В происходящем в Казахстане падении курса тенге в целом нет ничего необычного. Все факторы, о которых в связи с этим говорит Национальный банк, в принципе существуют и теоретически могут оказывать влияние на курс казахстанской валюты.
В своем комментарии от 13 августа по поводу падения тенге среди причин Нацбанк назвал
Можно еще вспомнить происходящий процесс повышения процентных ставок в США, что означает завершение эпохи дешевых денег. Все это в принципе верно и в то же время слишком глобально для конкретных условий экономики Казахстана.
К примеру, Пекин проводит аккуратное ослабление юаня с тем, чтобы попытаться нейтрализовать действия администрации США по ограничению торгового дефицита с его страной. В 2017 году экспорт Китая в США превысил импорт на 375 млрд долларов, и это рекордный профицит торгового баланса. Собственно для этого американцы вводят новые пошлины на значительную часть импорта из Китая. В данном случае политика ограниченной девальвации в Китае имеет своей целью поддержание китайского экспорта.
Если же говорить о Турции, здесь девальвация связана главным образом с общей сложной экономической ситуацией. Во-первых, отмечается серьезный дефицит торгового баланса, который по итогам 2017 года составил 77 млрд долларов (экспорт 157 млрд, импорт 234 млрд) и вырос по сравнению с предыдущим годом на 36,8%. В условиях экономического роста (в 2017 году больше 7% от ВВП) это было не особенно критично.
Но в 2018 году ситуация изменилась и лира резко пошла вниз. Причем даже введение в начале августа персональных санкций США против министров МВД и юстиции, а также пошлин на импорт стали и алюминия на сумму 1,8 млрд долларов, которые президент Реджеп Эрдоган назвал «экономической войной», только усугубили и без того сложную ситуацию.
В начале августа за неделю лира упала на 20% — до рекордного уровня в 7,23 лиры за доллар. Если учесть, что в конце 2017 года курс был меньше 4 лир за доллар, то
турецкая валюта по итогам года приближается к 100% девальвации
Среди причин обвала лиры можно выделить нестабильную внутриполитическую обстановку в стране, сложный инвестиционный климат, а также трудности в отношениях с Евросоюзом и США. Помимо всего этого, Анкара ведет еще и войну в Сирии. На этом фоне экономический рост замедлился, негативные ожидания в экономике выросли, в том числе усилилось недоверие к действиям властей. Вследствие этого выросло давление на лиру.
Между прочим, нынешняя турецкая ситуация наглядно продемонстрировала роль доверия населения и бизнеса в определении курса национальной валюты. Дефицит торгового баланса в Турции отмечается уже довольно давно, однако в условиях роста экономики ожидания общества были довольно позитивными.
Популярность Эрдогана во многом основывалась на экономическом росте при низкой инфляции и относительно стабильной валюте,
по крайней мере, предсказуемо стабильной. В результате лира стала более активно обращаться в экономике: от нее не старались избавиться при первой возможности, превратив ее в средство накопления. Когда же стали множиться плохие новости одновременно и в политике, и в экономике, когда лира стала падать, бегство из национальной валюты приобрело массовый характер.
Не случайно Эрдоган призывает покупать лиру и копить в ней. Но проблема в том, что за время экономического роста выросла и денежная масса. Государство не может избежать такого соблазна. И эффект оказался сокрушительным.
Ну и наконец, Россия, которая не только уже находится под санкциями, но и ожидает новых, которые могут затронуть в том числе и ее финансовые институты. К примеру, в рассматриваемом в американском конгрессе пакете санкций есть и ограничения на работу с государственным долгом России, а также на деятельность семи государственных российских банков. Собственно, именно внешней ситуацией финансовые власти России в основном и объясняют девальвацию российского рубля. В начале августа он упал на 8% по отношению к доллару.
Но при этом в России в комментариях специалистов подчеркивают, что курс рубля поддерживается продажами валюты экспортерами. И действительно при высоких ценах на нефть другие экспортные товары и общем профиците торгового баланса России рубль теоретически должен укрепляться. Собственно, поэтому минфин и Центробанк России периодически скупали валюту на внутреннем рынке (за 2018 год 32,5 млрд долларов) и это долгое время не приводило к каким-либо последствиям для курса рубля.
Конечно, есть еще фактор оттока капиталов, который в первой половине 2018 года вырос в 2,5 раза по сравнению с аналогичным периодом 2017 и достиг уровня в 21,5 млрд долларов. Но и профицит торгового баланса России вырос — с января по апрель 2018 года на 37,8% — и составил 65,3 млрд долларов. По итогам года профицит может достичь 200 млрд долларов.
В связи с этим можно согласиться с теми, кто считает, что в России ослабление рубля в целом выгодно именно государству. Санкции дают хороший повод ослабить рубль или по крайней мере не мешать его ослаблению.
Во-первых,
это выгодно бюджету, который получит дополнительные доходы. Российский бюджет уже стал профицитным
Во-вторых, это отвечает интересам экспортеров, которые получают доходы в валюте, при этом их расходы в России осуществляются в рублях.
И вот здесь мы вплотную подходим к нашей ситуации. Для наблюдателей в Казахстане уже давно стало очевидно, что последние годы тенге следует за рублем. Фактически это его главный ориентир. И такая ситуация вполне объяснима. Одним из следствий создания Таможенного Союза в 2010 году стал рост импорта из России.
В результате к 2013 году дефицит торгового баланса Казахстана с Россией достиг 12 млрд долларов (18 млрд импорт и 6 млрд экспорт). Ситуация стала заметно сложнее к 2015 году, когда в России девальвировали рубль, а Казахстан продолжал держать курс тенге. В обычной ситуации в этом не было бы особых сложностей.
Потому что курс национальной валюты определяется, исходя из макроэкономической ситуации и задач, которые стоят перед государством. Для казахстанской политики привлечения инвестиций при наличии общего профицита в торговом балансе страны предсказуемость курса валюты имела большое значение. Кроме того, Казахстан в 2010-х много импортировал для реализации крупных проектов: например, того же Кашагана или инфраструктурных проектов.
Естественно, резкая девальвация заметно ухудшала ситуацию и для инвестиционного климата, и для банков, и для населения. В то же время она была выгодна экспортерам и государству, которые могли получить больше тенге за счет доходов в иностранной валюте. Но очевидно, что
в условиях общего таможенного пространства альтернативы девальвации, по сути, не было
Дешевый российский рубль мог привести к полному обрушению казахстанской экономики за пределами предприятий, работающих на экспорт.
Возможно, что трудности, которые испытала казахстанская экономика в 2010-х годах, требовали своего решения. Одним из таких, вполне вероятно, и стала фактическая привязка тенге к российскому рублю. С тех пор казахстанская валюта движется вслед за российской, придерживаясь соотношения примерно 5,5 тенге к рублю.
Это позволяет отчасти пытаться балансировать торговлю с Россией. В 2017 году импорт оттуда составил 12,3 млрд, экспорт — 4,9 млрд долларов. В итоге дефицит торгового баланса Казахстана в торговле с Россией составил 7,4 млрд долларов. Это, конечно, не трехкратное преимущество, как в 2013 году (18 к 12 млрд), но все же. Причем дефицит по сравнению с 2016 годом вырос на 1,6 млрд долларов.
Характерно, что тенденция к росту импорта из России вполне очевидна. Можно себе представить, что если бы тенге к рублю вдруг укрепился, то российский импорт немедленно бы увеличился. При этом нет очевидных предпосылок для роста казахстанского экспорта в Россию.
Можно привести в качестве примера характерную ситуацию с экспортом угля.
Здесь у казахстанского угля есть серьезный конкурент в лице российского Кузбасса. Прежний губернатор Аман Тулеев говорил о том, что надо прекратить угольный экспорт из Казахстана на те российские электростанции, которые еще его используют, и что в Кузбассе наблюдается избыток угля.
Представители Казахстана в начале года говорили, что якобы достигнуты договоренности о предоставлении возможностей экспортировать казахстанский уголь через российские железные дороги до портов Дальнего Востока. Это, конечно, не помогло бы улучшить торговый баланс с Россией, но увеличило бы общий экспорт Казахстана. Что могло бы стать частью политики балансирования торговых отношений.
Но такое решение сталкивается с серьезным лобби российских угольщиков, которым вовсе не нужен конкурент. Аналогичным образом лоббисты российских металлургов ставят вопрос о росте экспорта казахстанской продукции на российский рынок и возникновении ненужной им конкуренции.
Но фактическая привязка тенге к рублю ставит Нацбанк Казахстана в зависимость от политики Центробанка России. Последняя в свою очередь исходит из задач российской экономики и учитывает все негативные обстоятельства, связанные с кризисом в отношениях России с Западом.
Соответственно, пока российский Центробанк придерживался линии на крепкий рубль, поддержание соотношения в 5,5 тенге к рублю не было слишком сложной задачей. С макроэкономической точки зрения это вполне укладывалось в логику относительно высоких цен на нефть. Более того, Центробанк активно покупал валюту на рынке с целью пополнения запасов. Но когда российские финансовые власти решили, что более слабый рубль будет полезен для бюджета и экспортеров, Нацбанк Казахстана фактически должен был повторить их действия. По крайней мере, все так и выглядело со стороны.
Показательно, что 14 августа заместитель председателя Нацбанка Казахстана Олег Смоляков, выступая на заседании правительства, акцентировал внимание на том, что тенге стабильнее рубля. Он также говорил о геополитике, об оттоке капиталов с казахстанского рынка, но утверждал, что ситуация стабильная и ажиотажного спроса нет. Но вопрос о рубле и необходимости учитывать его курс при оценках ситуации с тенге явно стоял на повестке дня.
Собственно, проблема здесь не в том, что тенге привязали к рублю. К примеру, Китай долгое время придерживался политики привязки юаня к доллару. Вопрос, по сути, в том, что Нацбанк так моментально реагирует на любые изменения на валютном рынке России. Такое впечатление, что у него существует некий достаточно простой алгоритм действий. В конце концов, это необязательно делать таким вот очевидным образом, если уж проблема существует. Можно сделать паузу, проанализировать ситуацию, а потом приступать к действиям.
В связи с произошедшим очень любопытно, что недавние события вызвали весьма серьезную критику со стороны. Директор центра «Талап» Рахим Ошакбаев сказал, что
плавающий курс, о котором говорит Нацбанк, не отвечает интересам экономики и этот эксперимент надо признать неудачным
По его словам, «самое большое зло — это непредсказуемость». Кроме этого, выступил депутат мажилиса, член комитета по финансам и бюджету, Аманжан Жамалов. Он также делал акцент на непредсказуемости ситуации в связи с нестабильностью курса для субъектов экономики. «Как бизнесу заключать контракты, если курс в любой момент может быть каким угодно? Люди живут в постоянной боязни будущей девальвации и инфляции. В условиях высокой зависимости от импорта каждая девальвация будет приводить к новому витку инфляции». Кроме этого, он указал на сырьевых экспортеров как главных выгодополучателей от ослабления тенге.
В данном случае интересно, что критике подверглись именно основные направления политики Нацбанка. Это может быть не случайно с учетом значения обоих упомянутых выше спикеров.
Ошакбаев ранее работал в «Атамекене», а затем вице-министром по инвестициям и развитию. Жамалов — депутат парламента от правящей партии, где публичные высказывания с критикой можно услышать не слишком часто. Можно предположить, что в истеблишменте есть те, кто недоволен ситуацией. И здесь как раз важен тезис о том, что важна предсказуемость.
Стоит также обратить внимание на важный момент в словах Ошакбаева о том, что денежная масса в Казахстане выросла с 12 до 23 трлн тенге. Это очень существенное замечание. Такой
значительный рост денежной массы представляет довольно значительный риск для экономики
В нашем случае это в районе 40% к ВВП. В развитых странах денежная масса может достигать больших величин, например, в Японии — 240% от ВВП. Но это предполагает другое состояние экономики и финансового сектора.
В развивающихся странах главный риск с большой денежной массой заключается в инфляции, а также угрозе своего рода денежного навеса в случае возникновения вследствие паники и ажиотажного спроса на валюту.
Такая ситуация сегодня происходит в Турции. Собственно, похоже, что с ней столкнулся и Нацбанк Казахстана. Никакой банк не сможет выдержать, если ему предъявят к оплате все депозиты. Точно также никакой центральный банк не выдержит, если спрос на валюту будет предъявляться в условиях значительного количества денег в экономике.
Так что после все этой истории, которая, похоже, еще не закончилась, осталось несколько вопросов. Самый главный: что делать с дефицитным торговым балансом с Россией? Может быть ничего не надо делать. Но тогда что делать с местным бизнесом, рабочими местами и налогами?
Какая политика более выгодна для экономики: плавающий курс, хотя уже очевидно, что он таковой лишь формально, или относительно предсказуемый, изменения которого происходят периодически? Нужно ли нам привязываться к рублю? Вопросов еще очень много, ответов мало.