Переубедить заключенного радикала сложно, но возможно — если говорить с ним на языке ислама.
Информационно-пропагандистский центр «Акниет» работает с осужденными за экстремизм и терроризм, пытаясь вернуть их в традиционный ислам. Мы побеседовали с теологом-консультантом Центра Ерланом Досмагамбетовым об актуальных в Казахстане проблемах религиозной сферы.
— В последнее время во взаимоотношениях религиозных общин и государства в Казахстане преобладает запретительный уклон. Например, под запретом оказалось ношение хиджабов в школе. Как вы относитесь к этой проблеме?
— С одной стороны, как известно, одним из пропагандистских образов ИГИЛ стали дети, одетые в никабы и хиджабы. Ролики с их участием в казнях стали одним из инструментов устрашения этой террористической группировки. Летом нынешнего года наши граждане лицом к лицу столкнулись с угрозой терроризма на улицах казахстанских городов. Это способствовало росту исламофобских настроений в обществе. В этой ситуации вполне объяснимо, почему люди начали проявлять бдительность.
Действительно, в семьях, исповедующих такфиризм (радикальная исламистская идеология, основой которой является обвинение в неверии — прим. авт.), дети воспитываются в крайне жестких и даже жестоких условиях. Ведь это закрытая идеология, основанная на ценностях насилия и агрессии.
Дети в семьях такфиритов лишены детства. Им отказано во многих развлечениях, доступных их сверстникам
— запрещается смотреть телевизор, в школе они не посещают уроки рисования.
Особенно тревожит, что этих детей приучают к разделению людей по религиозному признаку. Мне самому доводилось быть свидетелем ситуации, когда мальчик из такой семьи, одетый в военный камуфляж, при входе в помещение поприветствовал только тех мужчин, у которых была борода. То есть он уже приучен к тому, чтобы определять правоверность мусульманина по его внешности.
Такое поведение, действительно, не может не настораживать простых граждан. И когда они видят одноклассников своего ребенка в хиджабе, в их сознании сразу прокручивается кошмар: завтра мой ребенок попадет под влияние религиозных радикалов, уедет в Сирию, будет убивать людей.
Этот страх граждан Казахстана вполне естественен и к его проявлениям можно отнестись с пониманием. Однако казахстанцы должны понимать и другое: мусульманская община очень разнообразна, различия внутри нее обусловлены влиянием религиозно-ценностных установок различных течений и направлений внутри ислама.
Полагаю, что государство должно было среагировать на эту ситуацию. Это было сложное решение, к которому власть шла несколько лет. Этот вопрос, если мне не изменяет память, обсуждался последние пять лет.
Думаю, что верующие люди должны с пониманием отнестись к такому решению. Духовное управление мусульман Казахстан не раз давало разъяснения, что ханафитский мазхаб предписывает покрывать голову только совершеннолетним девушкам, девочкам до 13-14 лет не обязательно носить хиджаб.
Я не раз бывал в Саудовской Аравии и при ознакомлении с местной системой образования убедился в том, что
девочки, не достигшие совершеннолетия, не носят головные платки
Хотя в Саудовской Аравии, и это широко известно, очень строго относятся к соблюдению религиозных норм. Таким образом,
арабы не считают, что если на 3-5-летнюю девочку надеть хиджаб, это станет показателем вашей исключительной религиозности
С другой стороны, государству необходимо поддерживать баланс интересов различных групп общества и не допускать перегибов в религиозной сфере, оказывая чрезмерное давление на религиозные общины.
— Еще один кандидат на запрет – салафизм, который в Казахстане имеет крайне неоднозначную репутацию. Как вы расцениваете возможность причисления салафитов к экстремистским организациям?
— Сторонники запрета салафизма не учитывают несколько важных нюансов. В любых открытых источников указано, что в Саудовской Аравии большинство мусульман являются суннитами-салафитами. Этого направления придерживаются многие арабские страны – Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар. Известно также, что ученых Саудовской Аравии считают учеными салафитского толка.
Таким образом, если мы причислим радикалов и террористов к салафитам, то Саудовская Аравия станет для нас страной, поддерживающей терроризм. Хотя саудиты гораздо сильнее страдают от атак экстремистов, чем мы. Почему? Потому что самой главной защитой от радикализма является религиозная грамотность. Именно поэтому первыми против ИГИЛ выступили ученые Саудовской Аравии – они разъяснили религиозные заблуждения террористов.
Из разговоров с казахстанскими боевиками, вернувшимися из Сирии, мы вынесли для себя, что при вступлении в ИГИЛ одним их главных критериев отбора является отношение к королю Саудовской Аравии.
Обязательным для боевиков ИГИЛ является убежденность, что король Саудовской Аравии – это тагут
(в исламе предмет идолопоклонства — прим. авт.) и кяфир (араб. неверующий, иноверец — прим. авт.). Еще один вопрос анкетирования направлен на выявление отношения к ученым Саудовской Аравии. Желающие вступить в ИГИЛ должны заявить, что они слуги тагута.
Таким образом, одним из главных врагов ИГИЛ является Саудовская Аравия. Напомню, что в нынешнем году, в канун завершения священного месяца Рамадан, эту страну сотрясли три взрыва, за которыми стояли боевики ИГИЛ – в Джидде, Катифе, а самый мощный раздался возле одной из наиболее почитаемых исламских святынь — мечети в Медине.
Если мы пойдем дальше и запретим салафизм, то уведем решение проблемы в неверное русло. Наряду с этим нужно запрещать посещение стран, где исповедуется салафизм – той же Саудовской Аравии, а значит паломничество к святым для всех мусульман местам. Это также означает необходимость прервать дипломатические отношения с этими странами, что не соответствует внешнеполитическим интересам Казахстана.
— На чем строится ваша работа по перевоспитанию осужденных за экстремизм и терроризм? Как определить истинные убеждения человека? Возможно, радикалы только симулируют возвращение в традиционный ислам?
— Главным в работе с экстремистами является их дерадикализация. Для этого необходимо выявить ту линию, за которой начинается радикализация.
Радикалы смешивают понятия «иман» (вера) и «амал» (деяние), обвиняя в неверии всех, кто, к примеру, не читает намаз
Так вот мы посредством доводов из Корана и сунны из уважаемых ими источников развенчиваем эти заблуждения. Мы доказываем, что согласно толкованиям традиционного для Казахстана ханафитского мазхаба,
веру необязательно подкреплять деянием – пятикратным намазом. В доказательство своей веры человеку достаточно уверовать сердцем и произнести вслух: «Я мусульманин»
Затем мы работаем с понятием тагут (идолопоклонства – прим. авт.). Надо сказать, что работа по разъяснению и правильному толкованию этих религиозных категорий дает большой эффект. Это, пожалуй, ключевой этап в дерадикализации. Буквально за два дня, которые нам даются для посещения тюрем, удается добиться существенных подвижек в сторону дерадикализации. Это первый этап работы с заключенными.
Затем
мы разъясняем традиции казахского народа, показываем, как сильно они переплетены с исламом и заимствованы из него
Это и беташар (букв. раскрытие лица, свадебный обряд знакомства невесты с родней мужа — прим. авт.), жеті шелпек (блюдо для поминания предков — прим. авт.), ас (поминальный обед в честь усопшего — прим. авт.). Мы объясняем, что
никаких противоречий между исламом и этими ритуалами нет,
тем самым возвращая осужденным уважение к традициям родного народа.
Наконец, третий этап социальной адаптации заключается в объяснении своим подопечным, что такое государственный строй, что в любом государстве должен быть правитель и система государственных органов. Мы доносим до них, что
задача мусульманина найти свое место в этом обществе и приносить ему посильную пользу
Мы приводим хадис пророка Мухаммада: «Наиболее любим Аллахом тот, кто полезен людям». Мы даем перевоспитываемым следующие установки: насколько вы полезны обществу – настолько вы и религиозны, именно этим оценивается ваша богобоязненность. А ваше вредительство обществу демонстрирует вашу лжерелигиозность.
Таким образом, для нас признаком исправления человека является его стремление восстановить свои социальных связи: возвращение к учебе, работе, участие в семейной жизни, обрядах, посредством чего он демонстрирует уважение к традициям своего народа.
Что касается цифр, которые дает официальная статистика, то их действительно трудно проверить. Обращение радикалов в традиционный ислам – это сложнейшая работа, требующая высокого профессионализма.
Вспомним алматинского стрелка Кулекбаева, который атаковал районный отдел внутренних дел в июле нынешнего года. К сожалению,
специалистам нашего центра не удалось с ним поработать, потому что в колонии, где он отбывал срок, числился как исправившийся
Однако, как показали дальнейшие события, он не отказался от своих радикальных убеждений.
Именно поэтому мы предлагаем всех, кто в тюрьмах числится как исправившиеся, подвергать дополнительной экспертизе центра «Акниет», поскольку наши наработки позволяют нам выявлять экстремизм и такфиризм с помощью косвенных вопросов.
— Может быть, следует составить методичку и вопросник для работы с осужденными за экстремизм и терроризм?
— Хотелось бы отметить, что центр «Акниет» составил по заказу Генеральной прокуратуры РК пособие для сотрудников Комитета уголовно-исправительной системы «100 вопросов и ответов».
Конечно же, работа по дерадикализации прежде всего должна опираться на глубокие познания специалиста, который работает с осужденными.
Не хотелось бы критиковать коллег, но я сталкивался с тем, что без прохождения основных этапов дерадикализации осужденным сразу в лоб задавались вопросы: «Как ты относишься к ханафизму?», «Как ты читаешь намаз?».
Заключенному достаточно было сказать: «Я ханафит и читаю намаз по ханафитской традиции», чтобы ему в дело поставили отметку «исправившийся»
Также он мог имитировать поведение исправившегося.
Бывали случаи, когда сами сотрудники тюрем рассказывали нам: «Мы-то считали этого заключенного исправившимся, но после вашего отъезда он нам признался, что все это время маскировался и только теперь отказался от экстремистских убеждений». Нередко осужденные просили нас провести беседы с членами своих семей, которые находились на свободе, или посетить другую тюрьму, где отбывали срок их бывшие товарищи.