Политологи Carnegie Moscow Center недовольны посланием Путина. По мнению специалистов, оно обозначило худший план российского президента — никакого плана. Все само утрясется из-за перемен на Западе.
«Ежегодное послание Владимира Путина Федеральному собранию, как правило, позволяет ему наметить курс внешней и внутренней политики страны на будущий год. Тем не менее, в этот раз выступление Путина – одно из его самых продолжительных и странных за всю историю – по сути, стало признанием того, что он имеет лишь малейшее понятие о том, какие события произойдут в ближайшие месяцы и какие меры он предпримет в связи с ними.
Первого декабря 2016 года Путин обратился со своим ежегодным посланием к верхней палате парламента Российской Федерации. Его выступление обрисовало Россию как страну, которая, преодолев мрачный период санкций, изоляции и экономического спада, готова для новой эпохи, где дружественные режимы Запада способствовали бы своего рода русскому возрождению. Между тем, послание натолкнуло на мысль, что президент, подобно нищему из подворотни, только что выигравшему в лотерею, был не совсем уверен, что делать с внезапно свалившимся на его голову богатством.
Также как крупный джекпот может не помочь человеку преодолеть его внутреннее потрясение,
кардинальные политические перемены на Западе, наиболее ярко характеризующиеся ноябрьской победой Дональда Трампа на президентских выборах, никоим образом не способствуют разрешению внутренних дилемм Путина
Президенту еще предстоит выяснить, что его ждет во время четвертого срока после вероятного переизбрания в 2018 году. У него также нет плана сохранения своего влияния после 2024 года, когда, за исключением внесения каких-либо сомнительных поправок в Конституцию, его президентство окончательно подойдет к концу.
Если и было что-то, в чем Путин, вероятно, был уверен в своем обращении, так это то, что Россия сохранит свою собственную форму «демократии», которая характеризуется конституционным большинством правящей партии «Единая Россия», выборами, призванными вытеснить оппозицию, и государственной монополией на национальную историю и идеологию.
Единственный, на первый взгляд, прогрессивный момент наступил, когда Путин затронул тему продолжительного противостояния между так называемой либеральной оппозицией в России (куда входят многие представители – от неоконсерваторов до социал-демократов) и самоопределившимися «патриотами» (т. е. реваншистами). В то время как президент обычно предпочитает направлять свою критику в адрес первых, в этот раз он осудил привычно агрессивный ответ последних на недовольства либералов (которые, как правило, содержат призывы реже упоминать националистические высказывания и нейтрализовывать их, прибегая к помощи служб безопасности). Он даже призвал чиновников поддерживать неправительственные и добровольные организации, многие из которых пострадали от государственных репрессий за последние несколько лет, а также раскритиковал Следственный комитет за политическую «показуху» в борьбе с коррупцией.
Но при том, что некоторые лица, а именно члены служб безопасности и разведывательных спецслужб, были раздражены кажущейся вседозволенностью президента, его комментарии не свидетельствовали о большой роли, отводимой оппозиции в предстоящие месяцы. Его критика Следственного комитета была намеком не либералам, а конкурентам комитета – Федеральной службе безопасности (ФСБ). Дело в том, что оппозиция сталкивается с растущей неопределенностью, а Путину пришлось прибегнуть к критике ее националистических противников, чтобы сохранить хоть какое-то подобие баланса. Он достаточно осторожно заявил, что любая агрессия со стороны националистов была «ответной», добавив, что «несправедливость и ложь сильно огорчают людей». В своем, вероятно, самом откровенном заявлении он сказал: «Если кто-то считает себя более продвинутым, более культурным, может быть даже умнее остальных, то хорошо. Но относитесь к другим с уважением». Его послание было ясным: либеральная критика государственной политики является антироссийской и антисоциальной, и порог терпимости к ее публичному выражению будет ограничен.
Что же касается запада, то здесь тон Путина был более противоречивым. Местами, казалось, он уже одной ногой в темном прошлом, выступая против необузданной антироссийской пропаганды, западной цензуры СМИ, а также преследования российских олимпийских атлетов. Иногда он говорил как нищий, который выиграл в лотерею, внезапно очутился в высшем обществе и теперь ведет себя неуверенно, потому что не знает, как его примут. Он пообещал вести себя ответственно на мировой арене, помогать решать конфликты, избегать противостояний и соблюдать международные законы и конвенции. «Мы не ищем и никогда не искали врагов. Нам нужны друзья», – сказал он. Напоминая версию самого себя образца 2006 года, от которой не осталось и следа после его мюнхенской речи в 2007 году, он призвал к возвращению к «серьезной дискуссии о создании устойчивой системы международных отношений в XXI веке».
По его словам, такой прогресс потребует снятия Западом своих ограничений, распространяющихся на российские СМИ (такие как, например, Russia Today), воздержания от заявлений, направленных против Кремля, прекращения обсуждений внутренних дел страны (например, ситуации с правами человека), а также признания операций в Сирии, проводимых Москвой, легитимными. Эти условия явно не затронули его спор с западом по поводу Украины, а это дает основания полагать следующее: Путин ожидает, что кризис разрешится сам собой, как только отношения между Россией и Западом улучшатся.
Если же говорить о внутренних делах страны, то речь Путина больше подошла бы мэру большого города, чем главе государства. Колоссальное внимание было уделено школам, больницам, одаренным детям, благотворительности, волонтерству, строительству дорог, управлению отходами и облагораживанию дворов. Зарплаты, государственная пенсионная система и основы социально-экономической политики даже не обсуждались. Это и неудивительно: диалог Путина с общественностью, как правило, ограничивается лишь заверением, что он на их стороне – реальное же управление страной происходит за закрытыми дверями. Возможно, что еще более важно, при Путине политика всегда вторична по отношению к кадрам, и в преддверии его переизбрания, вероятно, будут значительные кадровые изменения. А так как будущее его президентства «повисло» в воздухе, то и политика, в общем-то, тоже.
Ранее, созвав Экономический совет, чтобы отказаться от «идеологических предпочтений» в пользу «прагматичного подхода», Путин, похоже, решил, что лишь идеологически нейтральный экономический план – это не план вовсе. Теперь он заявил, что к 2019-2020 годам Россия «достигнет темпов экономического роста выше среднего в мире», однако даже отдаленного представления о том, каким образом такие темпы будут достигнуты, от Путина не последовало. Он отказался принять планы, подготовленные своими ключевыми советниками – прогрессивным Алексеем Кудриным и регрессивным Сергеем Глазьевым. Конечно, отсутствие плана означает, что формировать экономику страны придется лишь горстке тяжеловесов промышленности — Михаилу Ковальчуку и Андрею Фурсенко (наука и информационные технологии), Сергею Чемезову (машиностроение, военно-промышленный комплекс), лоббистам из сельскохозяйственной промышленности, другу детства Путина Аркадию Ротенбергу (Крымский мост) и Сергею Иванову (управление отходами).
Итак, несмотря на то, что послание Путина было довольно продолжительным, сказал он не так уж и много. Он говорил так, как будто тянул время, прежде чем обозначить какие-либо четкие планы, предпочитая говорить шаблонами. Если говорить о внутренней политике России, то Путин акцентирует внимание на запуске кампании по своему переизбранию в следующем году. На международном фронте он, возможно, будет ждать сигнала от человека, на которого возлагает большие надежды – человека, чье восприятие будущего, по меньшей мере, такое же туманное, как и его».
Источник: Carnegie