30 уголовных дел за свободу выражения собственного мнения зафиксировано в этом году. Журналисты и блогеры на острие ножа: свобода слова или обвинения в клевете, действиях провакационного характера, распространении ложной информации? Об этом и о правах каждого казахстанца рассуждает президент международного фонда защиты слова Тамара Калеева.
— Тамара, нужно ли в Казахстане защищать свободу слова?
— Да, и даже еще больше, чем прежде.
— Наверняка с развитием интернета работы стало больше, ведь ваши ряды пополнились блогерами. Кстати, что по статистике относительно интернета?
— Относительно интернета — увеличение уголовных и гражданских преследований. По нашему законодательству, все содержимое интернета – это СМИ, а человек, написавший там хоть слово, – журналист. И он отвечает по всей строгости закона. А люди, которые впервые приобщились к этому делу – большие энтузиасты. У них кружится голова от доступа к большому количеству читателей. Они не знают о правовых ограничениях. Кстати говоря,
в вопросах разжигания национальной религиозной розни, не только блогеры, но и судьи, по нашим наблюдениям, нередко плавают
— Не владеют темой?
— Да. У нас в этом году впервые с 2009 года появился человек, осужденный к лишению свободы за клевету. Это гражданский активист из Южного Казахстана. У него свое общественное движение в Сарыагашском районе. Он не согласен с приговором и решением суда. Он написал статью по зову сердца. Но в зале суда его взяли под стражу. Полтора года лишения свободы. Была ли там заведомость? Мы посмотрели – никакой заведомости. Клевета – это распространение заведомо ложной информации. Там заведомости нет. Тем не менее приговор был таким.
— В случае с Сергеем Кимом тоже фигурирует иск о клевете. Но мне как журналисту непонятно: он ведь работал в рамках определенного издания. Почему же ответственность несет он, а не СМИ?
— Потому что таково наше законодательство. Оно всегда в пользу истца. Закон позволяет привлекать к ответственности или в совокупности, или на выбор, — автора, редактора, собственника. Как говорится, выбирай кого хочешь. В этом случае выбрали журналиста.
— Журналиста, наверное, проще выбрать?
— Они не смогли сделать иначе. Потому что это был уголовный процесс, а там всегда обвиняется физическое лицо. Вот Сергей и попал под эту раздачу.
— Он уже обратился к вам?
— Он обращался за консультацией. Мы, чем смогли, помогли, но это уголовный процесс. Надеюсь, что судья все поймет. В его случае была не совсем точная информация в плане ссылки на источник. А источник информации был. А когда есть источник информации, заведомости быть не может. Поэтому я надеюсь, что его оправдают.
— Мы тоже надеемся. Мы болеем за своего коллегу.
— Поддержка — очень важный момент. К слову, в этом году больше всего осужденных было среди блогеров – гражданских активистов. Профессиональные журналисты – более менее подкованные, их больше преследуют по гражданской линии. Компенсация морального вреда, унижение чести и достоинства предъявляется как редакциям, так и отдельным журналистам.
— Вы считаете это обоснованным обвинением или нет? Может истец таким образом пытается обелить себя в глазах общества?
— К счастью, такое разделение произошло недавно – умаление деловой репутации и унижение чести и достоинства. Там, где умаление деловой репутации, уже не может быть предъявлено унижение чести и достоинства.
Кстати, хочу порадовать, с января 2016 года вступает в силу новый Гражданский Процессуальный Кодекс, согласно которому юридические лица, претендующие на компенсацию умаления деловой репутации, должны оплатить 3% от суммы иска.
— То есть, возможно, что их это каким-то образом обуздает?
— Да. Если ты требуешь 100 млн., то заплати хоть несколько десятков тысяч, потому что до этого была половина МРП — и можешь требовать от кого угодно и сколько угодно. Даже в случае проигрыша истец получит моральное удовлетворение от того, что потрепал журналисту нервы, заставил раскошелиться на адвоката и потратить кучу времени. Казалось бы, мелочь, а приятно.
Это была инициатива Верховного суда. Прислушались к голосу журналистского сообщества и ввели новацию, которую подписал президент.
— В определенный момент я тоже обращалась к вам за помощью. И вы мне помогли. Думаю, таких, как я, журналистов немало. А с чем приходят журналисты? Обращаются ли они за предварительной консультацией, чтобы подстраховаться?
— Вообще это правильный подход. Прежде чем дать материал, нужно понимать, чем может отозваться то или иное слово. Правда, за такой консультацией никто не приходит. В основном обращаются те, у кого уже завтра суд и необходима скорая помощь. Пока гром не грянет, журналист не спохватится.
— Мы с вами говорили, что появились иски не только о разжигании национальной розни, но и религиозной. Для нас это новое дело. Всегда ли журналисты попадают под эту статью?
— Под эту статью попадают не столько журналисты, сколько религиозные активисты. Эти приговоры множатся. У нас зафиксировано 7 дел, 4 из них — это обвинительных приговора. Фактически их больше, еще два пастора были осуждены на этой неделе.
Пять лет назад у нас был один прецедент. Надеюсь, такого позора больше не повторится. Миссионер из России читала какую-то проповедь, которую присутствующие люди в погонах интерпретировали как разжигание межродовой розни. Была проведена официальная экспертиза. Нашелся специалист, который подтвердил, что это разжигание родовой розни. А это уголовное преступление. В итоге женщину осудили. Правда, потом приговор отменили.
Сейчас примерно то же самое. К примеру,
если пастор говорит, что христианское учение великое и для него самое главное, то он рискует получить срок за разжигание религиозной розни
Даже несмотря на то, что это просто проповедь в кругу единоверцев и сторонников. Борьба с экстремизмом и терроризмом абсолютна правильна там, где речь идет о потенциальных зачатках терроризма или экстремизма. Она приводит наши правоохранительные органы в такое паническое состояние, что обвиняют всех, кто этим заинтересуется или что-то скажет.
— Перегибают палку.
— В Степногорске — нелепый случай, сейчас идет процесс. Маленький городок Риддер, где, кстати, был процесс по делу Харламова.
— Маленький, но знаменитый.
— Знаменитый бдительностью правоохранительных органов. Молодой администратор выставил опрос: если бы был проведен референдум о вступлении Риддера в состав России, за какую страну вы бы проголосовали? Его тут же обвинили в пропаганде нарушения государственной целостности и нарушении конституционного строя. И повязали. Хотя он далек от политики. Он – технарь и думал о популярности сайта. А в итоге его действия были интерпретированы как тяжкое преступление.
Вот до чего доходит паническая бдительность. Когда люди обладают властью, но не обладают достаточными знаниями, чтобы понимать, где пропаганда, а где разжигание.
Тогда где здесь свобода мнений и выражений? Мы имеем право на свободу убеждений, свободу совести и вероисповедания, право проповедовать свои взгляд.
— Будем ждать положительных новостей. Может, что-то изменится с января 2016 года.
— Да. Во-первых, будет работать Гражданский Процессуальный Кодекс. Во-вторых, начнется работа над изменениями в Гражданский Кодекс. Мы туда тоже внесли свои предложения. Как они будут приняты? Срок исковой давности у нас до сих пор безграничный. Право на изображение у нас абсолютно ничем не регламентировано. Вот вы в начале передачи не взяли с меня расписку, что я разрешаю использовать свое изображение там-то и там-то.
— А надо было?
— Если буквально трактовать 145 статью действующего Гражданского Кодекса, то конечно надо. Может, я куда-то уеду или у меня расстроится умственная деятельность, я предъявлю вам иск, что вы эксплуатировали мое изображение в своих целях и потребую с вас миллионы, миллиарды. Суд примет мою сторону, потому что статья сформулирована однозначно – публикация возможна только после получения разрешения на публикацию изображения.
— Несмотря на то, что вы пришли к нам добровольно и беседа наша была доброжелательной?
— Почему добровольно? Может, вы мне пообещали миллион, но не дали. Вы знаете, можно все оспорить. В Актюбинске был случай, когда человек получил по нелепому иску 50 тысяч тенге. Он пришел на эфир, был в судах, а потом сказал, что не давал право на публикацию.
— Вот мы теперь будем умнее. Мы сделаем такой бланк и будем каждому своему гостю давать на подпись. Спасибо вам за интересную беседу! Пусть работы у вас будет меньше, чтобы защита свободы слова у нас работала таким образом, что защищать уже было бы нечего.
— Работы будет меньше лет через 15-30. Не раньше. Дай Бог, чтобы я ошибалась!
— Спасибо!
Видеоверсию смотрите здесь