Психологи говорят, что дети отлично приспособились к дистанционке — в том смысле, что научились имитировать обучение. И все последствия этого мы вскоре увидим…
В индивидуальных особенностях казахстанских семей и возникающих в них проблемах уже много лет разбирается известный детский психолог, психотерапевт и психиатр Сергей Скляр. Он рассказал, как пандемия изменила детей и их родителей.
— Сергей Владимирович, как дети чувствовали себя в изоляции? Наблюдаете ли вы рост числа детей с психологическими или психическими нарушениями, которые непосредственно связаны с карантином?
— Сложный вопрос, включающий в себя несколько компонентов. Во-первых, мы предполагаем, что есть какой-то среднестатистический ребенок. Это сразу неверно. Все дети разные. Как и взрослые. Мы можем, конечно, прийти к какому-то среднему знаменателю. Но один из моих преподавателей любит говорить, что среднестатистической температуры по палате не бывает. У кого-то 38, у кого-то 36. Но это не значит, что в среднем температура в палате нормальная.
Также и с тем, как люди реагируют на вынужденное пребывание вне общения в изоляции. Интровертированные дети-подростки, как правило, очень хорошо переносят карантин. Я бы сказал, они даже рады этому. Экстравертированному подростку, общительному и требующему постоянных контактов, тяжело.
То есть дети реагируют на новый режим жизни по-разному. Наш социум экстравертирован, и в нем есть некие правила: ты должен добиваться, должен налаживать социальные связи. Эта обязательная активность, которая навязывается обществом, причем по прозападной модели «если ты не активен, ты лузер», отрицательно воздействует на детей.
Как ни странно, те дети, которые страдали от некоего прессинга со стороны экстравертированного социума, стали чувствовать себя лучше. Их невротические расстройства, страхи и переживания ушли на второй план. Они оказались в комфортной для себя ситуации, причем в социально приемлемой форме. Однако активные дети, а их большинство, изоляцию переживали тяжело.
Но в отличие от взрослых, дети очень быстро адаптируются и трансформируются. Взрослым перестроиться тяжелее
А после перестройки тяжелее возвращаться к обычному режиму жизни и работы. В этом отношении младшее поколение намного изобретательнее. В том числе социальные сети и игры не дают того вакуума, который иногда получают взрослые.
— То есть если они не получают живого общения, они переключаются на соцсети и этой картинки им достаточно?
— Да, именно так.
— Какие возрастные группы оказались наиболее уязвимы к изменению режима и ритма жизни из-за карантина? Кому из школьников тяжелее пришлось адаптироваться к дистанционке?
— Как раз детям и не было тяжело адаптироваться к такой форме обучения. Потому что она подразумевает значительно меньше контроля. А любой ребенок его всячески избегает.
Приведу пример. Если ребенок включает интернет-платформу, которой пользовались школы во время дистанционного обучения, он вроде бы находится у компьютера, но в любой момент может выключить видеосвязь, сославшись на плохой интернет. А школы и управления образования не могут требовать от учеников хорошего качества интернета.
По сути, большинство школьников включали уроки формально, а на самом деле либо дальше продолжали спать, либо играли в игры,
либо общались между собой.
— И проверить это никак нельзя?
— Конечно, проверить, действительно ли плохой интернет или ученик прогулял уроки, можно. Но это стоит слишком больших усилий. Затраты учителя на поиск правды несоразмерны тому, чтобы поверить в историю о плохом интернете. То есть в принципе, дистанционная форма обучения удобна и детям, и преподавателям.
Человек ведет занятия, не выходя из дома. Ребенок, находясь в постели, может делать вид, что занимается. Конечно, это удобно
Поэтому удаленное обучение — не удар по психической устойчивости детей сейчас.
Последствия мы узнаем значительно позже, когда они вернутся в другую реальность, к обычной форме обучения
Минимизирует эти сложности лишь их способность к быстрой адаптации под новые условия. Взрослые, увы, на это не способны. Поэтому большую часть удара пандемии на себя приняли взрослые, а не дети.
— В чем заключался этот удар — в выполнении помимо своей основной работы роли домашнего репетитора?
— Конечно, родителям стало значительно тяжелее контролировать ситуацию. Раньше ребенок во время уроков находился под контролем школы. И если он не пришел на уроки, родителям поступал сигнал от учителя. Сейчас формально дети все на уроке, но по факту, когда начинается контроль, получается, что оголяются пробелы в знаниях детей.
Родителям стало сложнее включаться в эту работу. Фактически на них легла контролирующая функция, которую раньше исполняли педагоги
И если родитель сидит дома, это одно. Однако, насколько я знаю, больше половины не могут себе позволить не работать.
— Какие расстройства во время пандемии стали встречаться наиболее часто?
— Невротические. Я бы не сказал, что их стало значительно больше, их просто стали больше диагностировать. Чего боятся дети? Публичных выступлений, не оказаться вместе со всеми в группе, что кто-то их осмеет, что они неправильно что-то скажут или сделают.
— Были ли такие случаи, когда родители приводили к вам ребенка, а выяснялось, что проблема не в ребенке, а в родителях? И связано ли подобное с изоляцией в период пандемии?
— Все намного сложнее. Есть хорошая метафора: «Все хорошее от папы с мамой, а плохое — от родителей». В самом начале локдауна даже появилась такая шутка: «Интернет не работал, электричество выключили, полчаса пообщался с семьей. Оказывается, замечательные люди со мной живут!».
На самом деле обостряет какие-то проблемы не вынужденная теснота общения, а сам человек. Есть теснота общения или ее нет, но если родитель не заинтересован в ребенке, он не заинтересован в общении с ним ни тесно, ни разобщенно. Неважно, сидит он напротив, уткнувшись в гаджет, либо находится на работе. Само физическое расстояние не всегда определяющий фактор.
Определяющий фактор — то, насколько родитель хочет быть вовлеченным в мир ребенка или не хочет этого совсем
Даже если он физически будет целый день рядом, это вовсе не значит, что он хочет знать о ребенке. Это психологическая составляющая проблемы.
— Много таких родителей, которым все равно, и они действительно живут гаджетами, а дети бесплатное к ним приложение?
— Такие семьи ко мне и обращаются — что до карантина, что сейчас. Картина, правда, не одна и та же, но это не связано непосредственно с карантинными мероприятиями. Это связано с общей информированностью. И, к сожалению, информированностью не всегда родителей, а прежде всего детей.
То есть все чаще и чаще дети сами приводят родителей за руку на прием. Именно они настаивают на обращении к психологу или психиатру
Ребенок сам ищут специалиста и вынуждает родителей вести его. Это стало происходить чаще. И в этом смысле дети намного гибче и современнее, они готовы получить помощь. К сожалению, к этому не готовы сами родители.
— Небось говорят: «Что ты придумываешь, у нас все хорошо, какой еще психолог?».
— Все верно.
— Каков самый ранний возраст, когда ребенок осознал необходимость в специалисте и привел к нему родителей?
— Начальные классы школы. Но это не массовое явление, а единичные случаи. Чаще всего, конечно, это подростки 12-15 лет.
— Мальчики или девочки чаще приходят?
— Больше девочки, потому что им легче проявлять эмоциональность, для них это социально приемлемо.
— Каков социальный статус семей, чаще всего обращающихся за психологической и психиатрической помощью?
— Все зависит от специалиста. Далеко не все могут попасть к любому специалисту. Ко мне обращаются, начиная от среднего статуса и выше. Но это не значит, что другие дети не настаивают на помощи психолога. Имеют ли они такую возможность и как ее реализуют, это другой вопрос.
— Как происходит первая встреча в таких случаях, когда подросток настоял на семейной терапии у психолога? Уверена, что родители соглашаются на такой визит еще и не с первого раза.
— Иногда 5-7 лет проходит, прежде чем родители согласятся.
— И как они воспринимают эту кампанию по походу к психиатру?
— К психиатру всегда идут агрессивно. Поэтому чаще всего они приходят ко мне как к психологу. Либо их успокаивает слово «психотерапевт». Как к психиатру идут в случаях самоповреждений у ребенка.
Но и в таких случаях разница между обнаружением проблемы и реальным обращением доходит до 5-7 лет, а иногда и больше
Есть несколько фаз, как меняется у родителей отношение к проблеме с ребенком. Сначала они не обращают внимание. Потом пытаются сами как-то решить проблему. Потом начинается агрессия. Затем принятие ситуации. То есть фазы очень разные. И если родитель не тревожный, первый прием имеет больше хороших результатов.
— С каким бы настроением они ни пришли на консультацию, специалист достаточно быстро может показать степень серьезности обращения. В том числе и убедить, что решение прийти всей семьей — хорошее решение.
Помогать ребенку, не вовлекая в это семью, практически невозможно. Потому что ребенок всегда возвращается домой
А работа со специалистом в лучшем случае занимает час в неделю, изредка чаще. И чтобы закрепить какие-то тенденции к изменению, я уже не говорю о самих изменениях, нужна вся семья. Поэтому специалист всегда беседует с родителем. Моя беседа начинается с того, что 15-20, а иногда и полчаса из 50 минут я уделяю взрослому. И только потом начинается работа с ребенком. И это не только формальное согласие, без которого я как врач не могу начать контакт с несовершеннолетним, это и установление контакта.
Потому что если поймет родитель, я смогу помочь и ребенку
А если родитель будет убежден, что это блажь, а здесь «для галочки», его ребенок больше у меня не окажется.
— Часто ли семьи, в проблемах которых вы разобрались и вроде счастливы, вдруг возвращаются обратно, потому что у кого-то что-то «сломалось»? И у кого чаще «ломается» — у ребенка или у родителя?
— У ребенка не может сломаться, если не сломалось у родителя. Ребенок всегда продолжение родителя. Дети — отражение взрослых. Не может у ребенка быть невроза — если мы говорим о неврозах, а не о тяжелых психических расстройствах. Когда родитель здоров и здорова внешняя обстановка, почему ребенок должен быть в неврозе? Это невозможно!
— Какие рекомендации вы дали бы для счастья всех семей? Если начинаются проблемы, могут ли семьи сами без обращения к специалисту вернуться обратно в счастье?
— К сожалению, точного определения счастья нет. У Толстого, кажется, есть крылатая фраза:
«Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
Соответственно, дать какой-то универсальный совет можно, но поможет ли он всем? Вряд ли.
Прежде всего рекомендую контакт, желание помогать и быть нужным для других. Если родители учат этому своих детей и сами делают также, я думаю, они будут очень близки к этому состоянию счастья.
Но перманентного состояния счастья не бывает. Подобное я расцениваю некой патологией, маниакальным состоянием. Постоянно счастлив — это не норма
Что касается «несчастливы из-за изоляции», это не совсем так. Человек мало меняется. И вряд ли родитель, у которой в привычке быть психологически далеко от семьи, изменится из-за изоляции.
Чтобы люди менялись, иногда нужны какие-то потрясения. И таких потрясений стало больше, с этим спорить не буду. Экономическая ситуация сделала жизнь взрослых сложнее. Но переживают они по этому поводу по-разному. Некоторые не обращают внимания, а надо бы. В этом отношении дети более открыты к новому опыту. И тем более к получению помощи.
Я бы ориентировал взрослых на то, чтобы они были готовы получить помощь. Ее сейчас оказывают и через интернет
В профилактике возможного возникновения невротических расстройств на самом деле люди нуждается гораздо больше, чем они себе представляют.
Однако когда случаются стрессы, приводящие к изменению качества жизни, к тому, что срываются адаптационные возможности, когда уже невозможно справиться, тогда общие советы не помогут. Взрослому человеку надо быть готовым получить помощь.
К сожалению, у нас все готовы обратиться к кардиологу, окулисту и даже проктологу. Посетить психолога или психиатра, напротив, до сих пор считается чем-то неудобным, ненормальным и не очень нужным
Как будто это пройдет само собой. На самом деле нервная система такая же, как пищеварительная, эндокринная или сердечно-сосудистая. И в случае ее «поломки» ее должны лечить специалисты. А самолечение, к сожалению., приводит не к тем результатам, которые люди хотят получить.