События в Афганистане происходят настолько быстро, что это приводит к появлению множества трудных вопросов. И ответы на них далеко неоднозначные.
Продолжение, начало читайте здесь.
Весьма показательны переговоры, которые движение Талибан проводило с 7 по 9 июля в Иране. Их надо рассматривать не только в контексте собственно афганской проблематики, но и с точки зрения весьма сложных отношений между Тегераном и Вашингтоном в связи с иранской ядерной программой.
Так, только что в Иране президентом стал представитель условного консервативного крыла Ибрахим Раиси. Казалось бы, иранцы в связи с этим должны быть весьма рады, что США уходят из Афганистана. Для них это выглядит как неудача американской политики.
Кроме того, Тегеран располагает весьма значительными проиранскими военными формированиями в Сирии и Ираке, включая отдельное подразделение «Фатимиюн», состоящий из афганских шиитов-хазарейцев, а также несомненной решимостью для их применения в случае необходимости.
Афганский тупик: с кем будут договариваться талибы? Часть 1
Естественно, что после ухода США из Афганистана Иран становится одним из наиболее важных игроков на политическом поле этой страны. Собственно, именно поэтому делегация во главе с руководителем офиса движения Талибан в Катаре Шер Мухаммад Аббас Станикзаем и направилась в Тегеран.
7 июля прошли переговоры с министром иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зарифом. В Тегеране явно хотели прояснить позицию талибов по поводу будущего политического устройства Афганистана и места в нем шиитов-хазарейцев.
В свою очередь талибы очевидным образом хотели избежать конфронтации с Ираном и более активной поддержки им своих сторонников в Афганистане.
При этом Иран заинтересован в снятии санкций, которые губительно сказываются на его экономике. Поэтому для него уход американцев из Афганистана создает новые возможности.
Кроме всего прочего, это означает, что на восточном направлении, фактически в иранском тылу, не будет больше американских военных сил, и главное, военных аэродромов. Потому что в последние годы много говорили о возможности нанесения американцами или израильтянами военных ударов против Ирана.
На фоне этих разговоров в Тегеране не могли не опасаться американской группировки в Афганистане и особенно аэродромов, где могла базироваться ударная авиация.
Пять причин сотрудничать с Китаем — окончание
При этом США своей поспешной эвакуацией создают впечатление, что если они и не уходят совсем из региона, то заметно снижают свое присутствие. Если это и не поражение, как склонны думать многие наблюдатели, то как минимум потеря прежних амбиций и связанных с этим возможностей.
Однако это в определенном смысле создает условия для достижения договоренностей между Вашингтоном и Тегераном по комплексу вопросов о санкциях, ядерной программе и разделе сфер влияния, например, в Сирии. Потому что если вы проводите тактическое отступление из стратегически важного региона, почему бы вам не начать договариваться с оппонентом уже на других условиях.
В такой ситуации начало новой войны в Афганистане и воссоздание в связи с этим Северного антиталибского альянса в целом никак не отвечает интересам Ирана. Поэтому в Тегеране и проводили переговоры с делегацией Талибан.
Иранцев бы устроило получение определенных гарантий от талибов по поводу сохранения позиций шиитов-хазарейцев в афганской политике. Это значит, что в целом иранцы заинтересованы в сохранении республиканской модели в Афганистане.
Талибы, напротив, поддерживают идею исламского эмирата без уточнения принципов его формирования. Тем не менее
они уже заявляли о готовности к компромиссу
Скорее всего, этот вопрос и находился в центре происходивших переговоров в Тегеране.
Талибан явно не может игнорировать военную мощь Ирана и его немалые возможности по созданию антиталибской коалиции в случае появления такой необходимости. Этого они хотели бы избежать, а значит, должны идти на уступки.
Практически одновременно 8 июля в Москве проходили переговоры талибов с руководством России. И здесь интерес талибов, как и в Иране, несомненно, заключался в том, чтобы Россия и ее союзники в Центральной Азии не стали поддерживать идею формирования новой антиталибской коалиции в Северном Афганистане в духе 90-х.
Поэтому талибы сделали в Москве ряд заявлений, что не будут угрожать государствам Центральной Азии, не станут поддерживать ИГИЛ и будут контролировать торговлю наркотиками.
Все эти
заявления в целом не противоречат известным принципам политики движения Талибан
Это по-прежнему все еще преимущественно пуштунское движение, и его представители на всех уровнях ранее заявляли, что не имеют планов по экспансии на север, в Центральную Азию.
С ИГИЛ у Талибана идеологические противоречия, связанные с разными религиозными взглядами, с чем были связаны отмечавшиеся ранее столкновения сторонников двух организаций.
ИГИЛ или ИГ — это в первую очередь радикальные салафиты. В то время как Талибан тесно связан с так называемым деобандийским направлением в исламе. Это весьма архаичная идеология, ее проявления можно было наблюдать в период правления талибов в Афганистане с 1996 по 2001 годы, но это все-таки не салафиты. Если же говорить о наркотиках, известно, что талибы в 1990-х выступали против их выращивания.
https://365info.kz/2021/07/tret-roznichnoj-torgovli-v-strane-prihoditsya-na-almaty
Так что переговоры в Москве вполне могли быть продуктивными и для талибов, и для российского руководства. Причем для последнего было весьма важно, что талибы вели именно с ним переговоры о тех вопросах, которые имеют прямое отношение к государствам Центральной Азии.
Естественно, это лишний раз подчеркивает влияние России в Центральной Азии, которая на переговорах в Москве фактически выступила от имени Казахстана, Таджикистана и Кыргызстана. И делала это на основании их участия в ОДКБ. Хотя в данном случае талибы проводили переговоры вовсе не с этой уважаемой организацией, а с руководством России.
Вполне возможно, что в Центральной Азии такой тонкий нюанс переговоров талибов с Москвой мог вызвать определенные вопросы. К примеру, у Таджикистана, который 7 июля обращался в ОДКБ с просьбой о помощи. Тогда российский министр иностранных дел Сергей Лавров ответил, что если на Таджикистан нападут, тогда ОДКБ ему и поможет.
То есть не раньше самого момента нападения. Между прочим, это происходило накануне визита в Москву делегации талибов, во время которого они как раз и заявили, что не будут нападать на Центральную Азию.
Уровень воды в Балхаше еще не проблема, но уже угроза — эколог
В этой ситуации обращение Таджикистана к ОДКБ с просьбой о помощи говорит либо о недостатке информации у таджикского руководства о планах Москвы, либо о том, что Таджикистан в целом не удовлетворен ходом событий в самом Афганистане и на границе с ним.
В таком случае получается, что у Таджикистана и России разное отношение к происходящему в Афганистане. А следовательно, могут быть и разные интересы. И если Москва в принципе готова к переговорам с талибами, у Душанбе могут быть другие приоритеты.
Здесь надо учитывать, что на афганской территории вдоль границ с Таджикистаном в основном проживает родственное таджикское население. Соответственно, усиление талибов в Афганистане в первую очередь означает общее ухудшение его положения.
В такой ситуации контроль талибов над границей между двумя странами ведет к тому, что Таджикистан не сможет выполнять функции стратегического тыла для афганских таджиков, как это было в 1990-х годах. А это в свою очередь заметно снижает его самостоятельное значение в условиях геополитической игры в регионе.
В этой связи вполне логично упомянуть Урумчийское соглашение. В него входят Китай, Афганистан, Пакистан и Таджикистан. Последние две страны как раз и были теми территориями, откуда в период с 1996 по 2001 годы происходило снабжение противоборствующих сторон в Афганистане.
Тогда с территории Таджикистана Россия и Иран как раз и поддерживали Северный альянс, а Пакистан — движение Талибан. В данном контексте Урумчийское соглашение де-факто означает усиление роли Китая в регионе в целом и в Афганистане в частности.
С учетом экономического и политического влияния Китая на Пакистан и Таджикистан понятно, что они должны будут учитывать его мнение по многим вопросам, включая ситуацию в Афганистане.
Но совершенно очевидно, что такая тенденция не могла устроить Россию, у которой традиционно было значительное влияние в Таджикистане. Здесь находится 201-ая российская военная база, многие мигранты из Таджикистана работают в России.
При этом у Москвы также хорошие отношения с Китаем. Тем не менее такое усиление его позиций не может в полной мере соответствовать российским интересам в Центральной Азии. Как минимум это уже конкуренция за геополитическое влияние.
Понятно, что России сложно соревноваться с Китаем на равных, у нее нет ни готовности, ни особых возможностей тратить в регионе финансовые ресурсы, как это может себе позволить Пекин. Собственно, это и стало главной причиной того, что таджикские власти стали все больше ориентироваться на Китай.
В такой ситуации главным инструментом обеспечения влияния Москвы в Центральной Азии остается безопасность. Именно поэтому российские власти на самых разных уровнях в последние годы все время говорили о террористической угрозе со стороны Афганистана.
Понятно, что когда речь идет об угрозе безопасности, сразу же повышается значение механизмов по ее обеспечению. В случае Центральной Азии это ОДКБ. Следовательно, у государств этого региона любая внешняя угроза теоретически должна повысить заинтересованность в поддержке со стороны России. Соответственно, экономический фактор автоматически отходит на второй план.
Заметим, что в то же самое время и американцы, и представители движения Талибан опровергали существование какой-либо угрозы для Центральной Азии с юга. Американцы, напротив, лоббировали открытие новых транспортных коридоров через Афганистан с севера на юг.
С этим было связано много разных проектов, например, Большая Центральная Азия, строительство железной дороги из Узбекистана в пакистанский Пешавар и газопровода из Туркменистана в Пакистан.
Конечно, все эти проекты были весьма рискованными, когда в Афганистане не было военно-политической стабильности. Но в то же время они как раз и должны были привести к созданию такой экономической ситуации, которая могла бы обеспечить эту стабильность.
Продолжение следует