Как ученик Мессинга продырявил мне руку, Кашпировский заколдовал, а церковники предали анафеме

Ездил я как-то с делегацией из алма-атинских коллег по заданию одной газеты собирать материал для очерка о работниках небольшого винодельческого предприятия. Вообще-то я специализировался совсем на других темах, но в тот раз почему-то решили послать именно меня.

Бригада — ух!

Пропущу всю бюрократическую волокиту, которая этому предшествовала, и сразу начну с того, что бригадир, к которому меня приставили, оказался человеком непьющим, и возможно, вследствие этого — замкнутым и довольно угрюмым. По большому счету, было тут от чего засмурнеть и впасть в многолетнюю депрессию: попробуйте каждый день выдавать на- гора гектолитры высококачественного портвейна, искрящегося солнцем и весельем, а самому при этом не употреблять…

Потом жизнь научила, что все подобные завязавшие трезвенники и язвенники на самом деле оказываются самыми отчаянными алкашами, пусть «сухими», пусть вынужденными, но внутри которых все еще прячется «зеленый змий», готовый в нужный (или скорее всего, ненужный) момент выскочить наружу и порезвиться всласть.

Почему меня приставили именно к нему, сейчас не вспомню, но я с трудом, можно сказать, клещами вытаскивал из него нужные слова. Будь я поопытнее, поступил бы по-другому, мог ведь прекрасно обойтись без прямой речи бригадира. И как сейчас помню, ходили мы за ним среди этих громадных чанов с будущим марочным вином вместе с фотографом газеты, который тоже был непьющим, причем не завязавшим алкашом, а человеком убежденных коммунистических взглядов, а значит, по-настоящему идейным, который непрерывно щелкал все на свой старый советский фотоаппарат. Интересно, что этот угрюмый бригадир М. и наш фотограф Б. сразу как- то нашли общий язык. Понятно — возраст был примерно один, оба трезвенники, и я для них был просто какой- то пацан с блокнотом, а значит, только благодаря Б. бригадир иногда цедил нужные слова, которые я потом интерпретировал на свой лад.

Такой странной троицей мы бродили пару дней среди чанов с будущим вином. Б. фотографировал, я записывал речь бригадира М., который угрюмо чеканил шаг по этому залу. Все шло само собой на автомате, и в какой- то момент я решил, что очерк или даже актуальный репортаж с фотографиями у нас уже в кармане.

Но тут произошло следующее: когда фотограф ради нужного ракурса (есть у них такая байда — ради нужного кадра хоть к тебе в штаны нырнет) чересчур сильно наклонился над краем чана, то не рассчитал равновесия и свалился прямо туда — в будущее первоклассное вино! Пока я соображал что к чему, первым среагировал непьющий суровый бригадир и пришел на помощь нашему фотографу, с которым они уже нашли общий язык, и протянул тому спасительную руку. Но фотограф по каким-то причинам, возможно, наглотавшись вина, не мог уже координировать свои движения и как некий сказочный водяной неожиданно утянул своего спасителя в злосчастный чан с будущим божественным напитком. Со стороны это выглядело комично: два здоровых непьющих мужика бултыхаются в целом море вина! Я тихо смеялся, стараясь не подать вида, как и стоящие рядом со мной работники винсовхоза, как и некоторые члены делегации.

Потом я пытался проанализировать эту ситуацию,

почему именно два трезвенника угодили в чан с вином, а не такой грешник как я — в этом ясно читался некий сигнал высших сил

Возможно, это был знак лично мне, что тут место непростое, нужно смотреть в оба. Еще вариант — это было как некое знамение. Забегая вперед, скажу, что буквально через месяц- другой в Советском Союзе развернулась антиалкогольная компания, и это винодельческое предприятие стало терпеть убытки, а потом вообще закрылось. Судьба бригадира М. мне неизвестна, зато наш фотограф Б. после этого странного происшествия из трезвенника превратился в тихо пьющего алкаша. Как рассказывали, начал с благородного вина, а потом перешел на «бормотуху». Из партячейки его погнали, но это еще полбеды. Коммунизм вскоре сам был отправлен на свалку истории. Заодно его попросили уйти из газеты — не по статье, а по собственному желанию. Он устроился в другую, оттуда со временем его тоже выперли. А так как профессиональный газетный мир у нас небольшой, то скоро уже все знали, что на фотографа Б. положиться нельзя… Слышал, что он распродавал свои фотоаппараты и разные фотопричиндалы, только кому они были нужны в наступивший цифровой век? А потом он вообще пропал из вида…

Но вернемся к нашим чанам с портвейном. Пока эти двое барахтались в вине, пока мы их вытаскивали, винные пары как-то так на всех подействовали, что через некоторое время все были навеселе. И поэтому перед вечерним банкетом, который устраивал председатель винсовхоза в честь приезда небольшой делегации из столицы КазССР — города Алма-Аты, почти все дрыхли в гостинце, чтобы голова была свежая. Было такое время, друзья, когда журналистов еще любили и даже уважали, а напечатанному в газете слову верили как в скрижали Моисея. И это время я успел застать, повезло… И тот банкет тому свидетельство. Так что вечером мы все дружно смеялись над произошедшим с фотографом и бригадиром за столом, который ломился от разных яств, были даже бананы. А бананы в то время были в дефиците, в Алма-Ате они продавались только в спецмагазинах для отоварки отощавших от трудов праведных коммунистов и их семей, так что даже не каждый рядовой партиец имел туда доступ. Но только водка отсутствовала, так было заведено у этих виноделов, зато вот вина было море и всякого — хоть запейся.

Ученик Мессинга

И как это часто бывает, банкет из официального мероприятия скатился через некоторое время в неконтролируюмую пьянку. Председатель, опытным глазом заметив подобное, решил, наверное, сломать ход событий и громогласно представил всем тщедушного, не очень опрятно одетого человека, который неожиданно появился рядом с ним, такими словами: « А это ученик Мессинга! Поаплодируем!!!» Мессинг в то время был еще более загадочной личностью, чем сегодня, когда про него все написано и сняты сериалы. Тогда его имя было окутано непроницаемой завесой тайны и от этого было более весомым что ли… Так что аплодисменты и повышенный интерес этот «ученик Мессинга» вызвал.

Постараюсь его описать, выражаясь языком русских классиков. Он имел испитое лицо, на котором отпечатались следы многолетней борьбы с «зеленным змием». И тем не менее, если опять обратиться к классикам, например к Достоевскому, то Федор Михайлович пишет, что русский народ вообще симпатизирует пьяницам, вернее, если точнее, пьяным. А в то время мы все были советскими и русскими, особенно когда дело касалось алкоголя. А значит, нам всем была свойственна жалость к пропойцам. Наверное, поэтому председатель винсовхоза не выгнал это мужичка на улицу в свое время, пожалел просто. И уже через некоторое время «ученик Мессинга» сидел посреди нас, попивая первоклассное вино. Никто так и не узнал в итоге правду: был ли он настоящим учеником великого гипнотизера или являлся типичным представителем многочисленного племени детей лейтенанта Шмидта, да в тот момент никто об этом просто не думал. Но когда пришло время и всем захотелось уже не хлеба, а зрелищ (вольно или невольно мы скатились до этого): поел, попил, а теперь покажи, паря, свои таланты! Сейчас вспоминаю это, самому противно, но таковы правила, все по Йохану Хайзингу…

Вначале «ученик» отнекивался, говорил, что его искусство требует трезвого рассудка и соответственно твердой руки, но все доводы отметались толпой, уже набравшейся халявным вином. Наконец его сломали, он согласился, но предупредил, что опыты могут быть не совсем удачными, но кто же его слушал тогда! А нужно было… После этого он начал свой эксперимент-фокус. Кто-то из присутствующих должен был спрятать иголку, а «ученик» собирался ее найти. Для чистоты опыта он попросил почему- то именно меня выйти с ним в соседний зал, чтобы я был свидетелем, что он не подглядывает. Хотя по его грустным глазам было видно, что «ученик» не собирается подглядывать или как-то еще мошенничать. Мы молча постояли с ним минут пять в соседнем помещении, пока в зале был слышен хохот. Я хотел, помнится, его о чем-то спросить, но почему-то вдруг не стал этого делать. Потом, когда нас позвали, он попросил засучить меня рукав рубашки на правой руке, взял за запястье и таким образом мы должны были обойти зал, касаясь каждого, кто может спрятать предмет. И как только он положил свою руку на мое запястье и закатил глаза, то начал трястись всем телом, а у меня сразу побежали мурашки по коже. А потом вдруг показалось, что его пальцы стали невыносимо горячими и  начали шевелиться, словно какие-то змеи, ожившие твари, которые живут отдельной жизнью.

Мне стало страшно, потому что эти змеи начали расти и обволакивать все мое тело!

Тогда я посмотрел на его руку, которая держала мое запястье, но никаких змей там не было. Наваждение какое –то…

Кашпировский и вредные привычки

Есть статистика, что пятнадцать-двадцать процентов людей подвержены гипнозу, а другие — нет. Есть и другая статистика — что более половины народа можно загипнотизировать. В любом случае, я как раз среди таких, которые поддаются этому. Я понял это на своем опыте. Когда через пару лет после незабываемой встречи с «учеником Мессинга» на экранах советского ТВ появился Кашпировский, то он меня заколдовал реально! Причем без моего на то согласия и ведома. Я как-то сидел, смотрел его сеанс и думал, что все это просто ерунда телевизионная, постановка какая-то, а потом услышал его слова, что те, кто смотрит сейчас телевизор, бросят вредные привычки, например, перестанут курить. Не дословно привожу, но было примерно так сказано. Я еще даже посмеялся над этим, курил много лет и не собирался бросать. На следующий день я был дежурным по номеру. Прекрасно помню, как сошел на автобусной остановке прямо возле издательского комплекса на Гоголя, ниже парка 28 панфиловцев, где печатали газету, достал сигарету и затянулся. Но первая же затяжка принесла ужасное разочарование — дым встал как бы неким комком в горле. Я просто испугался! Затянулся еще раз, потом еще, но дым комом вставал где-то внутри горла и приносил не кайф, как это обычно бывает у курильщиков со стажем, а наоборот, тошноту и неприятное першение, как будто я снова пытался научиться курить. И я точно знал, что это сделал Кашпировский, потому что в голове тут же всплыли его слова про вредные привычки. Но все же наперекор ему в тот раз сигарету я выкурил и продолжал еще курить несколько лет, но механически, без особого удовольствия. А потом завязал. И с тех самых пор, как только на экране появляется Кашпировский, Чумак или даже показывают фильмы с участием колдунов и ведьм, то сразу переключаюсь на другой канал —  кто знает, чего они там нашаманят, а потом мне расхлебывать…

На острие английской булавки

Но продолжу про «ученика». Наверняка со стороны наше путешествие в поисках иголки среди пьяной толпы выглядело как какой- то сеанс черной магии или средневековый шабаш: поводырь тащит трясущегося чуть ли не в конвульсиях странного человека с закрытыми глазами, были видны только белки… Иероним Босх в натуре… И через несколько минут иголка была найдена. Как он это сделал? Непонято… На этом бы все закончить, но толпа стала требовать еще фокусов, и я почему- то тоже, хотя уже ощутил его странное влияние на себе. Тогда он ловким движением вытащил откуда-то из одежды большую булавку, такие называют английскими, и глядя прямо мне в глаза спросил: «А ты не боишься?!» Я боялся после того как почувствовал его живые пальцы- змеи на своей руке. Но разве в тот момент можно было в этом признаться! Конечно, я сказал : «Нет, чувак, давай, покажи, на что способен!» Тогда он зажег спичку, прокалил на ней острие булавки, потом снова взял меня за правое запястье и стал тянуть гнусавым голосом, точь –в- точь как Бродский читает свои стихи : «…тебе не будет больно…тебе не будет больно…не будет…» И опять я впал в некую прострацию, и снова его пальцы ожили и медленно начали опутывать огненными струями мое тело.

И тогда мне стало страшно по-настоящему. Я хотел сказать, чтобы он прекратил свои фокусы, но слова застряли у меня на языке. А «ученик» коротким резким движением неожиданно вогнал эту булавку по самую головку в мое запястье. Все происходило как будто не со мной, словно в кино, в замедленном темпе. Я увидел как бы со стороны, что острие вышло с другой стороны руки. Зал замер, толпа на миг отрезвела. Наступила такая тишина, что я услышал вдруг, как бьются мотыльки о грязноватые окна этого зала, пытаясь попасть внутрь. Боли не было, вначале было ощущение постороннего предмета в руке. А потом «ученик» так же неожиданно выдернул булавку из руки и тут же спрятал ее куда-то в карман.

После этого все снова пришло в движение, толпа загудела, захлопала, а еще через некоторое время застолье перешло в другую стадию, и все забыли и про «ученика», и про меня. Я еще посидел немного, но веселье все улетучилось, и я пошел спать, даже ни с кем не попрощавшись…

На следующий день все суетились, собирались и отваливали партиями. Мы тоже сели на служебную «Волгу» и укатили в Алма-Ату. Попрощаться с «учеником Мессинга» я не смог, да и желания не было. Хотя рука моя и не болела, но было такое чувство, что меня просто использовали как подопытного кролика. А кто хочет быть подопытным? Со временем все забылось, только иногда о той истории мне напоминает темное пятнышко на запястье, словно кто-то отметил меня странной татуировкой.

Четырнадцатый апостол

… На этом хотел поставить точку, но через несколько лет со мной случилась еще одна странная история. И если в тот раз я проткнутым запястьем отделался, то тут уже более серьезные дела пошли, которые явно перекликаются с вышеописанными событиями.

Было время, когда в образовавшийся вакуум после развала СССР и коммунистической системы хлынули проповедники всевозможных религий: иеговисты, евангелисты, пятидесятники, кришнаиты, мормоны… Их было очень много… Особенно странными (если не сказать больше) были николаиты, которые, на первый взгляд, ничем не отличались от католиков и протестантов, но на самом деле проповедовали беспорядочные половые связи, как хиппи прямо, и еще много чего непотребного. У меня есть история, связанная с ними, но об этом как-нибудь потом. Множество людей тогда начали ходить и к харизматам (ветвь протестантства), слушать их зажигательные речи и причащаться к таинствам божьим. Так как в своих мессах они использовали современную музыку под хард-рок, то меня как- то пригласили в такой бэнд на место барабанщика. А почему бы нет? Играешь рок-н-ролл и заодно резервируешь место в Царстве Небесном. И вот когда я в первый раз зашел к ним в храм, который находился в бывшем спортзале, то услышал какой-то странный и даже несколько пугающий хор непонятных и нестройных голосов, мне сразу стало не по себе. Заглянув в одну из комнат, я увидел человек тридцать, они стояли на коленях и стараясь перекричать друг друга, голосили тарабарские фразы. (Кент, который был со мной, пояснил, что люди так обращаются к Богу на «иных языках». Позже я узнал, что «иные языки» практикуются в некоторых церквях, когда некая сущность внутри тебя напрямую обращается к Всевышнему. Долго сейчас рассказывать и объяснять, что это такое. В Библии описано, как в день пятидесятницы 120 учеников заговорили на разных (иных) языках и пошли проповедовать по всему миру. Тут можно провести некоторые аналогии с шаманизмом, когда у человека обнаруживаются способность к горловому пению. И еще это похоже на вокализ или скэт в джазе, только когда впервые слышишь говорения на «иных языках», волосы на голове могут встать дыбом.) Тогда я на миг снова увидел тех змей, как и в случае с «учеником Мессинга», которые, как мне показалось, теперь исходили от каждого человека и шли куда-то вверх под потолок. Вернее, это были уже не змеи, а странные прозрачные лучи, которые наверху уже соединялись в один большой луч, уходящий куда-то ввысь. Это было страшно! Но потом я привык, начал играть в бэнде по воскресеньям, слушал проповедников разных, их было несколько, а потом наш пастор, который был самым главным, вдруг «на ровном месте» предложил называть его «четырнадцатым апостолом».

Вообще, тут конечно стоит разъяснить контекст. Ходили всякие сплетни среди прихожан, что один из проповедников любит бухнуть, второй неравнодушен к молоденьким мальчикам, а третий, самый главный, как раз обожает «золотого тельца». А так называемая десятина и разные пожертвования идут не на благие дела, а на личные нужды пастора. Действительно, когда видишь, как старушки приносят последние деньги в качестве пожертвований, а пастор носит дорогущие швейцарские часы, дизайнерские костюмы и шкеры, да к тому же рассекает на шикарном «мерсе», невольно начинаешь верить в подобные разговоры. А потом и у меня наступило время бунта.

Однажды я получил гонорар за первую мою книжку, примерно около двух с половиной тысяч долларов по тогдашнему курсу. И тут встал вопрос  о десятине, потому что после всех этих разговоров что-то мне не хотелось делиться с пасторами своими деньгам… и все же… И все же однажды после долгой борьбы с самим собой я отнес эти деньги в церковь и бросил их в корзинку для пожертвований. А в следующее воскресенье ко мне неожиданно подошла знакомая, которая была переводчиком при церкви, мы начали говорить о каких-то своих делах. Неожиданно зазвонил мобильный телефон, она вытащила из сумки новую «нокию» ценой примерно в мою десятину, которую я отдал неделю назад, поговорила минуту, а потом показала мобильник и сказала, что ей пастор на неделе его подарил. И что напрасно про него говорят какие-то нехорошие вещи, на самом деле он вот какой — не жадный, настоящий «четырнадцатый апостол».

Тут меня и накрыло! Сердце мое разрывалась от гнева! К удивлению знакомой, я тут же начал крыть пастора и ее заодно, причем исключительно на «иных языках». В тот же день, вернувшись домой, накатал заметку под названием «Четырнадцатый апостол», которую буквально через неделю — как раз перед воскресной службой —  напечатал один российско–казахстанский еженедельник. А еще через некоторое время, как мне рассказывали, главный проповедник вышел перед прихожанами с номером газеты, в котором была моя заметка, прилюдно ее порвал, потом растоптал клочки и предал меня анафеме. Так я оказался в одной нехилой компании с Чингисханом, Наполеоном, Гришкой Отрепьевым, Пугачевым, Львом Толстым и некоторыми другими историческими фигурами. Не с хорьками же…

P.S. С тех пор прошло уже лет пятнадцать или больше, молнией меня пока не поразило, а на того пастора — хитроумного ловца человеческих душ и содержимого их кошельков, завели уголовное дело. Правда, говорят, он уже сбежал из страны.