Что на самом деле происходит в Мьянме, почему рохинджа не могут интегрироваться в местное общество и кому выгодно накалять обстановку вокруг конфликта в далекой южной стране?
На эти вопросы попыталась ответить политолог Юлия Свешникова в своей статье для российской НПО ПИР-Центр.
В последние дни я задавалась вопросом, почему у нас в Малайзии одна из трендовых специальностей на рынке образования – Media Studies или Mass Communication. Тут вдруг нагрянула международная истерика по поводу насилия в отношении мьянмарской религиозно-этнической группы рохинджа, и ситуация стала немного проясняться. Даже если медиа-инжиниринг не всегда удачно применяется здесь, по крайней мере, он помогает понять, почему вдруг Мьянма стала самым важным мировым вопросом на ближайшие несколько дней, а простые обыватели в далеких уголках планеты, включая Россию, решили, что обладают достаточно проницательным видением ситуации для того, чтобы делать различные умозаключения.
Буддисты против мусульман: что стоит за резней в Мьянме?
Конечно, все не только локализуется, но и продолжает глобализоваться. В Грозном по призыву Кадырова собирается миллион человек, в Куала-Лумпур мои
малайские коллеги, обозрев собрания в Чечне и Москве, интересуются, чего же в России хотят от Мьянмы
При этом в самом Куала-Лумпур за беспорядки 28 августа, в канун Дня независимости Малайзии, возле посольства Мьянмы и на станции метро Ampang Park полиция арестовала 44 человека из тысяч протестующих.
В 2016 году премьер-министр Наджиб Разак принял участие в демонстрации по поводу солидарности с народом рохинджа, но как и многое в таких случаях, это был скорее политический жест, ориентированный на внутреннюю аудиторию, и отнюдь не попытка в самом деле высказать активный протест правительству Мьянмы. Потому что
ситуация с теми самыми беженцами, которые бросают якорь в Малайзии, коренным образом не меняется
Малайзия не присоединилась к Конвенции о статусе беженцев 1951 года и просто позволяет Управлению верховного комиссара ООН по делам беженцев делать свою работу. Эта работа в основном заключается в рассмотрении дел с целью дальнейшего переселения беженцев в страны, старающиеся их принимать – в основном в США, Австралию и иногда некоторые другие. Рохинджа в этом потоке самые многочисленные, заполняющие пространство ожидания комиссариата плотным строем каждый день.
В реальности с переселением никто не торопится. Чаще рассмотрение кейсов идет годами, процедура релокации, в случае если заветная карта беженца получена, и того дольше.
Но и карта дает немногое, в том числе не всегда защищает от поборов полиции, не говоря уже о медицинской помощи, школах и садиках – все это довольно ограничено. Беженец для Малайзии все равно нелегал. Разве что, несмотря на отказ присоединиться к международной конвенции, выслать его нельзя. Некоторым, правда, везет больше: слышишь, что на популярном малазийском курорте Лангкави кто-то говорит на одном из бирманских диалектов, и потом узнаешь, что правительство Малайзии под шумок наделило беженцев паспортами. Теперь они полноценные благодарные граждане, пополнившие лояльный электорат правящей партии. Об этом, конечно, не напишут в ежедневной англоязычной газете Sun или малайской Berita Harian, но расскажут местные жители, небезразличные к пополнению населения штата Кедах, к которому и относится остров Лангкави.
Положение рохинджа действительно очень сложное. Как очень подробно пишет директор Фонда им. Ф. Эберта из Янгона Алексей Юсупов, еще и отягощенное непреодоленным колониальным прошлым. Постколониальные парадоксы подтверждают сами беженцы из Мьянмы, которые происходят из разных регионов, так и не выстроивших приличных национальных скреп.
Власти Мьянмы устанавливают мины на границе с Бангладеш
Многие претенденты на статус беженца в процессе рассмотрения дела требуют переводчика с их собственного диалекта, иногда вплоть до узкорегионального – не только рохинджа не будут говорить на официальном бирманском, но и многие другие. А рядовой беженец из штата Качин или Шан, вопреки ожиданиям от него групповой солидарности, вдруг скажет, что все-таки «мы настоящие беженцы, а вот они, рохинджа — это бенгальцы, совершенно не интегрированные в наше общество». И даже, скажет он, Бангладеш их нам иногда импортирует, вдруг власти не заметят прибавки.
Про слабую интегрированность верно, отчасти благодаря многолетней политике властей, направленной на дискриминацию, отчасти благодаря усилиям местных улемов
(«знатоков ислама»), призывающих мусульман не изучать «шайтанский» язык бирманцев и каким-либо образом смешиваться, дабы сохранить свою ультраконсервативную идентичность. И конечно, такая среда становится идеальной для культивации крайне опасных экстремистских настроений, не имеющих ничего общего с исламом. Так что обоснованы опасения по поводу увеличения интереса третьих сторон поставлять оружие и обильно спонсировать борцов за национальные права, ту же Араканскую армию спасения рохинджа (Arakan Rohingya Salvation Army).
Казахстан озабочен ситуацией в Мьянме — МИД РК
Все это, собственно, о чем. О чрезвычайной сложности ситуации, которую ни с легкой Instagram-руки Кадырова, ни благодаря маркировке Эрдоганом происходящего не иначе как геноцида против мусульман, на который закрываются глаза, невозможно свести к простенькой картинке борьбы «агрессивной буддистской общественности и власти» против осколка мусульманской уммы при попустительстве Нобелевского лауреата Аун Сан Су Джи, соседнего Бангладеш, Восточной Азии и всего остального мира.
Вернемся к главному – почему «кошкин дом» вокруг этого вопроса разгорелся сейчас, почему затрубили те самые медиа, чья выгода? И тут появляется уровень анализа более высокого порядка – что с внешними факторами?
Дискриминация против рохинджа по времени накладывается на расширение китайских проектов в Мьянме,
в частности по добыче полезных ископаемых и в сельскохозяйственном секторе, а «международная обеспокоенность» – вероятно, на недовольство укреплением позиций Китая другими игроками, в частности США.
Мусульман хотят втравить в новую бойню, может даже с Китаем — политологи
В АСЕАН же «раскачивание лодок», в том числе с людьми, не любят, строго следуя политике невмешательства в дела друг друга. Здесь предпочитают по крайней мере делить ренту, вместо того чтобы ввязываться с собственным морализмом в дела соседей. Поэтому разогревание условно исламского экстремизма в противовес буддистскому на масле, подливаемом извне, должен в этот раз всерьез обеспокоить местные элиты. Прекрасно, если вне Мьянмы и АСЕАН озаботились вопросом насилия в отношении мирного населения. Вот только направление этих внезапных протестов тут и там без понимания исключительной сложности ситуации скорее всего оставит основных жертв конфликта в самой невыгодной позиции, а конфликт все равно не решенным.