Режиссер Заиров: Фейсбук сделал для нас больше, чем государство

Через что пришлось пройти детдомовцу, чтобы остаться человеком и юноше с диагнозом ДЦП, чтобы сыграть Гамлета? Диагноз ДЦП и роль Гамлета — как такое возможно? Возможно. Режиссер Азиз Заиров доказал это, сняв уникальное казахстанское кино «Быть или не быть?» В этом фильме необычно всё: и роли, и актеры, и сам режиссер, который  координирует ассоциацию родителей детей-инвалидов и сам имеет группу инвалидности. Интервью с Азизом Заировым мы предлагаем вашему вниманию.

В главной роли этого фильма снялся Тахир Умаров — юноша, прикованный к инвалидной коляске, диагноз — ДЦП.  «Уникально, что подобное кино появилось в Казахстане. Большое спасибо создателям фильма! Они совершили очень смелый и важный поступок, сделав такое кино», — написала международный кинопродюсер Анна Качко.

— Азиз, какова основная цель и задача этого фильма? 

— Мы хотели рассказать о людях, которые являются отдельной кастой в нашем государстве. Мы хотели, чтобы они стали частью нас, частью нашего общества, полноценными людьми.

К нам в АРДИ (ассоциация родителей детей-инвалидов) пришел мальчишка. Когда он подъехал на коляске, то очень сильно заикался. У него сильные рефлексы — непроизвольные движения рук и ног. Но в нем чувствовалась такая сила… Он  сказал, что мечтает стать актером, настойчиво просил все время. Мы с Мухамедом Мамырбековым призадумались и решили сделать кино, чтобы через него открыть все сегодняшние  проблемы.

Это кино не только об этом герое, но и обо всех нас

О том, что мы должны быть внимательны к людям, которые нуждаются в помощи и нашем внимании.

— Я знаю, что вам пришлось снимать кино на собственные средства..

— Были моменты, когда мне пришлось вкладывать собственные средства, но в основном это были деньги спонсоров. Мы обратились к меценату Дильмурату Кузиеву,  учредителю премии «Ильхам».

Он получил наше письмо и очень быстро дал 1 млн тенге

Вы понимаете, что для кино — это очень мало. Но мы решили рискнуть собрать команду единомышленников. Еще этот фильм является результатом работы нашей АРДИ. Я работаю в ассоциации независимо от того – платят мне за это или не платят, мне просто очень нравится общаться с ребятами — помочь, сесть рядом и на равных пообщаться. Мне не важно, что человек в коляске. Мне важно – насколько он интересен изнутри.

— Как отреагировал зритель?

— Те, кто посмотрел фильм, отнеслись с вниманием и приняли активно. Это не попкорновый фильм. Этот фильм заставляет думать. Это артхаус. Но, когда мы с Мухамедом писали сценарий, старались, чтобы это было среднее между артхаусом и мейнстримом – народным кино. Думаю, у нас получилось. Потому что фильм смотрели даже неподготовленные люди. Им было тяжело, но они поняли, что для них это откровение. То, о чем они не привыкли или не хотят говорить.

— Вам кажется, что общество до сих пор не хочет об этом говорить? Или уже более мягко подходит к этому?

— Если брать наш фильм, я часто сижу в Facebooк и вижу, что активно подключаются простые люди. Там много таких людей, как Аружан Саин и других. В Астане нам помогли сделать премьеру. Просто поддержали. В Алматы — тоже.

— А государственные органы?

— Государственные органы мало – только информационная поддержка.

— А вы обращались?

— Мы  обращались. У нас был проект «Я – маленький принц». Мы хотели через интеллектуальный бестселлер Экзюпери раскрыть проблемы инвалидов. Мы 4 года ходили на «Казахфильм». Тогда там директором был Аманшаев. На протяжении 4 лет мы чувствовали, что этот проект нужно запустить. Во-первых, само произведение глобальное, и еще мы не можем жить своими проблемами, делать вид, что этих людей не существует. Аманшаев говорил, что это замечательный проект, но в течение 4 лет мы получали только отговорки. Впрочем, за этот период, чтобы не сидеть сложа руки, мы сняли «Быть или не быть», подарили ему диск. До этого мы дарили ему диск «Зимние бабочки», который снимали. К сожалению, он, видимо, так и не посмотрел наш фильм, потому что реакции не было.

— Азиз, а что это? — «Социальный фильм «Быть или не быть» — участник 100 международных фестивалей. На 6 европейских и американских фестивалях картина завоевала главные призы». Получается, там он более успешен, чем у нас?

— Я сужу по всем зрителям, которым мы его показывали. Сначала мы показали фильм шефу Асие Ахтановой. Она сказала, что если доработать, то получится сильное кино. Потом я пришел в офис к Аружан Саин. Она была занята. Я положил диск прямо в ноутбук и сказал: «Аружан, гляньте хотя бы начало». Она посмотрела немного и сказала, чтобы я посидел, что она вернется и обязательно посмотрит этот фильм. Потом она его посмотрела и говорит: «Дай я тебя обниму. Вы создали шедевр». А у самой слезы на глазах. Я говорю: «Не знаю, насколько это шедевр, по крайней мере, мы вложили в него душу».

Над этим фильмом работали логопеды, дефектологи нашего центра, учителя. Потому что с парнем нужно было работать,  много работать. Он ходил на ЛФК, массаж, бесплатные процедуры, которые у нас получают другие дети. Все для того, чтобы физическое и психическое состояние парня улучшилось и он мог развиваться. Тем более, если у человека есть потенциал, хоть какая-то искорка, то она разгорится — можно пламя зажечь. А потом это же определяет нас. Если мы способны увидеть сердцем, то это нас очищает. Для меня важны не режиссура и не то, что я снял кино. Для меня важна способность быть человеком. Потому что я вырос в детдоме – это государственная машина, которая ломает. Но я всегда хотел остаться человеком.

У меня с детства девиз – не оборзеть и не скурвиться любой ценой

Как бы жизнь ни била. Можно всегда сослаться на то, что я – бедный детдомовец и инвалид, у меня вторая группа. Бывают периоды, когда я не могу ходить, есть проблемы с сердцем, в прошлом году мне делали операцию на почки. Но я всегда стараюсь держаться в физической форме. И ребятам это закладываю. Наши педагоги — тоже. У Асии Ахтановой сын тоже с ДЦП, и нет никаких муси-пуси. С человеком, у которого проблемы со здоровьем, разговариваешь на равных. Главное, чтобы у него было желание стремиться, тогда у него появляется мотивация.

— А что помогло вам сохранить это чувство человечности, когда, как вы сказали, государственная машина ломает?

— Там работает своя система. Система силы. Если у тебя есть кулаки.., почему я все время качался…

— Прав тот, кто сильнее?

— Да. У меня первая мечта была стать вором в законе. Мне казалось, что если я стану вором в законе, то весь мир под меня ляжет – я его поимею. Потом я влюбился в ринг. Какое-то время занимался профессиональным боксом. В то время был Мухаммед Али, Теофило Стивенсон. У меня была детская цель, которую я серьезно воспринимал – побить этих монстров на ринге, людей, которые были самыми сильными людьми на планете.

А потом начались проблемы с ногами. В детстве я был хулиганом, но любил читать книги. Я все время носил книги за пазухой. Не знаю, откуда это. И однажды у меня была книга «Маленький принц» — в драке ножом книгу проткнули, но жизненно важные органы не зацепили, я отделался царапинами.

И тогда я понял, что Экзюпери меня спас и в физическом смысле, и в духовном

Через эту книгу он вложил в меня способность быть человеком.

После детдома вышел – у меня было два условных срока. Я не сидел. Но все-таки. А моих одноклассников система так поломала…

В 15 лет ты выходишь один на один. Нет родителей, некому помочь, но нужно жить, бороться и оставаться человеком. Важно, когда есть рядом взрослый человек, который будет подсказывать. У меня такой человек был, когда я работал в училище.

— Вы поддерживаете программу усыновления детей в семьи? Лучше семья, какая бы она ни была, чем в детском доме?

— Однозначно. Это очень важно. Я помню, когда нас только привезли в детдом, нам 2-3 года, а я помню, что рыдал, качался на кровати. Я не мог понять, почему рядом нет мамы. Я помню, когда мне было 2 года, говорят, что такое бывает, помню свой дом, женщина лежит неподвижно. Я хочу с ней поиграть, за нос дергаю, я привык, что она всегда реагировала, обнимала, а тут лежит неподвижно. А потом помню, меня куда-то везли, потом вели, а на земле большая черная птица, я ее трогаю – на руке кровь. Она тоже, как мама, не шевелится. И я понял, что мама, как птица, умерла и не вернется. И когда я был в детдоме, до выпуска мечтал, чтобы у меня была семья. Мне казалось, что мама еще жива.

— Вы – человек, который прошел и знает эту систему изнутри. На ваш взгляд, сегодня что-то изменилось? Вы же общаетесь с теми, кто раньше там был или сейчас там находится? Сейчас говорят, дети накормлены, одеты.

— В советское время мы тоже были накормлены, одеты. Всем давали одинаковую одежду, стригли одинаково. Система, как в армии – марширование. Мы тоже не голодали.  Я называю эту систему – конфетки-бараночки, подарочки. В первую очередь – накормить. Накормить – важно, но есть более глубокие важные эмоциональные вещи, такие как любовь, материнская любовь. Ее детям не хватает, особенно маленьким. Там же все общее, казенное. Человек не может находиться на своей территории.

— Нужно ли относиться к ним с жалостью? Ведь первая эмоция – это жалость?

— Есть синоним — сострадание. Жалость унижает. Меня раздражало, когда меня жалели. Любого человека, детдомовский он или нет…Никто не любит жалости.

— Азиз, у нас же много людей-инвалидов, в том числе детей. Почему мы их так редко видим?

— Потому что инфраструктура не готова. И не всегда есть возможность выйти и показаться. И годами выработанный страх перед обществом. Я сам его испытывал.

— Чего вы боялись?

— Я боялся косых взглядов, себя боялся – как я буду себя вести.

— Если вдруг не помогут?

— Это больше от неуверенности. А нужно все это преодолевать и идти к людям. Это физическое испытание, которое не каждый может выдержать. Но среди тех, кто тебя понимает, у тебя больше шансов стать членом общества – нормальным, равноценным.

— Азиз, спасибо вам за честный искренний рассказ! Вы – достойный пример для подражания. И спасибо вам за замечательную работу!

Видеоверсию смотрите здесь.