Банки не смогут приумножить пенсионные вклады казахстанцев — эксперт

Аналитическая служба ranking.kz опубликовала любопытную информацию о том, что 2015 год для 33 из 35 казахстанских банков выдался прибыльным — они заработали свыше 127,5 млрд тенге. Мы попытались разобраться, зачем при таком раскладе Нацбанк планирует в 2016 году еще один триллион пенсионных накоплений граждан пустить в национальную экономику, частично — через банковское кредитование? Выводы шокируют.

Статистика — вещь упрямая

Конечно, аналитики отмечают снижение прибыли банков с января по август в 2015-м по сравнению с тем же периодом прошлого года на 35%, или на 70,1 млрд тенге. Но прибыль все-таки есть. «Казкоммерцбанк» и «ВТБ Казахстан» выпали из статистики прибыльности, при этом «Казком» — из-за убытков после приобретения «БТА Банка».

По итогам 8 месяцев 2015-го ТОП-5 банков по уровню прибыли сложился весьма интересно: «Ситибанк» умудрился увеличить свою прибыль более чем в два раза, а «Жилстройсбербанк» — в 1,5 раза.

«Примечательно, что по размеру активов на конец августа «Жилстройсбербанк» занимает 11-ю позицию, а «Ситибанк» — 12-ю. То есть, это банки с наиболее высоким уровнем возврата на активы», — отмечают аналитики.

Недавно сообщалось, что за короткий период Нацбанк дал коммерческим банкам 2 триллиона тенге, из которых почти триллион — из пенсионных денег.

В следующем году государство планирует изъять из ЕНПФ еще один триллион, 400 млрд из которого уйдет в Минфин, а остальное Нацбанк готов передать банкам на кредитование.

Возникают резонные вопросы: нужны ли банкам эти деньги? Кого они собираются кредитовать за счет накоплений рядовых трудящихся? Почему государство старательно избавляется от огромной суммы, принудительно изъятой из кошельков своих граждан?

На эти вопросы нам ответил политик, экономист Петр Своик.

Петр Своик

— Сначала рассмотрим, для чего банкам нужен свежий триллион тенге…

— А банки сами просят этот триллион или государство им с барского плеча дает?

— Давайте поссмотрим на эту историю с трех сторон — со стороны банков, со стороны правительства и со стороны самих вкладчиков.

У банков прибыль большая, считается в миллиардах, но если эту прибыль — а она примерно полтриллиона тенге — соотнести с объемом самого банковского бизнеса, то есть с объемом выданных кредитов — свыше 11 триллионов тенге — то выходит меньше 5% прибыли. Это не так уж и много.

Банковский бизнес в теории имеет две особенности, принципиально отличающих его от любого другого вида производственной деятельности. Во-первых, если все прочие производители хоть что-то делают со своим товаром (делают готовое из сырья или хотя бы заворачивают чужой товар в свою упаковку), то банк со своим товаром не делает ничего — он покупает и продает одни и те же деньги. Поэтому затраты банков связаны только с собственным содержанием, ну и как следствие, прибыль у них в виде разницы между доходами и расходами всегда больше, чем у производственников. Во-вторых, банк, в отличие от любого другого производителя, всегда может продать со склада больше, чем там есть. В этом, собственно, и заключается банковский бизнес: так называемый кредитный мультипликатор. Банк выдает кредиты на депозитной основе, но кредитов у него, как правило, больше, чем депозитов. Вот откуда прибыль.

Отсюда вывод — у любого другого производителя наличие прибыли говорит о том, что у него все очень хорошо. А для банков это говорит о том, что у них всего лишь нормально. В данный момент.

Что мы имеем на практике, исходя из нашей чисто казахской конкретики?

— Эта чисто казахская конкретика, которую мы наблюдаем после девальвации августа 2015-го, на самом деле сложилась еще после девальвации февраля 2014 года, — говорит эксперт. — Именно тогда и вкладчики банков, и сами банки, напуганные той «неожиданной» девальвацией, срочно стали «перекидывать» свои сбережения и активы в валюту. И получилась ситуация, усугубленная августовской девальвацией 2015 года, — банки затоварены валютой при, в основном, тенговом бизнесе.

Вот какие данные, например, мы видим на сайте Нацбанка по состоянию на август 2015 года: вся депозитная основа — 13 трлн 205 млрд тенге, из них реально в тенге — только 5 трлн 390 млрд, то есть существенно меньше половины. Тогда как кредитов — 11 трлн 378 млрд тенге, из них в нацвалюте — 8 трлн 325 млрд тенге, то есть существенно больше половины.

Это значит, что у банков возникла серьезная проблема — избыток валюты и валютных обязательств, которые они могут покрывать только за счет тенгового рынка, а здесь у них острейший дефицит ликвидности.

Поэтому свежая подпитка, будет это триллион тенге или меньше, им бы сейчас очень пригодилась.

Банкам, конечно, можно было перекинуть свои долларовые активы в тенге, но, во-первых, они напуганы еще той девальвацией и уж подавно шокированы этой. И спекулировать на таких операциях они боятся, хотя они могли быть очень прибыльными.

И тут есть еще один важный фактор, который мешает банкам играть на конвертациях. Начиная с ноября 2014 года, когда началась программа «Нурлы Жол», в экономику Казахстана активно заводятся ресурсы Нацфонда. Счет идет на миллиардные суммы помесячно. Эти деньги конвертируются из долларовых «инструментов» в тенге. То есть на фондовом рынке Казахстана впервые в истории появился новый игрок — Министерство финансов, которое оборачивает валюту в тенге. Соответственно, банкам это мешает заниматься тем же самым.

Европейские кредиторы отвернулись

— Если банк строит кредитный процесс только на депозитной основе, он превращается в то, во что превращается озеро, когда перекрывается источник его подпитки, — заболачивается. Банкам обязательно нужен новый приток денег. Традиционно это новое кредитное фондирование банки осуществляли за границей. А после кризиса 2008-2009 годов, когда БТА и несколько других банков попали в дефолтную ситуацию, от дефолта удалось их избавить путем реструктуризации — той самой, которой сильно гордятся в Нацбанке. Реструктуризация простым языком — процесс выкручивания рук внешним кредиторам. Им предложили такой вариант: либо они получают какие-нибудь 15% от вложенного, либо ничего, так как будет объявлен дефолт. Поэтому банки очень «удачно» реструктуризировали свой внешний долг, о чем сообщал Нацбанк в июле 2015-го, но после этого европейские кредиторы уже не так соглашаются ссужать казахстанской банковской системе новые деньги — слишком ненадежные они заемщики.

Сейчас банкам нужна не просто ликвидность. Им нужна дешевая и «длинная» ликвидность. И в этом смысле пенсионная денежка для них — буквально спасительная.

— Для чего правительство пытается избавиться от заботы о пенсионных накоплениях граждан?

— Когда рождалась накопительная пенсионная система, ее придумали отнюдь не Даулет Хамитович Сембаев и не Наталья Артемовна Коржова, а идеологом был не Григорий Александрович Марченко. Ее придумал Всемирный банк. А наши просто взяли под исполнение. Причем идея пенсионного накопительства состояла в том, что из реальной живой потребительской сферы вытаскиваются по 10% ежемесячно от зарплат у всех официально работающих и долгосрочно инвестируются таким образом, чтобы развивалось и то, куда они инвестируются, и чтобы сами инвестиции благополучно сохранялись и приумножались.

Изначально Всемирным банком подразумевалось, что эти деньги пойдут на международный фондовый рынок и будут приумножаться там. То есть инвестиции с самого начала планировали не производственные, а портфельные – «ценнобумажные».

Что сделали наши? Под исполнение взяли, но сделали все только наполовину — систему изъятия денег у работающих граждан создали, а инвестиционную систему — нет.

Они не стали деньги отдавать международному фондовому рынку и разрешали инвестировать в иностранные ценные бумаги лишь ограниченно. В общем-то это и к лучшему, иначе сейчас мы бы вляпались по уши, с учетом последних-то событий. Но точно также мы не создали своего собственного фондового рынка, куда можно было бы эту денежку инвестировать. В результате Министерство финансов фактически с момента рождения накопительной системы взяло на себя роль ее содержателя: всегда примерно половина всех накопительных денег хранилась в долговых заемных бумагах самого Минфина, то есть в виде долга бюджета перед будущими пенсионерами. Соответственно, «инвестдоход» никакого отношения к инвестициям не имел и накручивался за счет налогоплательщиков, за счет бюджета, потому что Минфин ничего не производит, он только собирает налоги. Так было много лет подряд, так есть и сейчас, если посмотреть отчетность ЕНПФ.

Отсюда проблема: Минфин вынужден платить хоть какой-то «инвестиционный» доход, иначе накопительная система попросту рухнет и будет большой скандал. Но подтягивать инвестдоход к инфляционному обесценению Минфин тоже не может, иначе слишком много бюджетных денег будет направляться на поддержание искусственной доходности пенсионных сбережений. Поэтому Минфин, вынужденно выплачивая доходный процент, все равно старается на нем сэкономить.

Потому мы видим, что уровень накопленной инфляции в отчетах ЕНПФ всегда примерно в два раза больше уровня доходности.

Минфин всегда был фактически единственным «инвестором» в накопительной пенсионной системе, но если в «тучные годы», когда бюджет был профицитен, это была больше морока, чем головная боль, то сейчас, в последние пару лет, когда бюджет все более дефицитен, пенсионные накопления стали для него реальной проблемой, камнем на шее, который может его утопить. Отсюда и желание сплавить пенсионную денежку хоть куда-то.

Немаловажно, на каких условиях банки будут использовать пенсионные деньги, будут ли они публичны, будут ли известны вкладчикам ЕНПФ? Банки — не благотворители, а финансовые спекулянты. И чтобы жить, они должны из любой денежки вытаскивать свою маржу, а им еще нужно вернуть эти деньги с прибылью.

Каковы шансы, что под старость вкладчики хоть что-то увидят?

— Надо сказать, что невелики, хотя что-то да увидят. На чем банки будут делать прибыль и себе, и тому вкладчику Иванову?

Из примерно 11,4 трлн тенге кредитного портфеля порядка 6 триллионов — больше половины — это кредиты на торговлю и разного рода потребление. То есть банки делают свой основной бизнес на ипотечниках, на покупателях автомобилей и бытовой техники в кредит, на тех, кто кредитуется ради учебы или пышной свадьбы.

Да-да, я не ошибся, торговое и потребительское кредитование в банковском портфеле составляет почти 60%, на всю промышленность приходится менее 13%, строительство – меньше 8%, сельское хозяйство – меньше 5%.

И вот теперь мы переходим к настоящей проблеме: потребление-то в стране сворачивается. Падает не только экспорт, но и импорт, и августовская девальвация этот процесс ускоряет, поэтому потребительская активность быстро сокращается, перспективы банковского бизнеса не очень хороши. Банки вообще не приспособлены существовать в сокращающейся экономике. Поэтому вероятность того, что банковская система, получив пенсионные деньги, эффективно их вложит и благополучно вернет назад приумноженными.., при такой экономической ситуации не слишком вероятна.