Когда говорят об оперативной информации, то сведущие люди понимают, что речь идет о данных, собранных тайными агентами, внедренными в те или иные структуры. Их еще называют «кротами» или сексотами (секретными агентами), или осведомителями, а иногда «крысами». Считается, что лучшего прикрытия для легального сбора информации, чем журналист, нет. Ведь в этом как раз суть данной профессии. Даже жанр такой есть — журналистское расследование.
Во всяком случае, во времена СССР дипломаты, торговые работники, а также журналисты были наиболее излюбленным прикрытием секретных агентов КГБ и не только за рубежом, но и на родине. У меня был некоторый опыт общения с КГБ, а потом и с КНБ. Однажды в
одном еженедельнике, который всегда любил писать о фактах и аргументах, я уже делал попытки поделиться с читателями своими воспоминаниями об этом. Вышла там тогда первая часть записок, но потом сменился главный редактор, а когда я понес продолжение новому шефу, то, бегло просмотрев материал, новый начальник тут же отбросил его от себя, словно держал в руках ядовитую змею. А потом категорически заявил, что печать «это» не будет. «То ли испугался, то ли сам работает сексотом», — подумал я и уволился из газеты.
А между тем это была своего рода попытка восстановить некоторые события, случившиеся со мной во время работы в еженедельнике «Горизонт». Тогда мне одному из первых удалось взять интервью у корреспондента очень солидного китайского издания «Гуаминь Жибао», издававшегося в Поднебесной миллионными тиражами. Господин Джу (по-моему, его звали именно так, если не так, то пусть будет Джу) приехал в Алма-Ату освещать первый конкурс красоты, организованный нашими шустрыми комсомольцами. Это сегодня у нас свободно работают представители и корреспонденты таких изданий, как «Уолл Стрит Джорнал», «Нью-Йорк Таймс», «Си-Эн-Эн», «Би-Би-Си» и так далее. А в то время, когда от иностранцев все бегали, как черт от ладана, так как за общение с ними можно было загреметь на пару лет в тюрьму, подобная публикация была целым событием для газеты.
Добавлю, что позднее я сдружился… хотя нет, точнее так: «был на ты» со Стивом Левиным, представителем и корреспондентом по Средней Азии и Кавказу газеты The New York Times, который был тогда выдворен из Ташкента за несовместимые с моралью каримовского режима публикации. Его офис находился как раз напротив моего дома, в глубине микрорайона «Самал», там же располагался и небольшой офис BBC, я даже как-то сделал один материал по просьбе Бахоры Тажибаевой, директора алма-атинского отделения телерадиокорпорации. В то время я работал в еженедельнике «Аргументы и Факты Казахстан» и все началось с того, что инспектировать нас приехал новый главный редактор еженедельника Николай Зятьков, который занял место основателя «АиФ» Владислава Старкова. Так вот, на расширенной планерке под председательством нового московского шефа он и посоветовал: «… налаживать связи с зарубежной прессой, а именно западной…» Одним словом, именно по наводке господина Зятькова меня послали брать интервью у господина Левина. Интервью-то я взял, но там были очень смелые высказывания Стива относительно власти, что руководство еженедельника «АиФ Казахстан» почти месяц мариновало материал, прежде чем его напечатать. Он (материал) теперь болтается где-то в сети, сейчас перечитывал его, вроде ничего крамольного или страшного. Скажу еще, что меня больше интересовала работа американских и вообще западных журналистов, их профессиональных союзов, условия, оплата (60 тысяч долларов, для начала, в год…) и т.д. А Стив говорил о политике, о нашей действительности, понятно, каждому свое. Потом я сделал еще что-то вроде круглого стола: The New York Times, BBC и «Аргументы и Факты». Материал был тоже спорный (по тем временам), но его напечатали без замечаний.
Позже Стив пригласил меня на вечеринку по поводу его отъезда в США. Приглашенные должны были собраться… уже не помню… где- то в условленном месте, чтобы потом специально нанятый автобус отвез их в какую-то снятую для этой цели резиденцию вверху по Ленина. Я очень хотел поехать, но как назло, в тот вечер заболел и на посошок со Стивеном так и не выпил. Но все же, я переписывался с ним по емейлу некоторое время, уже после его отъезда из Казахстана. А когда моя книга «Алма-Ата неформальная» издавалась в 2010 году в третий раз в одном, тогда набиравшем силу издательстве, то его директор Айтолкын хотела перевести на русский язык книгу мистера Левина «Нефть и слава» и даже просила, чтобы я с ним связался по этому поводу, но потом все заглохло, вроде бы они испугались последствий (хорошо, что на тот момент я ему еще ничего не написал). После отъезда Стив стал редактором журнала Foreign Policy, а так же автором книг, уже упомянутой «Нефть и слава» и «Лабиринт Путина». Hi, Steve!
Но вернусь к китайскому коллеге. С этого интервью все и началось. Мне «на хвост», выражаясь их специфическим языком, и «сел» тогда майор КГБ по имени Бахыт (имя изменено, сами понимаете, почему). Дело происходило в приемной у главного редактора «Горизонта» Алтынбека Сарсенбаева. Бахыт, вытащив красную книжечку, представился мне по полной программе. А я-то грешным делом думал, что он — очередной графоман. Майор сказал, что у него есть для меня конкретное предложение. Мы вышли в темный гулкий коридор, где он сделал мне комплимент, что, мол, давно следит за моими публикациями. И что вообще у них в «конторе» с удовольствием читают «Горизонт» — мол, свежая струя в затхлой казахстанской журналистике. И что мне уже пора стать их осведомителем, «крысой» значит. Возможно реакция, в виде кислой физиономии, которая последовала с моей стороны, была вполне ожидаемой, и мне была предложена для подслащения пилюля в виде гэбэшной крыши или своего рода карт-бланша на мои последующие действия.
Расшифрую все вышесказанное. Сегодня мы хорошо осведомлены о некоторых методах в работе подобных организаций и знаем, что для сбора информации они позволят своим агентам спокойно нарушать закон, прикрывая их в случае чего. Бахыт предлагал свободный доступ в ночной бар для иностранцев, находившийся в гостинице «Отрар», который был закрытым для простых советских граждан. А также прикрытие в случае моего занятия фарцовкой, то есть, если говорить языком сегодняшним, мелким бизнесом, за который в советские времена могли посадить. Ясно, что многие известные в те годы алма-атинские фарцовщики были осведомителями разных спецслужб. Ты покупаешь у него джинсы, а он не только зарабатывает на тебе, но еще и закладывает со всеми потрохами. Взамен майору нужна была информация обо всех политизированных авторах газеты «Горизонт», а также, чтобы я продолжал поддерживать отношения с китайским журналистом, который оставил мне свои координаты.
Хорошо запомнился момент, когда, взяв в руки визитку этого иностранца, рассматривая ее, и чуть ли не принюхиваясь к мелованной бумаге, как в «Бриллиантовой руке», у Бахыта вспыхнули недобрым огнем глаза, и он произнес следующую примечательную фразу: «Разведчик, точно разведчик!»
Там у них в КГБ, наверное, нечем было больше заняться. Вот потому СССР и развалился.
Потом он предложил следующую схему встреч. После условного звонка, допустим, в среду в пять часов, я должен был выйти из редакции уже на следующий день, то есть в четверг, и сесть в его машину — горбатый «Запорожец», — которая будет ждать на углу улиц Кирова и Калинина ровно в шесть часов вечера. И там мне необходимо было передать написанный от руки отчет о «проделанной работе». Прямо Джеймс Бонд какой-то недоделанный! Но особенно рассмешила меня агентурная кличка «Музыкант», которую придумал для меня этот майор. Фантазии у него (или у них) явно не хватало. Я раньше действительно играл в разных командах и прошел путь от фолк-роковой группы до банды, игравшей авангардный пост-панк и психоделический ориентальный рок. Когда Бахыт понял, что и это предложение меня нисколько не вдохновило, последовали угрозы — как бы чего не вышло. Он также перечислил все мои «подвиги» в Советской Армии, рассказал о паре «отсидок» на гауптвахте. Действительно, пара драк у меня случилась — один раз я подрался со старослужащим, еще в начале службы, а второй, будучи уже «дедушкой», послал зеленого сержанта, пытавшегося меня учить службе, куда подальше.
Это меня впечатлило — оказывается, досье на мою персону у них в «конторе» имелось.
Вообще, еще до этого случая мне уже приходилось сталкиваться с действиями КГБ. Первый раз меня не выпустили в США в 1976 году. Так
и не объяснив причины ( вернее, проскользнуло в разговоре с помощником капитана по политчасти, что из нашего, алма-атинского отделения КГБ, пришел на меня отказ на поездку), может, и правильно сделали, я бы точно поменял наш коммунистический «рай» на их капиталистический «ад». Ссадили прямо с теплохода, который вот-вот должен был отчалить вначале в Марсель во Францию, потом, зайдя на Канары, на некоторое время курсом через Атлантику прямо на Новый Орлеан в Америку. А потом уже вплотную познакомился с работой их сотрудника в 1978 году, когда в составе ВИА «Дос-Мукасан» мне удалось вырваться за «железный занавес» на гастроли в Турцию. Если кто помнит, в те времена даже Прибалтика, которая тогда входила в состав СССР, считалась для нас (азиатов) настоящим Западом. А Турция, член НАТО, была вообще чуть ли не как Америка.
Когда я рассказывал друзьям перед поездкой, что еду в Турцию, то они смотрели на меня либо как на космонавта, либо как на живой труп.
В Измире нас почему-то поселили в доме, который находился в районе с не очень хорошей репутацией. (Потом выяснилось, что деньги на квартиру в хорошем районе были, но кто–то подсуетился и наварился на разнице). Типа района улицы Саина в нынешнем Алматы. Окна нашей квартиры смотрели прямо в окна своего рода балетного зала стриптизерш-филиппинок, живших в доме напротив. Довольно часто в послеобеденное время они устраивали свои откровенные топлесс-репетиции. В переулке слонялись сутенеры, предлагая свой «товар»: от развратных старушек пенсионного возраста до не созревших худосочных нимфеток. Там же можно было свободно купить дозу кокаина или любого наркотика на выбор. А по ночам часто были слышны крики разборок, а иногда и выстрелов. Все это для нас было в новинку. Никто даже и предположить не мог, что буквально лет через пятнадцать подобное будет происходить на улицах наших городов.
Гэбэшник, приставленный к нашей группе, толстый неопрятный мужик с маленькими глазками на вечно лоснящемся лице, сразу предупредил, чтобы мы соблюдали дисциплину, как в армии — после двенадцати из дому носу не показывать. Концерты, которые проходили на территории выставки Казахстана на измирской ярмарке, заканчивались примерно часов в одиннадцать вечера, а значит, около полуночи мы уже были дома. Ночной город, полный неизведанных соблазнов, призывно зазывал нас огнями баров, ночных кафе, стриптиз-клубов, громкой музыкой и прочими капиталистическими фишками. В воздухе был разлит запах пряностей и запретных наслаждений. Где-то вдалеке тяжело дышало Средиземное море. А мы маялись из-за этого чудака на букву «м» в четырехкомнатной квартире, наблюдая из окон этой тюрьмы за всем беспрецедентным (по советским меркам) развратом, в который так мечтали окунуться с головой.
Со временем, однако, было подмечено, что этот толстый гэбист очень любил пропустить рюмку, другую, третью и так далее… до бесконечности, хорошей водки. А именно с ней, родимой, в Турции как раз был напряг. Продавалась анисовая, местная, но разве могла она сравниться с настоящей, чистой, как слеза, русской сорокаградусной?! Нам же удалось добраться практически до неиссякаемых запасов качественной «огненной воды». Завхоз нашей выставки, в чьем ведении была водка «Столичная», оказался ярым фанатом ансамбля, чем мы не преминули воспользоваться. Я не знаю, о чем там написал этот чекист в отчете, который он должен был сдать начальству…Но каждый вечер после концерта мы умудрялись вливать в его бездонную глотку пару, а может, и больше литров водки, после чего могли ходить куда угодно, делать что угодно, так как он тут же засыпал мертвецким сном, и весь ночной Измир был в нашем распоряжении…
Продолжение следует..