приятель снял кино, забудьте.

Смотрите джаз, любите фильмы, All that Jazz und Welt ist Film.

Ciao amici!