19 марта 2010 года Указом Президента Республики Казахстан № 958 была принята Государственная программа по форсированному индустриально-инновационному развитию Республики Казахстан на 2010-2014 годы. Правительству было поручено в месячный срок разработать и утвердить Карту индустриализации Казахстана на 2010-2014 годы и Схему рационального размещения производственных мощностей до 2015 года.
Так, в Казахстане началась эпоха «ускоренной индустриализации», которая продолжается уже две «пятилетки» и с высокой вероятностью будет пролонгирована еще минимум на одну.
Редакция разбиралась, какая на данный момент существует необходимость в форсированном развитии промышленности и каковы ее результаты за прошедшие 10 лет.
Необходимость диверсификации казахстанской экономики — это, возможно, единственный тезис, в котором сходятся и государственники, и критики существующей экономической политики.
Нефтяная отрасль на протяжении практически всей истории независимого Казахстана остается ключевым драйвером экономики —
она была источником роста в “нулевых” годах, она же стала своеобразным проклятием,
потому что вслед за обвалом цен на нефть последовали годы стагнации с девальвациями и падением реальных доходов населения.
Пожалуй, это главная причина, почему в 2010 году была осуществлен «индустриальный разворот», не первый в истории, но существенно более энергичный, чем прежние.
Потребность Казахстана в такого рода программе изначально была очевидна. Огромная ресурсная база и богатые промышленные традиции, оставшиеся после СССР, не могли не наводить на мысль, что именно промышленность, если основательно в нее вложиться, станет «локомотивом», способным «вытащить» экономику из кризиса, казавшегося на тот момент бесконечным.
Это удачно ложилось на “культ реального производства” у населения, сохранившийся с советской эпохи и во многом переданный следующему поколению казахстанцев.
Международный опыт становления большинства развитых и развивающихся стран демонстрирует, что именно
индустрия служит прочным фундаментом и источником роста национального богатства при условии создания государством благоприятных условий,
а также стимулирования отечественных компаний в продвижении на внешние рынки.
Высокая конкуренция на международных рынках вынуждает компании работать более эффективно и продуктивно, ускоряет научно-технический прогресс посредством трансферта технологий и лучших практик.
Реальное производство, обладающее наибольшим мультипликативным эффектом, может выступать в качестве надежной основы экономического развития. Вложенный в обрабатывающую промышленность 1 доллар обеспечивает рост ВВП на 1,5 доллара.
Однако индустриализация попала в имиджевую «ловушку» иллюзий о том, что объяснять ее целесообразность никому не нужно. Государственная PR-машина быстро взяла индустриализацию «в прицел», посвящая ее объектам не отдельные статьи и сюжеты, а целые рубрики и документальные фильмы — объемные, но лишь констатирующие факты.
Кульминацией государственной PR-мысли стало создание праздника – Дня индустриализации (пока еще не являющегося государственным), но от этого информирование не превратилось в разъяснение. Возможно, этот “праздник” даже стал слишком дежурным и отталкивающим от идеи индустриализации как таковой.
С течением времени к индустриализации стали накапливаться вопросы, связанные с отдельными провальными проектами (причем как не открывшимися, так и закрывшимися практически сразу после запуска) и отсутствием в публичном поле ярких результатов, не помешавшими, впрочем, продлить Программу на 2015-2019, а теперь и на 2020-2025 годы.
Свою роль сыграла и ориентация общества на постиндустриальные страны: образно говоря, в больших казахстанских городах выросло «поколение» политиков, общественных деятелей и лидеров мнений, для которых целесообразность индустриализации неочевидна, а погоня за конкурентоспособностью собственного продукта не только на внешнем, но и на внутреннем рынке видится бессмысленной.
Однако необходимость развития промышленности в Казахстане имеет несколько важных причин.
Во-первых, мы рано или поздно столкнемся с тем, что нефтегазовая эра закончится. Связано это прежде всего с глобальным разворотом от сжигаемого топлива к ВИЭ. Это уже можно наблюдать на примере взаимной торговли с Германией, которая снизилась за счет сокращения поставок казахстанской нефти на рынок ФРГ.
Дело в том, что возобновляемые источники энергии вышли там на первое место в энергобалансе. Эта тенденция в скором времени будет распространяться и на другие развитые и развивающиеся страны. Если не сделать ставку на обрабатывающую промышленность с экспортным потенциалом, Казахстан столкнется с падением валютной выручки, повышением импорта, а значит, дальнейшим ослаблением курса тенге и падением реальных доходов населения.
Во-вторых, индустриализация дает мультипликативный рост: благодаря ей растут города (а это главный источник благосостояния в современном мире), услуги и другие предприятия-спутники, которые обслуживают большое производство. С другой стороны, и урбанизация, и рост промышленности положительно влияют на общество: это создаёт костяк предпринимателей, крепкого среднего класса, которые даже во время кризиса служат основой государственности. Происходит технологизация нации, повышение качества человеческого капитала, крепнут институты.
Прежде всего необходимо отметить, что у индустриализации в Казахстане было несколько проблем, с которыми сложно было что-либо сделать.
Во-первых, промышленность пришлось создавать практически заново. Та база, которая осталась после СССР, распалась в связи с разрушением цепочек поставок и общей стагнацией экономики.
Кроме того, массовый отток высококлассных специалистов, которые участвовали в создании предприятий, фактически лишил казахстанскую промышленность институциональной памяти.
Во-вторых, обрабатывающая промышленность не была таким выгодным бизнесом, как, например, недвижимость или торговля, где доля маржинальности доходила на разных этапах вплоть до 100%, а предприятия окупались быстро. В итоге талантливые кадры, которые могли бы строить промышленность, уходили в другие отрасли, у них просто не было экономических стимулов. Только с 2010 года государство стало им оказывать институциональную поддержку.
В-третьих, на первую пятилетку ГПФИИР было выделено порядка 4,2 трлн тенге. Более 85% (3571,3 млрд) этих средств были направлены на создание инфраструктуры: 4 тыс. км автомобильных дорог («Западная Европа – Западный Китай», 2 транзитных коридора Центр-Юг и Центр-Восток), построено порядка 1 700 км железных дорог (Узень – государственная граница с Туркменистаном, Жетыген-Коргас, Бейнеу-Жезказган, Аркалык-Шубаркуль).
Непосредственно на цели индустриализации было выделено 624,1 млрд тенге, что составляет 14,8% от всего бюджета.
На реализацию ГПИИР на 2015-2019 годы предусмотрено порядка 811,3 млрд тенге. Эти деньги были потрачены на создание СЭЗ и ИЗ, которые привлекли позже 1,1 трлн инвестиций. На них были запущены первые проекты и привлечены зарубежные партнеры, которые помогли с новыми технологиями и опытом, был сделан важнейший первый шаг на пути к изменению структуры экономики.
Кроме того, часть средств пошла на поддержку малого и среднего предпринимательства через Дорожную карту бизнеса, за четыре года действия которой было профинансировано 13 тыс. субъектов малого и среднего бизнеса, создано 10 тыс. рабочих мест.
Сейчас очевидно, что непосредственно индустриализация, то есть поддержка предприятий, была недофинансирована
Однако всего с 2010 по 2018 год в Казахстане по госпрограмме индустриализации запустили 1 250 проектов стоимостью около 7,9 трлн тенге. На этих предприятиях было создано более 195 тыс. рабочих мест.
При этом в сравнении со Стратегией индустриально-инновационного развития Республики Казахстан на 2003–2015 годы две пятилетки ГПИИР оказались куда более успешны. СИИР не оказала большого влияния на структуру экономики, которая сохранила сырьевую направленность.
За период с 2000 по 2008 годы доля обрабатывающей промышленности в ВВП сократилась с 14% до 11,8%, а доля горнодобывающей возросла с 13% до 18,7%. Падение мировых цен на углеводороды и металлы в конце 2008–начале 2009 гг. усугубило ситуацию. Кризис привел к резкому снижению поступлений в бюджет, из-за чего стратегию отменили в 2010 году, заменив программой индустриализации.
И уже к 2014 году объем инвестиций в основной капитал обрабатывающей промышленности по сравнению с 2008 годом увеличился в 2 раза (с 357 до 729 млрд тенге), реальный рост составил 156%. За 5 лет реализации первой пятилетки индустриализации в обрабатывающую промышленность привлечено более 17 млрд долларов США прямых иностранных инвестиции.
Доля обрабатывающих отраслей в валовом притоке иностранных инвестиций составила 14%, что почти в 2 раза превысило показатель за предыдущие 5 лет (за 2005-2009 гг. в обрабатывающую промышленность привлечено 6 млрд долларов, доля в валовом притоке иностранных инвестиций составила 7,4%).
Реальный рост производства в обрабатывающей промышленности за 10 лет индустриализации составил 142,3%, опередив темпы роста в горнодобывающей промышленности 124,1%. Объем производства в обрабатывающей промышленности превысил 70 трлн тенге! Налоги от обрабатывающей промышленности за годы индустриализации выросли в 2,9 раза (+844 млрд).
Безусловно, стратегия заложила основы индустриализации и позволила накопить опыт, в том числе из-за сделанных ошибок, которые и были учтены на новом этапе. Однако и о прорыве за 10 лет говорить не приходится.
Несмотря на то что доля обрабатывающего сектора в ВВП значительно не изменилась (2010 – 11,3%, 2015 – 10,1%, 2016 – 11,3%, 2017 – 11,2%, 2018 – 11,4%, 1 полугодие 2019 – 11,9%), увеличивается вклад обрабатывающего сектора в промышленности – с 31,8% в 2010 году до 38,2% по итогам 2018.
При этом необходимо отметить, что за 2008-2018 гг. во многих государствах, в том числе и тех, на которых мы равняемся, падала доля обрабатывающей промышленности в ВВП. Так,
Общее падение доли обработки в мировой экономике составило 0,4% (с 16,5% до 16,1%). То есть Казахстану удалось удержать свои показатели, в то время как большая часть развитых и развивающихся экономик это сделать не смогли.
Но важно понимать, что для условий, в которых проводилась индустриализация, результат все-таки положительный. На первых этапах бизнесмены испытывали проблемы не только с кадрами, но и с доступом к акимам в регионах. Сейчас данная ситуация исправлена, так как главы городов и областей стали ориентированы на поиск проектов — это входит в их KPI.
При этом эксперты отмечают, что десятилетие продуктивных государственных программ — небольшой срок для изменения структуры экономики. Например, быстроразвивающимся азиатским странам, на которые мы всегда равнялись, потребовалось от 20 до 30 лет, то есть как минимум одно поколение. Сыграли свою роль и внешние экономические шоки, такие как резкое ослабление тенге и ухудшение экономической ситуации в странах-партнерах.
В итоге прогресс при неблагоприятных условиях очевиден, обе пятилетки ГПИИР оказались эффективными. Было несколько провальных проектов, которые вызвали скандалы, однако банкротство предприятий — это нормальная практика для любых экономик. Ожидать одинаковой результативности от всех было бы наивно. При этом государство не смогло достаточно подробно и интересно рассказать, какие бизнесы действительно состоялись.
Налицо, скорее, провал PR, чем самой программы
Третий этап индустриализации, надо признать, приходится начинать в непростых условиях. Из-за нескоординированной PR-политики к ней уже скептическое отношение, а тезис о том, что нам удалось сохранить объем промышленности, очень сложно “продать” аудитории после обещания быстрых и больших побед. Однако в ГПИИР-3 содержится немало новаций.
В ней заложено следование политике экспортоориентированной индустриализации, основанной на создании и развитии новых бизнесов, ориентированных на мировой рынок и жизнеспособных в условиях глобальной конкуренции, которая должна сочетаться с разумной защитой и развитием внутреннего рынка.
Согласно недавнему исследованию принципов индустриальной политики МВФ, одним из трех ключевых принципов, составляющих политику технологий и инноваций (Technology and innovation policy, TIP), на которой основан успех стран Азиатского чуда, является ориентация индустриальной политики на экспорт, в отличие от типичной провальной «промышленной политики» 1960–1970-х годов, которая в основном представляла собой импортозамещающую индустриализацию (Import substitution industrialization).
Международный опыт показывает, что страны, реализовывавшие только стратегию импортозамещения, так и не смогли осуществить структурную перестройку своей экономики и вывести даже на отечественные рынки достаточное количество товаров местного производства.
Предприятия, полагавшиеся исключительно на меры правительственной поддержки, не стали конкурентоспособными, а национальные правительства, поощрявшие протекционизм, взрастили целые отрасли, основанные не на реальной конкурентоспособности, а на административном ресурсе.
Полученная прибыль направлялась такими предприятиями не на развитие производства и модернизацию, а на лоббирование своих интересов через государство в целях сохранения status quo. В итоге бюджетная политика этих стран оказалась неэффективной, а импортозамещение привело не к росту, а к снижению конкурентоспособности национальных производств. Импортозамещение создает иллюзию самодостаточности отраслей промышленности страны, оставаясь уязвимыми для внешних потрясений.
Также программой предусмотрено, что ранее разрозненные меры поддержки промышленности теперь объединены в логичную систему, но главное нововведение заключается во встречных обязательствах предприятий. Бизнес будет мотивирован к успеху, иначе ему придется вернуть средства, направленные на его поддержку.
В новой программе предусмотрен переход от отраслевой приоритезации к поддержке эффективных экспортоориентированных производителей во всех отраслях обрабатывающей промышленности.
Также в ГПИИР-3 заложено встраивание в глобальные цепочки создания стоимости через таргетированное привлечение целевых иностранных инвесторов. Это поможет поддержать экспорт. При этом ожидается рост налогооблагаемой базы.
За 2008-2018 гг. с обрабатывающей промышленности было собрано более 8 трлн налогов. По итогам третьей пятилетки этот показатель должен показать рост. Но ключевое отличие заключается в том, что в данный момент повышена самостоятельность регионов, и КПН/НДС теперь остаются в тех областях, где будут базироваться предприятия. Таким образом, рост налоговых поступлений положительно скажется на развитии инфраструктуры и социальных объектов на местах.
У третьей уже шестилетки индустриализации, кроме того, конкретные KPI, которые должно исполнить правительство:
1. Реальный рост производительности труда в 1,6 раз (с 12,2 до 19,6 млн тенге, или с 35,3 до 58,6 тыс. долларов человека)
2. Рост объема экспорта обрабатывающей промышленности в 1,9 раз (с 15,8 до 29,5 млрд долларов)
3. Реальный рост инвестиций в основной капитал в 1,6 раз (с 1 247,2 до 2 041,6 млрд тенге, или с 3,6 до 5,9 млрд долларов)
4. Повышение Индекса экономической сложности до 55 места, или индекс сложности 0,14.
Значительный прогресс ГПИИР-3 даже в сравнении с предыдущей пятилеткой очевиден, особенно с упором на экономику простых вещей, которая должна быть более ориентирована на ежедневные потребности населения.
Но сейчас по большому счету государству необходимо решить проблему другого порядка — как объяснять людям, что индустриализация необходима, и как “продавать” успешные проекты, которые находятся в абсолютном большинстве в сравнении с провальными.
Вероятнее всего,
пора уйти от тактики быстрых побед к планомерной и рутинной работе над тем, чего реально не хватает рынку
Сегодня Казахстан нуждается в индустриализации, как и ранее. От нее очень много пользы не только для условной диверсификации экономики и защиты от различных шоков на внешних рынках. Индустриализация создает высококвалифицированные рабочие места, но не решает вопросы массовой занятости населения.
Дело и в том, что, к сожалению, наши регионы развиты очень неравномерно, и есть города, уже вышедшие к постиндустриальной модели, но также большое количество населения живёт ещё в очень простых условиях, и это замедляет развитие страны.