Барымта — старейший казахский закон. Так называется захват чужого скота, вещей, вообще чужой собственности за неуплаченный долг – калым или кун (қалың – выкуп за невесту, құн – выкуп за убийство). После примирения барымтованная возвращалась хозяевам.
Среди казахов ходила пословица: «Жарлымен құда болғанша, баймен барымталас бол» («Чем с нищим быть в сватовстве, лучше быть с богатым в барымтовстве»).
Ученый Шокан Уалиханов в своем труде «Записка о судебной реформе» писал: «Мы постараемся объяснить баранту (тогда по-русски писали так), как понимают ее сами киргизы (казахи).
У киргиз баранта допускалась и законом. За воровство, грабеж, угон полагается аип (штраф, взыскание), а за баранту ничего. Барантой называется захват чужого скота или чужих вещей, вообще чужой собственности, за неуплаченный долг – калым или кун (қалың – выкуп за невесту, құн – выкуп за убийство).
Случалось в старину, что сильный племенным родством киргиз не платил кун за убийство или аип за оскорбление, нанесенное им какому-нибудь менее сильному киргизу. Или же, совершив убийство или кровную обиду, не хотел идти на суд.
Тогда по решению родового сейма оскорбленные и униженные шли на баранту и, сделав чувствительный захват, принуждали гордого обидчика дать законное удовлетворение. После примирения барантованный скот возвращался сполна, но без всякого аипа».
Его слова подтверждаются А. И. Левшиным в книге «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей». Описывая древние законы казахов, автор пишет: «…истец получает право с позволения своего старейшины произвесть баранту.
То есть с родственниками или ближайшими своими соседями ехать в аул ответчика и тайно отогнать к себе скот его. Но возвратясь домой, должен объявить о том своему начальнику, который наблюдает, чтобы
количество возмездия соразмерно было иску»
Обиженная сторона совершала барымту днем или же тайно ночью. В случае необходимости применялось насилие.
По закону степного общества барымтачи в течение трех дней должны были известить другую сторону, что барымта затеяна ими за конкретный проступок. Иначе барымта считалось воровством.
Все же казахи старались не прибегать к барымте и старались все решить мирным путем
Однажды молодой поэт Джамбул полюбил девушку по имен Бұрым (бұрым — коса). И чтобы переждать, пока все уляжется, увез ее в аул своего знакомого Саржана, который был волостным правителем.
Но так как Бурым была до этого засватана и калым за нее был уплачен, к хозяину дома, где прятался Джамбул со своей возлюбленной, приехали старейшины и попросили вернуть девушку, иначе все могло бы кончится плохо. Чтобы не доводить сородичей до вражды, за которым последовала бы череда нескончаемой барымты, Джамбул был вынужден согласиться.
Шокан Уалиханов к оценке барымты подходил со своим пониманием: «Мы думаем, что баранту тайную, воровскую следовало бы передать суду биев как род воровства, а на баранту открытую смотреть более снисходительно».
Из этого утверждения
следует отметить, что барымта была двух видов: открытая и тайная
Тайная совершалась зачастую бедняками, за которыми не стоял никто из влиятельных сородичей. Такую барымту совершил в ранней молодости великий композитор, домбрист кюйши Курмангазы.
Так как бай Аубакир неправильно расплачивался с его отцом, работавшим на него многие годы, Курмангазы увел одного из лучших коней бая. Оседлав резвого скакуна, юный барымтач прискакал к родителям, рассказал о случившемся и уехал далеко, к родственникам матери.
Родителям после этого случая тоже пришлось перекочевать в другой аул. А за Курмангазы закрепилось прозвище «барымтач», хотя в глазах бедняков он прослыл героем.
Зачастую одинокие казахи занимались барымтой вынужденно, не видя другого выхода
Подобных случаев, когда обиженные богатыми вершили свой суд справедливости, в казахской степи было немало. Решение о барымте принимались старейшинами или же лично каким-нибудь богачом, а осуществлялось руками молодых и сильных джигитов.
Эти вылазки требовали большой сообразительности, ловкости и отличного знания местности. Порой казах мог похвалиться, что он барымтач.
Главари барымтачей иногда называли себя батырами
Одним из успешных барымтачей был предок народного художника СССР в пятом колене, живописца Ханафия Тельжанова. О нем даже сохранилась людская молва: «Өзі барымташы болған соң, балташы болды («Так как он был барымтачом, ему легко орудовать топором»).
Казахстан издревле называли страной лошадей. Конь в жизни кочевых казахов кроме прочего играл роль своеобразной валюты, был мерилом отношений между людьми. Именно лошади по большей части становились предметом барымты.
Так как только конь являлся главным и быстрым средством передвижения казахов, на нем и совершалась барымта. Казахские лошади могут пройти от 100 до 120 км в день.
Польский художник Бронислав Залесский, служивший в Оренбургском корпусе и издавший в 1865 году в Париже книгу-альбом о казахской жизни, писал:
«Киргизы посмеялись бы над нашими скачками на несколько верст. По их мнению, настоящий конь должен преодолеть 40 верст: первые 10 шагом, вторые – рысью, третьи – галопом и последние – во весь карьер!».
Поэтому барымтачи осуществляли свои набеги исключительно на лошадях и барымтовали лошадей.
Польский революционер Адольф Янушкевич, сосланный в казахские степи, живо описал случай, связанный с барымтой: «Прошлой ночью барантачи вновь напали на табун, который пасся поблизости от нашего становища.
Криги: «Ай! Гай! Аблай!», с одной стороны, и шум, поднятый пастухами, – с другой, сразу взбудоражили все население аула. Люди, вскочив на коней, привязанных на всякий случай возле юрт, пустились к месту шума. Но не успели они доскакать, как нападавшие, захватив 8 коней и используя темноту ночи, бежали, угнав их с собой.
…Только что на взмыленном коне прискакал киргиз, который несколько часов назад случайно угодил на 40 с лишним барантачей, отдыхавших в долине всего лишь в 20 верстах от нас. Все вооружены копьями, четверо из них долго гнались за ним»…
В барымте мог принять участие любой мужчина, который слыл хорошим наездником, был выносливым и храбрым. Барымтачи при себе имели найзы (копье), ружья, палаши и нагайки. Первые две исполняли устрашающую роль, нежели применялись в обязательном порядке.
Одевались барымтачи в соответствии со временем года. Верхняя одежда была не тяжелой. Чекмень был натянут на левое плечо, правый свободный рукав заткнут за пояс, чтобы вольготно разойтись плечу, размахнуться руке. Количество участников определялось по необходимости.
Известно, что в барымте участвовали мальчики с 12 лет
На барымту ходили во все времена года. Бывало зимой возвращались домой с обмороженными руками и лицами, но это никого не останавливало. Опытные барымтачи перед нападением некоторое время бродили возле аулов, стараясь обнаружить верблюдов и лошадей, которых можно было бы угнать.
Заметив стада, барымтачи ждали подходящий момент, выбрав для этого удобное место, например ближайший овраг, которое называлось салық, где можно было припрятать свой скарб.
«Салық» с казахского переводится как «лагерь, стан». Слово происходит от корня «салу» — класть. В казахском языке оно имеет еще одно значение – взимаемый налог.
Барымтачам иногда приходилось прятаться долго, по несколько дней. Самым подходящим временем для вылазки считалось раннее утро. Именно в эти часы человека, стерегущего табун, одолевает сон, и он становится менее бдительным.
Поэтому нужно было ждать, даже несмотря на то что иссякал запас пищи. Зато когда исход вылазки был положительным, можно было попировать на славу и оказаться в центре внимания общества, что было немаловажно для любого барымтача.
Мужчины барымтачеством могли заниматься долгое время в зависимости от везения и физической выносливости. Поэтому особенно
в мирное время удачливые барымтачи для сородичей и молодежи являлись своего рода примером доблести
И это было естественно в обществе, где не последнее место занимали сила и оружие, где ни один казах не являлся на народные собрания без оружия, а безоружному младшие могли не уступать места.
Барымта — не война, поэтому самым большим грехом для барымтача было убийство пастуха. Обычно его похищали, чтобы увезти за пару десятков верст, и только после отпускали, чтобы он не смог быстро предупредить о случившемся.
Захватив лошадей, а их количество могло быть больше сотни, барымтачи старались уйти так далеко, чтобы их не догнали.
Если же кому-нибудь из табунщиков удавалось бежать,
барымтачи, опасаясь, что их могут догнать, нередко прибегали к своеобразному гаданию
Происходило это так: один из барымтачей ударял ножом в бок самого лучшего жеребенка. Если жеребенок падал головой вперед, считалось, что хозяева уже оповещены и выехали за ними в погоню. Это означало, что останавливаться нельзя и опасно.
Когда хозяева догоняли барымтачей, без применения силы обходилось редко. Но зачастую расходились и мирным путем. Одна из сторон предлагала провести поединок рукопашного боя. Какая сторона победит, та и овладевала угнанным скотом.
Бывало победители оставляли в степи побежденных без лошадей и пищи. Или же, договорившись, что последние больше не будут их преследовать, возвращали коней и давали немного еды, чтобы те могли живыми добраться до своего аула.
В другой раз,
если преследователей было мало, последние могли раздеть барымтачей почти догола и оставить в степи пешими
Но к такому способу прибегали только летом или в жаркую погоду.
Если дело случалось зимой, забирали только часть одежды соперников, чтобы они не могли продолжить преследование. По обычаю барымтачей, они делились огнивом, чтобы можно было развести костер.
После побоища барымтачи обычно старались побыстрее искупаться, если где-то поблизости было озеро или река. В воду они входили по уши, это считалось очень действенным средством против ран и ушибов.
Если барымтач попадался в руки, с ним обходились очень сурово. Могли жестоко избить, сковать железными путами — кісен, какие делали для лошадей, запирали в отдельную юрту, держали впроголодь, в основном давали айран. Дальнейшую судьбу взятого в плен решали бии – избранные народом судьи.
Обычно из съестного барымтачи в дорогу брали копченое мясо конины и баранины. Всякий, отправляясь в путь, привязывал к своему седлу мешок с куртом, а потом разводил в воде несколько кусков. Так он мог утолить жажду и голод.
Когда после удачной вылазки барымтачи останавливались на ночь, а такое бывало нередко, забивали жеребенка. Тесаками и руками вырывали глубокую яму, густо устилали ее травой, куда клали мясо, покрывали землей, а сверху разводили костер. Приготовленное таким способом мясо было вкуснее, чем вареное.
Подобное блюдо было в радость участникам барымты, потому что постоянно есть жеребятину могли только очень богатые казахи.
Конечно, в степи было немало и таких, кто ловко пользовался барымтой для осуществления своих интересов. Об одном из них и рассказал писатель Мухтар Ауэзов в своей повести «Выстрел на перевале».
Краткая история такова. Бактыгул долгие годы пас вместе со своим братом Тектигулом коней бая Сальмена. После болезни и смерти брата он решил отомстить баю и совершил барымту, что закончилось сильным избиением приспешниками бая.
В надежде изменить жизнь Бактыгул пошел в услужение к сопернику Сальмена Жарасбаю. Тот, взяв Бактыгула под свое покровительство, в нужный ему момент послал его совершить барымту против Сальмена. Бактыгул был вынужден согласиться.
В конце концов после нескольких вылазок покровитель, спасая себя, сделал так, что вся ответственность за проделанное легла на плечи Бактыгула.
Суд биев присудил ему три года тюрьмы как конокраду, но Бактыгул бежал и скрывался в горах. Спустя некоторое время, улучив момент, выстрелом из винтовки он расправляется с Жарасбаем.
О том, как богатый вынудил совершить барымту мирного и бедного человека, правдиво описано в этой повести. Прототип главного героя — отец известного казахского государственного деятеля Турара Рыскулова.
« – Нынче же отбери по своему вкусу десяток надежных джигитов, и с богом! Не сыщешь Сальменовых или Сатовых табунов, все равно налетай на любых козыбаков. Отбей и угони косяк кобылиц с жеребцом постатней да попородистей. Ты выбрать сумеешь… не впервой…
… и Жарасбай сказал, подлив ему кумыса:
— Сат первый начал, как тебе известно, и всем ведомо. Не было б почина, не было б и торга. Они замарали руки ночной кражей, мы отмываем лицо честной барымтой! И уж отныне, куда бы эти ворюги ни сунулись, хоть к губернатору, всякий будет на нашей стороне – и казах, и русский… Понял ты меня?
– Нет, болыс…(волостной – Б. О.) не понял. Мутится у меня в голове, — глухо, тоскливо ответил Бактыгул. – Знаю одно: осень на носу, а этой осенью и вору, и барымтачу рядом висеть между небом и землей на деревянном коне… Натерпелся я лиха, сыт по горло. Не посылай меня, прошу!
Жарасбай с раздражением перебил его:
– С каких это пор ты стал оглядываться на деревянного коня? Ишь ты. Дальновидный!.. Забыл свой долг!.. Не слышишь голоса предков? Сат разорил твоего отца, Сальмен осиротил тебя, я даю тебе силу против Сата и Сальмена. Если упустишь такой случай, ты трус и предатель, безрукий, безмозглый ленивец, которого я кормил!
– Чему ты меня учишь, хозяин? – проговорил Бактыгул подавленно. – Какой пример подам сыну? …Бактыгул рванулся, чтобы встать раньше бая, и замер на коленях, растерянный, оглушенный».
Несомненно барымта была одной из традиций, вызванной нелегкой жизнью казахов, боровшихся долгие века за выживание в суровой степи. И сегодня этот закон остается лишь одной из составляющих исторических фактов.
И все же надо помнить, что барымта, как писал Шокан Уалиханов, была разной…