Как врач-реаниматолог больного в ад отправил, а потом из рук сатаны спас

Дежурство в отделении реанимации нашей ЦГКБ на Жандосова. Я уже поднаторевший, то есть вконец озверевший доктор.

врач-реаниматолог Асель Баяндарова

Ночь. Поступает больной с острой почечной недостаточностью на фоне обструкции мочевыводящих путей. Объясняю: в почках были камни, они пришли в движение и травмировали нежную ткань мочевыводящих путей. Ещё проще – разорвали, порезали её своими острыми краями. Моча попала в кровь, это называется уремия, тяжёлое отравление, в общем. У больного сознание спутанное, говоря вульгарным языком, он «гонит». Полная дезориентация во времени и пространстве, двигательная активность, яркие галлюцинации — в основном тревожного характера. Такого больного приходится даже связывать, потом вводить ему седативные препараты, успокаивающие. В общем, готовим к операции.

Ухожу на экстренный наркоз, позже

поднимаюсь в палату и вижу: моя медсестра – о, Господи — методично избивает (!) больного, причём со всей дури,

наотмашь, по лицу, по голове, бьет в грудь…

Подлетаю, хватаю на излете руку, разворачиваю:

— Ты что творишь?! Сдурела?

— Это он дурак! Не хочет лежать спокойно, вертится и мычит, надоел ващ-ще-е…

— Он же больной! Ему плохо, у него уремия!

— Уремия-муремия — это не знаю, я ему покажу, как вырываться!

— У него сверхвозбудимость, твоё дело позвать дежурного врача, он назначит седативную терапию…

И тут моя офигенная сестра милосердия, подбоченясь, перебивает меня самым наглым образом:

— Эй, Тогжановна, мен такую тырапию назначу, сапсем тихий будет!

Начинаю наливаться яростью. Медленно, четко и звонко впечатываю в её сознание:

— Моё имя – Асель Тогжановна Баяндарова. Не сметь нарушать правила субординации. Ясно?

Подчинённая моя заметно снижает обороты, но всё же огрызается:

— Чо, типа городская, дерзкая?

Я почти шёпотом, но отчётливо продолжаю:

— Вон из палаты. Вон. Завтра. Я. Напишу. Рапорт. Вы. Здесь. Работать не будете. Вон!

Рапорт! Этого страшного слова в больнице боялись все. И я тоже испытывала перед ним неизъяснимый трепет. Медсестра на глазах поперхнулась, скукожилась, стала с собачьей преданностью заглядывать мне в глаза, тихо заюлила, клянясь и божась, что этого больше не повторится, что все будет делать как надо. Остаток дежурства доводила меня до тошноты своими поклонами, обращением «апай» и бестолковой исполнительностью.

Наутро пришла на поклон старшая медсестра. Долго и нудно объясняла, что это новенькая, что она недавно приехала из аула. Трое маленьких детей на руках. Муж пьет. Бьет. Свекровь тяжело больна. Куда ей деваться? Лишать работы никак нельзя…

Рапорт я разорвала и выбросила. Медсестру перевели в другое отделение.

На следующий день больного прооперировали. Отойдя от наркоза и придя в себя, он мне задумчиво сказал:

Доктор, а вы знаете, загробный мир всё-таки есть. И я там побывал.

Я был в руках сатаны, он меня бил, мучил, издевался, но потом пришёл кто-то в белом, добрый и сильный, жёстко наехал на него и прогнал! Это же был Бог, правда? Всё. Бросаю пить, гулять, изменять жене. Всё. Завязываю. Мне дали шанс исправиться…».

Что такое «Трахен» и как это делается? Откровения казахской Жанны Д’Арк