Сценарии госпереворотов, которые пережили почти все постсоветские страны, в нашей стране маловероятны.
На территории бывшего Союза остается все меньше государств с устойчивой системой власти. Начиная с 90-х годов, власть в некогда союзных республиках как только не делили. Очередной госпереворот почти две недели переживает относительно благополучная Армения. Есть ли у Астаны причины переживать по поводу сужения круга государств с цивилизованной передачей президентской власти? Об этом и многом другом в эксклюзивном интервью медиапорталу 365info рассказал политолог Данияр Ашимбаев.
— Круг благополучия в постсовке сужается. Что должно произойти, чтобы напряглась Астана?
— Для начала скажу, что за всеми этими красивыми названиями — «революция роз», «бархатная революция» — на самом деле скрываются самые обычные государственные перевороты.
Да, сама по себе история позднесоветского и постсоветского пространства представляет собой достаточно гремучую смесь всевозможных способов смены власти
И борьбы за ее удержание. От победы на выборах — как менялась власть в Прибалтике или Грузии в начале 90-х годов — до институтов внешнего давления и различных механизмов под красивыми лозунгами, приводившими к ускоренной смене того или иного главы государства.
Такие механизмы дважды сработали в Кыргызстане, были перевороты в Азербайджане, где в свое время в марте и мае 1992 года свергали президента Аяза Муталибова, а через год также свергали президента Абульфаза Эльчибея с военным переворотом, были попытки в Армении. Сегодняшние события — не новость.
Механизм сработал в Таджикистане. Сейчас кажется, что Эмомали Рахмон вечный, а он уже третий президент республики, не считая исполняющих обязанности. Свергали также президента Кахара Махкамова (1991), свергали президента Рахмона Набиева (1992). Нынешний избавлялся от полевых командиров Народного фронта, которые фактически привели его к власти.
Туркменистан такого сценария избежал, как и Казахстан, и Узбекистан. В принципе, его избежала и Россия
Если вспомнить забытое, интересные ситуации были в Беларуси, когда в 1991-м сменился председатель Верховного совета Анатолий Малофеев, в 1993-м «снесли» одного из подписантов беловежских сношений Станислава Шушкевича. Через год
вся белорусская элита «пролетела» на выборах, «пролетела» с треском, проиграв малоизвестному директору совхоза Александру Лукашенко,
который с тех пор бессменно правит республикой.
На Украине тоже поменялось много президентов. Причем события первого Майдана, когда был проведен так называемый третий тур выборов, в принципе вели не к смене правящей элиты, поскольку и Виктор Ющенко, и Виктор Янукович были ее полноправными компонентами. Тем более уходящего президента Леонида Кучму устраивал вообще любой президент. Потом выборы проиграл уже Ющенко, затем свергли самого Януковича, причем достаточно нелепо, не дождавшись выборов, чем спровоцировали военные конфликты на востоке страны.
— То есть сценарии были использованы всевозможные. Закулисные сделки, факты передачи власти по наследству, как это произошло в Азербайджане.
Мы видели, что многие элиты начала 90-х были просто сметены и на выборах, и без них
В той же Прибалтике, если вспомнить, латвийский «Народный фронт», правивший 3 года, набрал на выборах меньше 1% в 1993 году и пролетел с треском.
В Молдове мы чехарду видим постоянно. После того как вместо прямых президентских выборов было введено избрание президента путем голосования в национальном парламенте, политическая стабильность в этой стране полетела в тартарары. Многие специалисты даже не могут сказать, кто там является президентом, кто спикером, а кто премьер-министром. Выпала Молдова из поля.
Были и такие модели, как в Эстонии. Тогда Арнольд Рюйтель практически победил на всенародных выборах, а второй тур прошел в парламенте, где победил набравший меньше голосов Леннарт Мери.
В той же Грузии свергали и Звиада Гамсахурдию, и Эдуард Шеварнадзе немало поборолся за власть. Того же Михаила Саакашвили потом с треском выкатили из Грузии.
Но факт остается фактом. Точнее, политический миф утвердился в том, что
«революциями» считаются две смены власти в Кыргызстане, две — на Украине и однажды в Грузии
Мы видим, что во всех этих республиках изначально была очень слабая властная система. В Грузии она разболталась в силу частой сменяемости власти и слабости режима Шеварнадзе на фоне большого количества этнических проблем по Абхазии, Аджарии и Южной Осетии. Вкупе с национализмом Тбилиси они расшатывали тогдашний национальный тренд.
На Украине после смерти Владимира Щербицкого в 1989 году власть никогда не была достаточно сильной. Менялись президенты, первые секретари ЦК, республику шатало между Западом и Востоком, которые требовали от нее определения. А украинские традиции и менталитет никакой определенности в этом отношении иметь не могли и не хотели.
Аскар Акаев в Кыргызстане стал президентом случайно, когда на выборах столкнулись первый секретарь Верховного совета и премьер-министр, которые не смогли поделить власть. В итоге никто не набрал нужное большинство после двух туров, и позиция президента пошла по рукам. Оказалась она в слабых, но интеллигентных руках Аскара Акаевича, который держал ее, держал, а потом все же выронил. Подбирали ее потом те, у кого затем были теневые ресурсы.
— Понятно, что относительная стабильность существует в постсоветских странах, где сохранилась более-менее сильная традиция государственности. В России тот же Борис Ельцин, каким бы «демократом» он ни был, являлся старым партийным руководителем с харизмой и твердым желанием прибрать власть к своим рукам.
Сильный работающий аппарат со спецслужбами и контролем за масс-медиа позволяет избежать такого рода рисков
Тем более у нас в свое время перенесли столицу в достаточно холодное и удаленное от всех остальных регионов место. Если вспомнить голодные марши 90-х на Алма-Ату из Каратау и Жанатаса, теперь тащиться в Астану и устраивать там революцию на 40-градусном морозе — удовольствие так себе.
К тому же Нурсултан Назарбаев достаточно четко держит власть, поэтому как бы ни относились к его возрасту и сроку пребывания в должности, он ситуацию контролирует.
Аппарат может быть и не дорабатывает, но президент инстинктивно сам чувствует, что надо своевременно среагировать
Вспомним, когда чрезмерно увлеклись идеологическими вопросами в прошлом году, в 2018-м президент неожиданно выступил с социальными инициативами. И они несколько микшировали тот идейный вакуум, который в последнее время сложился в головах.
Назарбаеву внешней угрозы ждать смысла нет. Его правление было ознаменовано наличием достаточно большого количества договоренностей и с Россией, и с Китаем, и с Западом, с которыми как таковых конфликтных зон мы не видим.
Астана умеет сочетать интересы всех, периодически делая реверансы в ту или иную сторону, с тем, чтобы аккуратно контролировать все процессы в стране
Поле контролируется, и ждать, что кто-то кого-то свергнет, можно было в начале 90-х. Сейчас нет ни смысла, ни возможностей.
Есть другой вопрос — преемники, тот самый гипотетический наследник, о котором все говорят с 1990-го года.
Эта тема уже настолько заболтана, в стране есть список возможных кандидатов
Президент периодически допускает чужие фальстарты и громит отщепенцев. Но насколько второй президент будет устойчив, это вопрос совсем другой.
— При этом мы видим ситуацию в Узбекистане и Туркменистане, где все говорили, что наследниками Туркменбаши будут те или иные силовики — глава Минобороны, МВД, госбезопасности и так далее. Но на момент смерти Сапармурата Ниязова все объединились вокруг компромиссного кандидата, каковым оказался никому неизвестный глава Минздрава Гурбангулы Бердымухаммедов, и который в итоге, просто опираясь на поддержку других, изничтожил всех этих силовиков.
То же самое в Узбекистане — после смерти Каримова все ожидали конфликта за власть, но оказавшийся у руля Мирзиёев грамотно переставил кадры. Понятно, что его режим еще не проходил через то, что было при Каримове. А у того были и попытки переворотов, и уход топовых фигур в оппозицию, и андижанские события, и проблемы с боевиками. По крайней мере, мы видим, что узбекский истеблишмент на данный момент достаточно консолидирован вокруг президента.
Понятно, что в Казахстане такой однозначной фигуры сейчас нет,
но вопрос возможной угрозы «оранжевой революции» является чрезмерно политизированным.
Поясню. У нас есть некий внешний условный враг, сконцентрированный в одном бывшем министре, фамилию которого сейчас называть нельзя. Сейчас из него делают угрозу большую, чем он когда-либо представлял в свои лучшие годы. И по сути, борьба с этой фигурой представляет собой бюджетную программу, в освоении которой заинтересовано немало фигур. Можно было бороться с ним в начале 2000-х годов, в конце 2000-х, но громя его сейчас, косвенно имеются в виду другие фамилии. Понятно, что из-за рубежа организовать переворот в Казахстане при желании можно. Но если обратить внимание на борьбу нашей нацбезопасности с терроризмом, то все более-менее организованные группировки, которые могли бы представлять угрозу, громятся достаточно быстро.
— Те теракты, которые имели место в Казахстане, — стрельба в Алматы, события в Актобе и Таразе — это местная самодеятельность без предварительной подготовки. Здесь проблема иерархии. В простом сообществе люди имеют те же проблемы, что и в госорганах.
Когда возникает устойчивая группировка с бюджетом, распределением полномочий и медийными ресурсами, начинается борьба, и группировка разваливается сама собой,
плюс к этому процессу вовремя подключается нацбезопасность. Ожидать, что у нас возникнет какое-то организованное подполье, которое будет заниматься революцией, на мой взгляд, достаточно бессмысленно.
Наши кадры предпочитают бороться за власть медийными аппаратами, нежели силовыми, какими бы эти кадры ни были. Проще выделить миллион долларов на информационную войну, нежели формировать какие-то структуры. Если не вспоминать истории с попытками путча со стороны покойного Рахата Алиева, ситуация имела место с главой ТОО «Шымкентпиво», что, мягко говоря, драматизма не добавило. Но воспринимать официально поданную информацию, что человек всерьез решил стать вице-президентом страны, это уже смешно.
Конечно, можно устроить какое-то восстание, но все-таки сила инерции аппарата и тот факт, что силовые структуры, как бы мы над ними ни смеялись, могут при желании оперативно защищать устойчивость режима, в этом сомнений особых нет.
— Но это на случай «прямого и явного» противодействия. Нужно понимать, что системных исследований общественных настроений никто не ведет, социальную проблематику не понимает, а экономика поставлена в угоду крупным чинам и корпорациям, то реальные угрозы и риски можно запросто прозевать.
Одно дело – «пилить» бюджеты, бороться с искусственно придуманными врагами или придумывать очередные национальные идеи…
— Может ли быть предательство аппарата?
— Аппарат, чтобы заняться политическими интригами, должен выйти из системы разворовывания госбюджетных средств.
– Стать независимым от кормушки?
— Даже не независимым от кормушки, потому что это приведет к потере всех рычагов управления. Вопрос работы с кормушкой является основным занятием аппарата, и как мы видим, достаточно устойчиво его формирует. Здесь ситуация может быть такая. Если официально назначат преемника, произойдет расслоение аппарата: на тех, кто остается верен прежнему курсу, тех, кто ориентирован на потенциального «второго», и тех, кто потенциальным вторым президентом хотел бы видеть другую фигуру. Вот такая ситуация чревата развалом всей вертикали власти. Акорда прекрасно это понимает, поэтому фамилию преемника не называет и до последнего момента называть не будет, чтобы исключить такую тематику. Борис Николаевич Ельцин периодически играл, что называется, в название преемников. Это были то Борис Немцов, то другие деятели. И где они все теперь?