Токсичные активы банков могут превышать 25-30% — Своик

По словам эксперта, недавний отчет S&P, касающийся проблемных кредитов казахстанских банков, отражает более реальную картину происходящего. Спасти банковскую систему помогут сокращение ставки рефинансирования и внедрение национального фондирования.

Данные Нацбанка неверны, считают аналитики Standard&Poor’s

Доля проблемных кредитов в банковском секторе РК составляет 25-30%. Эти данные были опубликованы международным рейтинговым агентством Standard&Poor’s Global Ratings в недавнем отчете. В нем аналитики S&P отмечают, что

показатели проблемных кредитов, приведенные в статистике Нацбанка, которые на 1 февраля 2017 года составляют 7,2% (с просроченной задолженностью свыше 90 дней), не являются верными

А реальный показатель проблемных кредитов, который варьируется в пределах 25-30%, обусловлен агрессивным ростом кредитования и отсутствием жестких стандартов при оценке вероятности погашения запрашиваемых кредитов.

Они отмечают, что вливание государством 2 триллионов тенге в банковский сектор коснутся только крупных, наиболее системно-значимых банков. Стабильность же остальных банков по-прежнему зависит от возможностей и готовности собственников вкладывать средства в рост банковского бизнеса.

В целом аналитики считают, что 2017 год станет непростым для казахстанских банков. Поскольку их операционная деятельность будет производиться в условиях умеренных темпов роста ВВП, волатильного курса тенге и невысоких цен на сырьевые товары.

Банки на гране катастрофы?

Экономист и политолог Петр Своик считает, что данные, приведенные S&P, отражают более реальное положение дел, нежели статистика Нацбанка. При этом он не отрицает, что для начала нужно понять, на чем базируется исследование S&P и какими источниками они пользовались при его проведении.

— Если взглянуть на официальную отчетность Нацбанка, то в ней доля проблемных кредитов составляет 7,2%, что тоже немало, но отнюдь не катастрофично. На фоне этого у меня возникает вопрос:

а вдруг данные S&P занижены и проблемных кредитов у нас еще больше? Что если наш «Титаник» уже наскочил на айсберг по самые уши?

Ведь даже если предположить, что доля действительно равна 25-30%, из этого следует вывод, что положение более чем серьезное, — говорит Своик, высказывая предположение, что подобными исследованиями с представленными заниженными данными сегодня пытаются заранее сбить панику.

Своик подмечает, что 1 трлн тенге, уже выделенный правительством в фонд проблемных кредитов, практически сопоставим с суммой займов, задолженность по которым превышает 90 дней.

— Получается, по отчетности у нас задолженность по просроченным займам составляет 1,097 трлн тенге, а правительство намерено выделить в фонд проблемных кредитов 2,3 трлн тенге, из которых 1 трлн уже выделен. На фоне этой нестыковки и появившихся данных S&P возникает логичный вопрос: верна ли отчетность Нацбанка? Я склоняюсь к тому, что все-таки международное рейтинговое агентство дает оценку, более приближенную к реальности. В этом случае остается только догадываться, сколько на самом деле у нас токсичных активов, — рассуждает он.

Заемщикам «не по карману» ставка

По словам Своика, сегодняшнее банковское управление осуществляется в рамках имеющейся экономической модели, в которой базовая ставка составляет 11%.

— Ставка уже заоблачная, а почему? Якобы из-за борьбы с инфляцией, которая у нас очень высокая. А не получается ли так, что инфляция у нас высокая в том числе и из-за завышенной стоимости денег в нашей экономике?

А большинство токсичных активов возникает вследствие того, что заемщики не могут отдать деньги под завышенный процент

И заемщиков можно понять — рентабельность их бизнеса ниже, чем эти заоблачные проценты. Ведь высокие риски неотдачи были заложены уже тогда, когда они брали кредит. В экономике, где кредит стоит не 2-3%, а 15-20%, нормальный кредитный процесс со своевременным возвратом и обслуживанием кредитов невозможен, — уверяет он.

По его словам, текущая ситуация, в которой на спасение банков из национального фонда приходится выделять триллионы, является закономерной.

— Уже практически двадцать лет наша экономика работает в режиме внешнего монетарного управления и внешнего монетарного обеспечения. После крайне неудачного для нас опыта суверенной кредитной миссии с 1993 по 1997 годы, когда мы, перейдя на тенге, действительно имели кредитный суверенитет, со страшной силой печатая деньги и доведя инфляцию тенге с первоначальных 4,7 тенге за доллар до 70 с лишним, государством была реализована политика макростабилизации — политика полной конвертируемости национальной валюты, — рассказывает он.

Трещина пошла с Аблязова

А суть полной конвертации, по его словам, это не появление массы обменников на улицах городов, а то, что доллар стал беспрепятственно заходить и выходить из страны, с превращением тенге в проекцию долларового же платежного баланса.

— В эту концепцию был заложен полный добровольно-принудительный отказ от суверенно-кредитной миссии. Национальный банк вообще перестал осуществлять базовое фондирование банков второго уровня. Он превратился в безналичный обменник американского доллара на казахский, именуемый тенге. Эта схема исходила из того, что все кредитное обеспечение казахстанской экономики осуществлялось внешним образом.

На чем, по-вашему, поднялся в свое время Аблязов, став крупным банкиром и совершив головокружительную экономическую и политическую карьеру?

Именно он азартнее и больше других брал кредиты за рубежом, — рассуждает Своик.

По словам экономиста, главные субъекты казахстанской экономики — нефтяные и горно-металлургические предприятия — в такой схеме не нуждаются в местных банковских кредитах, получая все необходимые им средства в тенге путем конвертации своей долларовой выручки на валютной бирже.

Местные же банки, отлученные от экспортно-сырьевого направления и не имеющие национального фондирования, были вынуждены кредитовать вторичные секторы экономики, занимая для этого деньги за границей.

— Национальный банк не давал им собственного фондирования и они были вынуждены кредитовать строительные, торговые предприятия и просто бытовое потребление, в основном ориентированные на импорт. В такой схеме завышенная стоимость кредитов внутри страны совершенно не волновала сырьевых экспортеров. Потребительский же сектор, не имея выбора, брал дорогие займы, постепенно увязая в неплатежах. И если в «тучные» годы схема работала, то теперь мы, что называется, «приплыли».

Внешнее фондирование казахстанских банков прекратилось после дефолта 2009 года БТА банка и Альянс банка,

а кредитование под заоблачные проценты потребительского сектора попритихло, так как доходы людей сократились. Тот огромный процент, на котором экономика Казахстана в хорошие годы могла расти, является сегодня петлей на шее, — уверен экономист.

Не последний триллион

Резюмируя свою точку зрения, Петр Своик считает, что выделенный в фонд проблемных кредитов 1 трлн тенге является «дыхательной трубкой», которая вставляется в горло удушаемому кредитными процентами организму, чтобы он хоть какое-то время продержался.

— Ну «подышит» он полгода, потом потребуется новый триллион, затем еще триллион. Хотя

на самом деле надо лечить банковский процент. Экономика, в которой кредит стоит дороже 5%, обречена по определению

А у нас кредит стоит дороже 15%. Нам надо не только радикально снижать этот процент, но и в целом менять экономическую модель, переходя с внешнего монетарного обеспечения на суверенное, — говорит Своик.

В подтверждение своих слов экономист приводит в пример последнее президентское Послание, в котором говорится, что Нацбанк должен теперь отвечать не только за инфляцию, но и за экономический рост. Но по убеждению Своика,

экономический рост возможен только тогда, когда кредит стоит не дороже, чем реальная экономическая рентабельность кредитуемых, и это не выше 3-5%

Кроме того, как он отмечает, в Послании говорится, что Нацбанк совместно с правительством должен обеспечить фондирование банков второго уровня в тенге.

— Это и есть восстановление национального монетарного суверенитета. То что президент включил это в свое послание, говорит о том, что

в Акорде все же отдают себе отчет в истинных причинах банковского кризиса,

— заключает Петр Своик.