Картина Павла Каса неожиданно изменила ландшафт Темиртау. Значит, искусство — это сила.
Формальный повод для разговора с художником Сауле Сулейменовой — ее участие в выставке в Швейцарии. А реальный — ее убежденность в том, что искусство меняет политические и социальные реалии Казахстана. Чуть-чуть, но меняет.
— Сауле, как удалось попасть в швейцарский Цюрих участником выставки казахстанских художников?
— С нашей стороны сумасшедший евразийский культурный альянс — Владислав Слуцкий, Игорь Слуцкий. И со стороны Швейцарии — молодой куратор Анна Фельх. Она уже делает вторую выставку с участием казахстанских художников. В прошлом году Саша Угай участвовал, кажется. В этом году Анна сделала шире, участвую я, Куаныш Базаргалиев – мой муж, Сырлыбек Бекботаев, «Кызыл трактор». Получилась хорошая команда. И тема хорошая — «Иметь или не иметь». К вопросу о социальных ролях, экономических и политических. Хотите или не хотите, но искусство не современно, если не затрагивает эти сферы. Получается, что все художники, участники выставки, так или иначе соприкасаются с какими-то социальными проблемами. Куаныш Базаргалиев выставляет свою серию флагов «Союз китайских социалистических республик». Это серия европейских флагов, которые немного изменены, красность становится главным цветом. Это реакция на то, что сейчас происходит — Китай и китайская экономика влияют и меняют мир. У меня сумасшедшая гигантская серия «Astana line», которую я начала в 2015 году. Работаю на астанинских фотографиях. Это астанинские пейзажи. То, что я выставляю сейчас в Цюрихе – записываю степью Астану. Представляю, что было на этом месте буквально 20 лет тому назад.
— Судя по составу казахстанских участников, это художники, которые выстрелили в 1990-х. Молодых имен нет. Дерзких двадцатилетних. Я правильно понимаю?
— Почему? Сырлыбек Бекботаев – молодой и дерзкий. Ему еще 30-ти нет. Он самый молодой участник из «Кызыл трактора».
— Сам «Кызыл трактор» когда организовался? Бренд достаточно…
— Известный в мире, в художественном мире. Мы с Куанышем только начинаем выходить на международную арену. Потому что всегда имели локальную позицию. Нас волновали только локальные проблемы, локальный контекст. И только последние 2-3 года я участвую в международных проектах.
— Почему так происходит? Здесь стало мало места? Или чувствуете в себе силы разговаривать на международных площадках?
— Я вру, наверное. Были работы на международных площадках. Но это событие раз в год. В последнее время их много, каждый месяц. Я не аналитик. Я просто работаю. Так происходит. Пусть подумает кто-нибудь другой. (Смеется).
— А кого из новых имен в арт-пространстве можете отметить? Кто, по-вашему, цепляет и может выстрелить через некоторое время?
— Ребята, которые ежегодно выставляются на Аrt Bat Fest – Сырлыбек, Асель Кыдырханова. Извиняюсь за трайбализм — моя дочь Сырке. Она тоже молодой художник, подающий надежды. Получается хорошая команда. И они активно работают. У них свои международные проекты, независимые от наших.
— А есть у казахстанских художественных проектов своя территория, пространство здесь, где они могут показываться? Галереи, что были в 1990-е, практически все умерли. Art Bat Fest, Art Point – это близнецы. Как дети от одной матери. Два ивента, но не постоянные же места, галереи. Где им показываться? Или они все в интернете?
— Много чего происходит. Не знаю, заметили вы или нет. За последний месяц две самоорганизованные выставки прошли. Наша выставка «Changes. Исследование времени» в КБТУ и выставка в подвале центрального выставочного зала на пересечении ул. Мира и Жамбыла. Это инициатива молодых. Просто собрались и сделали. Я заметила, что
люди перестали сетовать, а делают теперь все сами
— В 2015 году вы были на венецианском биеннале.
— В мае.
— И какая-то грустная аура была с казахстанским присутствием на венецианском биеннале. Ощущение, что гости жданые, но какие-то сирые. Я понимаю, что государству сейчас сложно финансировать, тем более современное искусство. Меценатов тоже не так много. И последние, наверное, уже отваливаются по финансовым причинам. И все-таки. Насколько нам как стране важно участвовать в таких ивентах?
— Очень важно. Немного грустным было наше участие в Венецианском биеннале. Это было 4 инициативы. Евразийский культурный альянс со своей стихийной квартирной выставкой. Они просто сорвались и поехали, сделали в квартире, которую снимали, выставку нескольких художников. Так и назвали «Невидимый казахстанский павильон». Ну нет у нас в Казахстане павильона. Они здорово сделали. Собрали несколько молодых художников, пригласили кураторов и сделали такой интерактив — мастер-классы, выдали продукт в виде перфомансов, инсталляций. Все это без места, просто на улице. Алмагуль Мендибаева представляла Азербайджан, выставлялась в их павильоне. А я была с независимым проектом. Там был итальянский куратор Лука Курчи. Он пригласил меня участвовать. Да, было смешно. Мы пытались попасть в какую-то луночку.
— А что случилось с павильоном? Почему его нет?
— Был центрально-азиатский павильон, который поддерживался фондом «Хивос». Он помогает странам Центральной Азии. Но потом фонд посчитал, что все нормально, что мы сможем сами. По сути там не так много денег нужно.
— Сколько?
— Если арендовать помещение вместе с организацией выставки, то максимум 200 тысяч евро. Это большая групповая выставка во временном павильоне. Можно просто купить помещение. В размерах страны 1 млн евро… В 2015 году был биеннале современного искусства, в этом году биеннале архитектурного искусства. Если бы у нас было свое помещение, мы бы могли участвовать в том и в этом мероприятии.
— С точки зрения просвещенного, но обывателя, понятно зачем это нужно казахстанским художникам. Чтобы показывать, продавать себя. А зачем это нужно жителям страны? Зачем вкладывать государственные деньги – 1 млн или даже 200 тысяч евро в павильон на Венецианском биеннале? Что это дает нам как стране?
— Мы участвовали в EXPO в Милане. Если хотя бы половину этой стоимости, которую потратили на участие там, мы потратили бы на биеннале… За 2 дня открытия биеннале было 2 млн посетителей. Я знаю, что на миланском EXPO в 2 или 4 раза меньше посетителей. Для светлых голов, для мировой общественности это важнейшее событие в культуре. Это еще и показывает отношение к свободной мысли.
Что такое искусство? Это свободная мысль. Если государство поддерживает искусство, значит поддерживает свободно летящую мысль
Если нет этого доверия, значит нет доверия к личности. Я думаю, отношение к художнику в государстве характеризует отношение к личности. Если вспомнить лагеря советского времени и отношение к личности… Так же относились и к искусству. Это однозначная характеристика. Это сложно объяснить. Когда ты находишься в стране, где люди понимают, что искусство – важнейшая часть жизни, а потом приезжаешь в Казахстан, где люди так не думают… Люди думают, что искусство – это какое-то излишество, экстра. А на самом деле… Передо мной треугольный стол. И мне кажется, что основа жизни, один из этих углов – это искусство. Без этого невозможно. А если этого нет, то этот угол так западает… Нет уважения к человеку, к личности. Это страшно и очень чувствуется.
— В Венецию вы возили целлофановую живопись. На мой взгляд, это уникальный проект. Я не эксперт в современном искусстве, но думаю, такого в мире просто нет. Это ваше ноу-хау. Что это? Откуда взялась эта история с целлофановой живописью? Собираетесь ли вы продолжать работу в этой технике? Что впереди?
— Целлофановая живопись – это просто крик. Мне очень понравилось, как Паша Кас сказал в Павлодаре: «Надо кричать громко, чтобы наверху нас услышали».
— Птицерыб. Птицерыб.
— Мне очень это понравилось. Если говорить об искусстве, о том, что оно может сделать.
То, что сделал Паша Кас с Темиртау, изменило отношение к городу — высадили несколько сотен деревьев
Благодаря работе Паши изменилось отношение к экологической ситуации в городе.
— А как получилось с целлофанами… Элементарно – поезд Алматы-Астана. Пока мы едем, видим прекрасную нашу степь. И она вся покрыта летающими пакетами, пластиковыми бутылками. Каждый день мы идем в магазин, где нам заботливо предоставляют пакетик для хлеба, для моркови, для пачки сигарет. Для всего нам предоставляют пакетик. И набирается этот ворох. Я как-то открыла шкафчик под умывальником, там эти пакеты красивые такие. И гораздо интенсивнее по цвету, чем живопись. Я подумала – зачем тратить краску, если она уже есть в этих пакетах? И потом они вечные.
Что плохо для экологии – хорошо для искусства. Все художники озадачены увековечением своих трудов, чтобы это дольше хранилось
— Но фишка вашей целлофановой серии же в сюжетах этих картин. Вы же не просто лепите пакеты. Что это?
— Это то, что меня беспокоит с 2008 года. Я начала делать серию «Казахская хроника». Мне показалось, что я могу сформулировать какой-то образ Казахстана, казахского народа, просто используя архивные фотографии. Просто разглядывая и пытаясь изобразить архивные фотографии. Это чистый образ. Не стилизованный, не украшенный, не идеализованный, а настоящий. Если посмотреть на этих людей с фотографий, это же документ эпохи! Эти люди очень красивые, совершенные. Не надо ничего с ними делать. Я просто беру архивные фотографии и опять же изображаю их, но уже в целлофане.
— Выставка в Гонконге. Вы говорите, что последний год такой насыщенный. Много международных выставок. Что это было в Гонконге? Это удивительный город. Это центр Востока, центр Запада на Востоке. И что там за отношение к современному искусству?
— Мне сделали предложение участвовать в выставке в декабре 2015 года. И до апреля я об этой выставке не думала, потому что скептически к ней относилась. Я думала – федерация женщин Гонконга делает выставку, ну что там может быть?! Федерация домохозяек богатеньких, которым нечего делать. Но это был такой сюрприз! Они собрали мощных художниц. Федерация женщин Гонконга, как оказалось, очень серьезная организация. Как вы говорите, там соединились два разных менталитета. Это был островок Великобритании еще 19 лет назад. Они же были частью Великобритании. И это чувствуется везде. Здравый смысл английский во всем — в развязках на улице, в безупречности действий людей. Например, проводник в поезде или швейцар в отеле. Сочетание восточной вежливости и английской исполнительности. Сначала я относилась с осторожностью. А потом стала им говорить: «Вы будущее – сочетание ментальности Востока и Запада».
— Если говорить о вашем ближайшем будущем. Впереди арт-фестиваль в Астане. И вы готовите к нему что-то особенное. Что это? Как вам после Гонконга и Венеции арт-фестиваль в Астане?
— Астана сейчас вообще крутая. Они сделали мощную выставку Асхата Ахмедиярова в Национальном музее. Выставка, посвященная Карлагу, идет. Вообще, я люблю наши фестивали – Art Bat Fest и Astana Art Fest. Это возможность реализовывать идеи, которые у меня в голове, но пока не имеют формы. А потом эти идеи уплотняются и их можно уже где-то выставлять.
— Судя по уклончивому ответу, вы не расскажете нам о своей работе. Лучше пригласить нас в Астану.
— Да, мне страшно. Я должна сначала сделать. Все политические, экономические, социальные моменты в искусстве выходят, когда работа уже готова. Надеюсь, что у людей возникнет много мыслей, когда они будут смотреть на нашу работу.
— Не удалось не говорить о политике и экономике. Все равно эти темы взаимосвязаны. Спасибо!
Видеоверсию смотреть здесь.