Визитная карточка Казахстана, Бибигуль Тулегенова, рассказала, как выучила казахский язык с помощью оперы и стала последним Героем Социалистического Труда в СССР.
— Бибигуль Ахметовна Тулегенова — гордость нашей нации. Не больше и не меньше. Но вы делаете замечание за то, что называем вас звездой…
— Я – певица. Звезда, легенда – не люблю такое. Люди становятся легендами, когда уходят. Пока рано так говорить. Сегодня я легенда, а завтра натворю такое, что будет стыдно. Таких случаев много.
— О вас пишут. Вы появляетесь в эфире. Человек активной позиции. Пришло время прекратить концерты, но как отойти от пребывания в гуще событий. Признаюсь, зрителям, чтобы пригласить вас сюда, я 20 дней регулярно названивал: «Завтра у меня такие события, послезавтра — другие». Вы пришли – я потерял дар речи. Просмотрел много литературы. Лучше Толкын Забировой – вашей ученицы — о вас никто не написал. Статья вышла в «Казахстанской правде» 2 года назад. Там дано определение «казахский соловей». А когда вы впервые услышали такое определение вашего музыкального дара?
— Это в Москве в 1959 году. Тогда в «Правде» вышла статья Микояна: «Не ново называть певца соловьем, но певица Бибигуль Тулегенова – истинный казахский соловей».
— А звание Героя Социалистического Труда вы получили в советское время?
— Да. Вышел указ — а на следующий день Советский Союз распался. Я – последний Герой соцтруда.
— Почему я спрашиваю. Артисты, певцы вашего поколения говорят, чтобы их представляли как Народных артистов СССР. Страны такой нет, а гордость живет. Вы — Народная артистка СССР.
— Да. И лауреат государственной премии СССР. Я этим горжусь. Потому что за этим стоит большой труд. Я объездила весь Советский Союз. И в других странах была от СССР.
— Откреститься от прошлого не получается.
— Может, для простого человека — это прошлое. Но не для творческого человека. Сейчас певцы становятся лауреатами международных конкурсов. Есть страны, оппозиционные к нам. Но они все равно лауреаты этих конкурсов. Почему я должна отказываться от звания «Народная артистка Советского Союза»? Сейчас меня не назовешь «Народная артистка России».
— А Народная артистка Казахстана – не тот уровень.
— Тоже очень высокий уровень внутри государства. А тогда я была в 15 республиках. Почти от всех у меня есть Почетные грамоты.
— Поясните вашу позицию по поводу Георгиевских лент — в мае вы говорили, что не стоит от них отказываться…
— Почему мы должны отбрасывать то, что было раньше? Как можно отвернуться от истории! Великая Отечественная война тоже была связана с СССР. 30 млн людей положили свои головы, больше половины вернулись калеками ради этого государства. 15 республик были вместе. Я думаю, правильно поступает наш президент, что соединяет много национальностей — этим мы сильны.
— А вы пели песни народов СССР именно на их языке?
— У меня огромный репертуар. Со всех уголков мира, где я была, я привозила главный сувенир – народную песню на языке оригинала.
— Как встречали?
— Очень хорошо. Армения, Грузия. Не говорю про Украину. Я выросла во время войны среди русских. Было много эвакуированных украинцев. Их язык мне близок. И когда я вижу, что творится на Украине, мне больно. Потому что там живут дети и внуки людей, с которыми я делила кусок хлеба. У нас все конфессии живут и нам не тесно. А там славяне идут друг против друга. Как такое могло случиться!
— Мне хочется сплюнуть три раза, чтобы не сглазить. Человек только с возрастом понимает, как важны мир и согласие. Хочу вернуться к языку и статье Толкын Забировой. Там упомянуто, что вы казахский язык учили уже в позднем возрасте.
— Да.
— А что вас заставило? В то время можно было обойтись без этого.
— Можно было. Я выросла в русской среде. Училась в русской школе.
— Городская.
— Нет. Я сельская. Жила в поселке на мясокомбинате в Жана-Семей. Это был большой поселок с большим населением эвакуированных.
В 2-комнатной квартире нас жило 5 семей. Евреи, украинцы, татары, русские. Нас всех сплотила одна беда.
Мы ждали Победу. Я слышала язык, знала, но сама не говорила. Мама моя была татарка. Мы не говорили чисто на татарском или чисто на казахском. Восточный Казахстан – много национальностей. И мы говорили на каком-то диалекте. А когда я сюда приехала, пошла петь на радио, я заучивала тексты. Но оказывается, если я не понимаю текст, я не могу его петь. Я должна понимать, о чем речь в этом произведении. Песня должна идти изнутри, чтобы дойти до сердца. Мне пришлось учить казахский язык.
Тогда мы пели только на русском и казахском. Даже классика на радио переводилась на казахский язык
Мне приходилось петь классику и новые произведения композиторов Казахстана – Брусиловский, Хамиди, Жубанов, Мухамеджанов, Байкадамов, Беспаев. Они писали произведения на стихи наших поэтов. Чтобы не петь как попугай, я учила язык. Читала газеты. Чтобы спеть два куплета, находила всю поэму – читала, осознавала. В то время были певицы — Ракия Койшибаева, Рабига Есимжанова. Я подходила к ним и спрашивала значение слов. К Куляш Байсеитовой я стеснялась подходить. Буквально надоедала им. Но упорно учила. Сама выучила язык. Спокойно пою на двух языках.
— Многие говорят: «Дайте мне языковую среду и я выучу язык».
— Ничего подобного. Нужно осознание. Вот поэты говорят: «Все должно быть на казахском. Другого не надо». Я говорю: «А вы напишите такое произведение, чтобы человек захотел прочитать ваше произведение на вашем языке». Это будет урок. Я пою на казахском. И тот, кому интересно, что я пою, посмотрит перевод хотя бы по разговорнику. А то, что мы машем руками, кулаками – это бесполезно.
— Я опять возвращаюсь к статье вашей ученицы. Мы два раза могли бы вас потерять. Первый раз когда вас отчисляли из консерватории. А второй — когда вас пригласили в Большой театр.
— Меня никто туда не приглашал. Для меня это новость.
— Зачитаю. Ваш преподаватель Самышина…
— Надежда Николаевна.
— Вы так хорошо помните?
— Я помню Галину Иосифовну Серебрякову. Писательницу. Она была моим первым наставником. Про это никто не знает. У нее был прекрасный голос. Она училась у итальянских маэстро. Теперь могу открыть секрет. В моей школе есть и итальянское направление, и русское вокальное направление. Азы пения я получила от нее. Мне было 18 лет. А в консерватории меня хотели отчислить. У меня был преподаватель Арсений Константинович. Он меня, оказывается, неправильно вел. А я этого не понимала. Пришла я в консерваторию с полным диапазоном, поступала со Штраусом «Весенние голоса».
— Это же сложнейшее произведение.
— Да. Со всеми фиоритурами, с техникой.
— Вы учили на слух?
— У меня абсолютный слух. Этому меня научила Галина Иосифовна Серебрякова. Ее мама была пианисткой. Так я познакомилась с пианино. Мама ее играла и учила меня на слух. Поэтому все удивились — приехала из аула и поет Штрауса «Весенние голоса». А через 2 года я не могу спеть небольшую песню. Значит, меня неправильно вели. И хотели отчислить меня как профнепригодную. А этого преподавателя уже уволили — как раз началась вторая волна репрессий.
— За инакомыслие?
— За космополитизм. Педагога обвинили в шарлатанстве. Ахмета Жубанова обвинили в космополитизме. Я осталась ни с чем. Общие предметы сдавала, а спецпредметы — нет. А осенью пришла после театра Надежда Николаевна Самышина. Ей передали весь класс. Она слушает всех. А я сижу. Смотрит список и говорит: «А эту детку я знаю». Она слышала мои «Весенние голоса». А когда послушала меня, пришла в ужас. Я только заплакала…
— Вот кому мы обязаны.
— Я низко кланяюсь этим двум женщинам. Галина Иосифовна мне сказала, что нужно поступать в консерваторию. Сказала, что слышит у меня в голосе тембр Галли-Курчи. А я, кроме Куляш Байсеитовой, никого не знаю. Оказывается, это итальянская певица. Зачем мне учиться в консерватории? Я и так на консервном заводе работаю. Она мне говорит: «Детка, на консервном заводе консервы делают. А в консерватории таких талантливых детей воспитывают». Я – мусульманка. Я не могу ставить свечи. Но
я прошу своих друзей поставить свечи за моих двух женщин. Благодаря им, сегодня казахи, как говорят евреи, имеют меня
— Многие считают, что ваша жизнь была легкой. Вы, как сыр в масле катаетесь. Получаете дары. А я читал, что вы говорили о беспросветной молодости. Много приходилось работать. Военные годы были легче, чем учеба в консерватории.
— Мне было сложно, потому что я пришла, как белый лист. У меня было 7-классное образование. Я не знала ноты. Когда мне педагог давала задание, она нервничала и била меня по рукам. У меня были закостенелые чернорабочие руки. Я лопатой копала, ящики таскала, дрова рубила. Мне было уже 18 лет. Было трудно познавать азы музыки, ее истории. По теоретическим предметам мне не хватало образования, я была слаба. А спецпредметы – сольфеджио, теория музыки, гармония — мне давались так легко. Педагог говорил мне: «Мармалина написала, выйди из класса».
— Почему Мармалина?
— У нас был педагог Мацуца. Он давал имена – Дон Базилио, Мармалина. Я по сольфеджио диктант напишу, потом переписываю и передаю.
— Вы слышали все звуки.
— У меня абсолютный слух. А теоретические предметы были очень тяжелые для меня. Спасибо моим сокурсникам. Сейчас они — известные люди.
— А Ермек Серкебаев с вами учился?
— Нет. Он на 3 года раньше был. Когда я пришла, он был звездой. Он шел с поднятой головой, на нас вообще не смотрел. Он был очень талантливый.
— А какие отношения были у вас в молодые годы? В фильме «Наш милый доктор» красавец-мужчина и вы — бесподобная красавица. Все уверены – они должны быть мужем и женой. Было?
— У людей было. Но у нас вкусы были разные. Я любила высоких мужчин.
— А он среднего роста.
— И ему не нравились такие женщины. Я худая, черная — как козявка. Он говорил, что у меня бараний вес. Поэтому любовных отношений у нас никак не могло быть. Мы относились друг к другу как брат и сестра. Где бы мы ни были, он мог днем или ночью пнуть дверь номера: «Я хочу чай!» Люди удивлялись. А я уже привыкла. Как-то у меня был аппендицит с осложнениями. Директор звонит: «Приезжайте на концерт. Покажитесь. Петь ничего не будете». А Мариямгуль говорит: «Мама, дядя Ермек такой несчастный сидит». Он пел «Евгения Онегина». Ему копиркой намазали волосы. И он говорит: «Вот если бы Бибишка была, она бы мне уже и голову помыла, и чай дала». Настолько он ко мне привык. Мы и за границу ездили вместе. Многие удивлялись. Интересные отношения. Приходит к тебе как хозяин. Я говорю: «Он просто мой старший брат».
— В 60-е годы вы уже были на волне славы. Плеяда казахских певцов – Ермек Серкебаев, вы, Роза Жаманова, Роза Багланова, уже певцы всесоюзного масштаба. Вы осознавали свою маститость, востребованность?
— Никогда. Я себя не считала особой. Относилась к этому философски.
— А козни против вас были?
— Я никогда не спорила. Когда говорили «вот у меня самый лучший голос», я предлагала выйти на сцену: «пусть аудитория скажет. А спорить с вами у меня нет времени». Дети были, мамочка моя была, три сестры с детьми. Я приезжала с гастролей с двумя чемоданами детской одежды. Мне некогда было «звездить».
— Был эпизод: педагог, который вас отчислил, позже на на каком-то конкурсе сказал, что вы – его ученица. Вы ему сказали при всех…
— Это было в Ленинграде на первой всесоюзной вокальной конференции. Мы были иллюстраторами своих педагогов. Там была Роза Жаманова, Бекен Бекенович, я, мой педагог. На 5 курсе я уже была профессионалом. Меня приглашали на правительственные концерты. По всем спецпредметам было отлично.
— А история КПСС?
— «Три» было.
— За это дело отчисляли.
— У меня был казус с моим педагогом. Сокурсники давали мне шпаргалки. А я не умею ими пользоваться. И на экзамене педагог Навак меня мучает и мучает.
Я ему говорю: «Что вы меня так мучаете, как будто мне основы марксизма-ленинизма петь со сцены?» Его так затрясло
Он меня выгнал из класса. И на семинарах меня не спрашивал.
— Партию оскорбили.
— А весной мы сдавали сессию. Мы пели, а все педагоги в зале сидят. Выхожу на сцену, он в самом центре зала сидит и улыбается. Меня всю затрясло. Я сдала. Он говорит: «А что ты мне не сказала, что так хорошо поешь?» И поставил мне «тройку».
— А что вы тогда сказали в Ленинграде педагогу, который вас чуть не схоронил?
— Был фуршет. И я слышу разговор: «Такая хорошая девочка! Она была моей ученицей». Я повернулась и говорю: «Да. Я была вашей ученицей. Но вы все мне испортили. А педагог Самышина меня спасла». «А где ваш профессор?» А Надежда Николаевна уже спала в гостинице. Она была скромным человеком.
— Вот такой человек Бибигуль Ахметовна. Ее ученица Толкын Забирова, сегодня профессор, кандидат искусствоведения, вот так закончила свою статью: «Не только советом и добрым словом помогала и помогает людям наша прославленная певица. 6 раз народ выбирал ее депутатом Верховного Совета республики. Постоянный член многих женских общественных организаций. В последние годы в стране учрежден вокальный конкурс Бибигуль Тулегеновой, где она – председатель жюри и доброжелательный наставник молодой смене вокалистов всего мира». Мне нечего добавить. Живите долго!