Мало кому известно, что проект «Казахстан без сирот» действует уже 25 лет. В канун 1 сентября и Дня знаний уполномоченный по правам ребенка при президенте Аружан Саин поделилась тем, каким сложным бывает путь приемных родителей и воспитанников детских домов друг к другу.
— Не важно, как ребенок стал сиротой: погибли ли его вполне благополучные родители, или от него отказалась родная мать, или родителей лишили родительских прав за асоциальный образ жизни. Но мы опираемся на принцип, что он не должен жить вне любящей и заботливой семьи. Пусть даже приемной, — рассказывает Аружан.
— Мы убедились, что
какие бы благоприятные впечатления ни оставлял детский дом, жизнь там не позволяет гармонично развиваться,
социализироваться и постигать уклад взрослой жизни. Какими бы хорошими ни оказались педагоги, ребенок не живет семейной жизнью, не знает о радостях и тяготах домашних хлопот, заботе и внимании. О многих вещах, которые в нормальной семье формируются и присутствуют сами собой.
Мы также исходим из того, что человек должен хотя бы до своего совершеннолетия перенимать и семейный уклад, и принцип взаимоотношений между матерью и ребенком, отцом и ребенком, между мужчиной и женщиной, братьями и сестрами.
Педагоги и социопсихологи, глубоко изучающие тему сиротства, давно доказали и обосновали, что ребенок, который получает воспитание вне семьи, приобретает целый комплекс проблем, которые неизбежно отражаются на всей его последующей жизни. И даже став взрослым, он не может избавиться от этого бремени.
Сиротство продолжает влиять на мировоззрение, принятие решений, взаимоотношения с окружающими и собственными детьми
— Наш народ… да наверное и любой народ на земле, всегда жил по принципу, что чужих детей не бывает, — рассуждает Аружан. – И если погибали родители, их заменяли другие близкие взрослые. Они проявляли заботу, содержали, брались воспитывать, помогали взрослеть, постигать жизнь и ремесла.
Одно из основных и ценнейших прав ребенка – расти и воспитываться в семье
И если по какой-то причине ребенок лишился семейной жизни, государство должно обеспечить это его право иным способом. Например, возможностью жить в приемной или патронатной семье.
— Когда в 2006 году мы начинали наш проект «Казахстан без сирот», в государственных детских домах проживали 19 800 детей, — вспоминает Аружан.
Для самой Аружан история взаимоотношений с детьми из детских домов началась в 1993. В студенчестве она была вожатой в детском лагере, там все лето проводили на природе воспитанники алматинского детского дома №1.
— Конечно же, мы к ним привязывались, навещали в течение года, общались. Следующим летом эти же ребята снова жили весь сезон в лагере. Я была хорошо знакома с ними, знала их характеры, чем увлекаются, что умеют, — вспоминает она. — Уже тогда мы стали задумываться о некой диспропорции. В Казахстане тысячи взрослых, обеспеченных и положительных людей, которые, условно говоря, стоят в очереди, чтобы усыновить ребенка, а число сирот никак не иссякнет!
По нашим данным,
в стране более 20% супружеских пар не могут иметь собственных детей
И есть люди, которые чисто по-человечески хотели бы дать кому-то из сирот тепло семейного очага, даже если у них есть свои дети. Они-то как раз понимают, насколько важно ребенку жить в семье. И готовы помочь. Таких очень много! Но в то же время тысячи наших сирот так и не были переданы в добропорядочные семьи.
Мы стали вникать в законы, чтобы понять, где возведены эти барьеры. Наблюдали за процессом, когда человек собрал все необходимые справки, подтвердил свое психическое здоровье, имеет приемлемые жилищные условия и доход… И тем не менее ему сообщили, что детей, подлежащих усыновлению, в детском доме нет! При том, что в нем примерно 250 воспитанников!
— Мы пытались понять, как работает эта система. И сразу обнаружили, что она чрезвычайно закрыта, практически герметично. Никто на тот момент не смог бы нам точно назвать количество детей в детских домах и сколько из них могут подлежать усыновлению. Очень сложно было определиться со статусом некоторых. Например, мать, прежде навещавшая ребенка, пропала без вести, а руководство не обращается в полицию и не сообщает об этом. Либо в полиции дело могло лежать годами. Все это лишает ребенка статуса полного сироты, препятствуя усыновлению.
Бывало, мать рожала детей в разных городах. Вопросом, кто их отец, можно не задаваться — она сама не ответит. В разное время детей определили в разные детские дома. Порой они даже не были знакомы. Но по действующему тогда закону единоутробных детей нельзя было усыновить в разные семьи. Не учитывали те законы целого вороха и других нюансов. Но
самое главное, не было единой системы учета воспитывающихся без родителей
В каждом детском доме, региональном отделе образования, медучреждениях их данные вносили шариковой ручкой в журнал – даже в то время, когда мир уже опутали информационные сети.
Первый раз вышли с предложением в парламент в 2009-10 годах — о законодательном обеспечении прозрачности учета детей ОБПР (оставшихся без попечения родителей), чтобы облегчить им и приемным родителям дорогу друг к другу. Это оказалось очень тяжело. Парламент нас не особо стремился услышать. Тогда же меня пригласили на расширенную встречу с Нурсултаном Назарбаевым, которую он проводил по случаю 8 Марта.
Я поинтересовалась, могу ли я попросить его содействия по ряду вопросов, которые мы никак не можем решить. Мне нужно было рассказать ему, с какими сложностями мы сталкиваемся, чтобы обеспечить лечением наших деток за рубежом. Собиралась ему рассказать о необходимости развития неонатальной хирургии, которая помогает исправить порок сердца у новорожденных, и нашей инициативе «Казахстан без сирот». Проблем, конечно, было больше, но на уровень главы государства я посчитала возможным вынести именно эти.
Нам тогда очень повезло. Заместитель руководителя Администрации президента Маулен Сагатханович Ашимбаев выслушал меня и согласился, что эти вопросы следует озвучить. Я очень благодарна президенту, поскольку он уделил внимание этим вопросам и дал ряд поручений.
Это положило начало развитию младенческой кардиохирургии. Теперь всех детей с этими проблемами оперируют у нас в стране. С того же времени государство стало изыскивать возможности оперировать детишек за рубежом, когда такие операции у нас не делают.
Тогда же стали появляться подвижки по законам, которые регулируют положение сирот
Правда, в то время нам удалось реализовать далеко не все. Несмотря на то, что сам закон приняли, депутаты не откликнулись на нашу главную просьбу – о создании единого государственного и прозрачного электронного банка данных сирот и детей ОБПР.
Мы выступали за создание такой базы и актуального ведения ее по каждому ребенку: сведения о родителях, их статусе – в розыске или найдены, пропали без вести, умерли, лишены родительских прав, находятся в местах лишении свободы, дееспособны или нет… Если есть сроки определения статуса, они должны соблюдаться. Если у ребенка есть имущество или он может унаследовать его или долю, это тоже должно быть отражено, чтобы сделать невозможным соблазн лишить ребенка этого имущества. Ведь
у многих осиротевших детей было право унаследовать долю в доме или целую квартиру. Только имущество каким-то образом исчезло!
Попадая в детский дом в младенчестве, ребенок не может знать ни о каких правах собственности. Но все эти дети поголовно почему-то оказывались без какого бы то ни было имущества! Почему? Потому что
в государственной системе есть пробел, который допускает попрание законных прав таких детей
А если говорить открыто, их просто лишают имущества в пользу неких нечистоплотных лиц.
Мы боролись за права детей, у которых «отжали» их дома. И в то время это был ужас! Круговая порука, подмена понятий, выгодная интерпретация и трактовка законов. Сегодня мы сталкиваемся с подобным все реже.
Сегодня у нас гораздо выше шансы отстоять права ребенка,
потому что в 2012 году при участии тогда генпрокурора Асхата Даулбаева был создан Департамент по делам несовершеннолетних.
Вместе с сотрудниками этого департамента мы разбирались в специфике этого непростого вопроса. И уже в 2013-14 годах выявили тысячи нарушений прав детей. В том числе в части их законных прав на имущество. До сих пор вследствие халатности или прямых нарушений со стороны чиновников часть детей не получают положенных им от государства пособий, например, по утрате кормильца. Закон же обратной силы не имеет. И если ребенку вовремя не оформить это пособие, государство не будет возвращать ранее не начисленные деньги, даже если их следовало начислять по закону.
— Несмотря на законодательные подвижки, фонд «Казахстан без сирот» продолжал работать с парламентом, чтобы законодательно закрепить понятие государственного банка детей ОБПР. Тогда же ребята из Караганды бесплатно разработали нам сайт Усыновите.kz. Это негосударственный портал, где в соответствии с заключенным меморандумом с Комитетом по охране прав детей публиковали информацию неконфиденциального характера о детях.
Во всем мире, в том числе в России, Беларуси, Украине уже были открытые информационные банки кратких анкет детей: фото, имя, возраст, наклонности и интересы, темперамент. И контакты региональных органов опеки. Во всем мире это работает и нацелено на то, чтобы ребенок мог обрести семью.
Казахстан отставал в этом вопросе.
Наша деятельность была направлена на то, чтобы система приобрела прозрачность
и отвечала интересам маленьких казахстанцев, оставшихся без родительского попечения.
Я встречалась с каждым министром образования, начиная с Жумагулова. И каждому из них была вынуждена рассказывать, что в ведении минобразования и науки есть Комитет по охране прав детей. Но тем не менее в этом министерстве не смогут точно сказать, сколько у них детей-сирот и ОБПР и в каком регионе. Чтобы получить эту информацию, им придется обзвонить все регионы и запросить данные. Вот тогда там закипит работа их по сбору и уточнению. И это в век информатизации и цифровизации!
Но даже если работу выполнят достаточно оперативно и безошибочно, на это потребуется немало времени, потому что база – это не просто список. База подразумевает наличие данных о правовом статусе каждого ребенка, наличии или отсутствии у него имущества, в какой стадии находится, например, процесс по возврату или восстановлению имущества.
Если в такой базе поле «имущество» окрашено красным, значит на это надо обратить внимание. Возможно, там идут тяжбы по возврату или оформлению документов. Но при наличии такой базы не надо делать запросы и ждать ответов. Все будет отражать актуальную информацию, изменения статуса и т. д.
Либо на момент занесения в базу у ребенка было имущество, но вдруг поле загорелось красным! Вы должны тут же выяснять, в чем дело, и бить тревогу, привлекать прокуратуру – чтобы не допустить неправовых манипуляций.
В минобре удалось найти понимание и содействие со стороны председателя Комитета по охране прав детей Раисы Петровны Шер. Но позже на ее место пришел другой человек, и несмотря на то, что нашлись и бизнесмены, готовые заплатить за разработку, и IT-компании, которые намеревались сделать это бесплатно, долгое время никаких подвижек не было.
Мы были вынуждены вновь инициировать слушания в парламентских группах по вопросу создания государственного банка данных. А там
нас обвиняли попытках подменить функции госорганов, чтобы сделать на этом бизнес!
Честно говоря, мне сложно понять, как они себе представляли, что мы сможем продать информацию, которую сами же помещаем в открытый доступ. Но сами того не желая, они тем самым подтвердили, что при наличии информации о детях (и пока она закрыта) можно делать бизнес.
Потребовалось еще немало времени, сил и привлечения Администрации президента, пока в минобразовании наконец признали, что такие базы необходимы. И выразили намерение сделать их самостоятельно.
Мы все-таки продавили изменения и дополнение в закон!
Помог Маулен Ашимбаев — в то время депутат мажилиса и возглавлявший Комитет по международным делам, обороне и безопасности. В Кодексе о браке и семье наконец появился раздел о Республиканском банке данных детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей, и лиц, желающих принять детей на воспитание в свои семьи.
В апреле 2016 года эти изменения вступили силу
И госорган приступил к созданию этого банка данных, потратив около 270 млн тенге. Рано или поздно банк заработал. Нам известно, что сегодня в детдомах проживают 3 614 детей (на конец 2020 года) против 19 800 на начало периода. Это значительное снижение, которого удалось добиться благодаря взаимодействию гражданского общества, НПО и сообществ приемных родителей.
Помимо того, чтобы отрегулировать государственную систему, эта работа была направлена на то, чтобы детей без родителей было как можно меньше, чтобы они не попадали в детский дом.
— Я очень надеюсь, что Казахстан выйдет на такой социально-экономический уровень, когда процент отказов от детей станет минимальным. Что меры поддержки для сохранения биологической семьи со стороны социальных служб также будут действенны. Чтобы при возникновении трудностей, проблем, утраты или ухода из семьи одного из родителей оставшийся не думал отдавать своего ребенка в пансионаты, интернаты и патронатные семьи.
За редчайшим исключением
родные родители – это лучшее, что может быть у ребенка
Я верю, что мы сможем прийти к тому, что оставшийся без попечения родителей маленький человек попадет не в детский дом, а например, в SOS-деревню. А там его встретят постоянные опытные и ответственные взрослые, способные найти общий язык, стать наставниками, вовлечь в какие-то общественные процессы. И в самый сложный для ребенка период рядом будут люди, способные его понять и обнять. Которые не позволят упасть, дадут заботу и тепло, — сказала в заключение Аружан Саин.