Звезда «Перекрестка» стала бабушкой в «Истории одного отката»

Для «Истории одного отката» Гульнаре Дусматовой «родили» внука, но она не обиделась. Народная артистка РК намерена доказать, что бабушки тоже достойны быть главными героинями на экране! 

— Гульнара, актрисам вашего уровня модно задавать такой вопрос. Осталась ли у вас еще роль-мечта? Учитывая сложную историю нашего кинематографа, особенно последних лет, хочется задать вопрос по-другому. Из того, что вы уже играли на данный момент, есть ли роль, которая наиболее близка к роли-мечте?

— Мне кажется, что такой роли просто априори не может быть, если только это не суперклассика и не шедевр мировой драматургии. К сожалению, нет. И мне кажется, что такого в принципе не бывает. Мечта всегда на то и мечта, что она недостижима.

— И все же какая у вас роль-мечта?

— Это роль, которая потребует от меня такого душевного напряжения, таких «рваний» всего нутра и жил, всего того, что я умею и не умею. Это должно быть для меня таким потрясением.

— А на сколько процентов ваш актерский потенциал сейчас используется современными режиссерами?

— Когда режиссеры чувствуют, что у меня есть этот потенциал, им интересно меня раскручивать, усложнять какие-то вещи, даже поиграть немного. Когда они чувствуют, что я могу, начинается чувствовать даже немного больше режиссер, чем им казалось, то я тоже могу сделать все возможное. И иногда мне кажется, что я исчерпываю весь свой потенциал.

— Как давно это было?

— Недавно на сериале было очень сложно. Например, на конкретно взятой сцене. Представьте, нужно сыграть потерю близкого человека. Здесь точно нужно выложиться. Просто пустить слезу ведь недостаточно. Чтобы эту боль передать, ее нужно испытать. А для этого нужно использовать все свои возможности, потому что делать одной левой не получается. Приходится использовать весь свой арсенал чувств, эмоций, актерских навыков.

— Насколько я знаю, у вас нет актерского образования?

— Нет. Но мне кажется, что оно у меня есть, потому что я сколько себя помню, была актрисой с детства. Занималась в драмкружке в самом настоящем. На съемочную площадку попала в 12 лет. Мне кажется, я свою школу прошла уже на площадке, общаясь с большими актерами. И когда я слышу, что у меня действительно нет специального образования… А у меня нет такого ощущения, представляете.

— Я знаю, что вы закончили филфак.

— Да. Это была вынужденная мера. Я поступала во ВГИК. Меня пытались послушать и Макарова, и Скобцева. Но в СССР была такая ситуация, что если нет национальной специальной группы, то туда не принимали нацкадры. А здесь я не могла поступить, потому что не знала язык в достаточной мере. И тоже было разграничение в театральном институте – для поступления в национальную группу нужно знать язык, а в русскую не брали представителей коренной национальности. Какая-то фигня, сейчас такая условная во всем мире.

— А по-моему, у нас и сейчас это сохраняется.

— Может и да. Есть такая штука. Пришлось идти. Я подумала, что актрисе не помешает знание литературы.

— Логично. Конечно, жаль, что в этой системе… А сейчас бы… Гульнара Дусматова – ученица Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Или Сергея Бондарчука.

— Да. Хотя это могло быть.

— Вы стали актрисой в раннем возрасте – детском или подростковом, кто как считает. Мы знаем много историй. И когда дети-актеры становились хорошими взрослыми актерами, и истории, когда детское обаяние куда-то испарялось, а подросшая психика не смогла с этим справиться. У вас были трудности в переходе во взрослую жизнь, в том числе связанные со звездной болезнью, с переменой мира вокруг вас? Или вы мягко прошли этот период?

— У меня были трудности только такого плана, что я физически не могла находиться вне съемочной площадки. После первой картины у меня были что называется «ломки». Я не могла находиться в другом мире, в нормальном мире – школа, дом, родители, одноклассники, дворовая детвора. Мне хотелось только на съемочную площадку. К счастью, появляется новое лицо. Не будем говорить «звезда», как сейчас часто говорят. Такой человек-открытие. И тебя начинают разрывать на части. Каждый режиссер пытается получить тебя на свою картину. И вот тут возникают сложности, потому что предлагались героини постарше, а прибавить возраст ни светом, ни гримом не получалось. Вот это я переживала. А звездная болезнь… Я даже сейчас не понимаю, как быстро ею молодые заражаются. Тогда мне казалось, что не было ничего особенного. Ничего не изменилось в жизни, кроме моей безумной любви к тому, к чему я прикоснулась и не представляла свою жизнь без съемок. И все пошло, поехало. Было очень комфортно. Я росла, росли мои героини. Именно сейчас я испытала этот слом, как-то вдруг стала очень взрослой. И вроде еще не успела поиграть, а мне уже предлагают роли взрослых женщин, мам, бабушек.

— Даже бабушек?

— У меня в последнем сериале есть внучок. По возрасту он у меня может быть.

— Это какой сериал?

— «История одного отката» на 7 канале.

кадр из фильма «История одного отката»

— Я почему удивляюсь? Во-первых, наша сегодняшняя гостья потрясающе выглядит. Какие внуки? Какая бабушка?

— Но знаете, камера меня взрослит. Камера же безжалостная. Это же как рентген. Не скроешь. Сразу видно – сколько тебе лет.

— Вы вообще очень рано, даже по актерским меркам, перешли на роли мам.

— Потому что у нас такой кинематограф. До 20 лет – героиня, а все, что старше… Как будто не существует взрослых женщин со своими страданиями или успехами. Сразу все.

— То есть Мерил Стрип — не наш вариант. К сожалению. Тем не менее. Взять вашу первую роль и вашу встречу с Абдуллой Карсакбаевым. Чему он вас научил?

— Всегда с трудом отвечаю на вопросы об Абдулле Карсакбаеве. Потому что вроде такого ничего и не было. Это был период неосознанного творчества. 12 лет. Я в 7-ом классе. Летние каникулы. Меня с трудом утверждают. Самое главное, за что я ему благодарна – он поверил в меня. Что-то во мне почувствовал. А это умеют только большие режиссеры. Ему все говорили: Нет! Это же ребенок! Он общался со мной как с ребенком. Он мне больше показывал, как играть. Это было забавно. Для меня он тогда уже казался старичком. Как озорная девчонка подпрыгивает, щурит глазки. Как помните мультик – «Фильм, фильм, фильм». Наверное, от того, что я не чувствовала никакой обиды на режиссера, никакого диктата, давления, может в этом его сила и мастерство.

— А сегодня остались такие режиссеры, у которых вы бы хотели играть с показа? Я знаю, что актрисы очень не любят это делать, тем более опытные.

— Я люблю, обожаю. Сейчас мало осталось таких режиссеров, которые показывают. Некоторые режиссеры и любовь могут показать. Сейчас таких нет. Они вообще ничего не показывают, не говорят.

— А из ныне здравствующих режиссеров есть ли такие, у которых хотите поработать или еще поработать? Ну, понятно, у вас муж замечательный. В этом плане есть любые возможности. Но тем не менее?

— Наверное, этот список был бы большим. Я люблю русское кино, потому что оно актерское. С уважением к актеру. И там очень много режиссеров, которые умеют работать с актером. Не то, что умеют. Так и должно быть. Все строится на актерской игре и его личности. У нас если успешное кино, то это авторское. И у нас считается нонсенс… Как я недавно услышала от одного режиссера – он сказал про другого режиссера: «Вот он умеет работать с актерами». Я удивилась.

— А кто про кого все-таки?

— Ладно скажу. Это сказал Дарежан Омирбаев про Абая Карпыкова.

— Что есть, то есть.

— Но это же смешно. Это же самое главное – уметь работать с актерами.

— А теперь звучит как комплимент.

— Да.

— Кстати, по поводу Абая Карпыкова. В вашей жизни лет 5, а точнее 4 года – основным моментом был «Перекресток». Это было ваше основной жизнью.

кадр из фильмы Перекресток

— Вы знаете, такая жизнь, которая была праздником. Сейчас я это понимаю.

— Два года назад вы попытались, что называется, войти дважды в одну и ту же реку. Почему не получилось?

— Скажем так, что уже на выходе нас облапошили, что это будет «Перекресток в Астане». Мы были против, потому что это невозможно повторить. А если повторять, то долго об этом думать.

— Или повторять старый.

— Я думала, что это будет продолжение судеб – что произошло с людьми за 20 лет. Конечно, очень разочаровали зрителей. Это видимо, был рекламный ход канала, чтобы завоевать зрителя. Но это было жестким обманом.

— Это был лохотрон.

— Лохотрон, что люди сразу ополчились против сериала. Хотя там ведь совсем другая история была. Мы старались. Тем более там был замечательный Ермек Шинарбаев – умница, эстет. Он делает такую неспешную детальную историю каких-то отношений. Но это все сломало. Стало никому не интересно. А без зрителя… Зачем тогда работать? А повторить, мне кажется, уже ни у кого не получится. Даже пытаться не стоит.

— А если все-таки попробовать, согласитесь?

— Конечно. С удовольствием. Но играть ту же героиню. Что с ней случилось через 20 лет, как ее дочки, кем они стали. Как молодежь уже рулит…

— А кем вы видите сегодня свою Гаухар Султанову?

— Полковника, по крайней мере. Я шучу. Я сейчас играю полковника в сериале. А тогда играла юриста. Может она по карьерной лестнице и выросла. Можно что угодно представить. Развод с Шамилем, вышла замуж за другого, встретила его снова.

— Нет. Хотя многие ваши коллеги считают, что сегодня повторить успех «Перекрестка» невозможно, я считаю, что возможно.

— Возможно, если отнестись к этому серьезно, искренне, с любовью и интересными сценариями. Конечно.

— Недавно мы потеряли Ментая Утепбергенова. Его смерть стала для меня каким-то моментом истины что ли. Я понял, что у нас молодое поколение не помнит своей истории, особенно истории кино. есть новоявленные башки, воспитанные интернетом, гламуром, соцсетями. А люди из нашего богатого прошлого, хотя он был не старым…

— Конечно. Он мог еще много работать.

— Вынуждены уходить по сути в безвестности. Его очень хорошо проводил его цех, его поклонники, но народ этого практически не заметил. Что меня поразило. Вы чувствуете этот разрыв поколений? Вы его как-то преодолеваете? Или этот разрыв еще больше увеличивается? Я не говорю про какие-то мелочи как узнаваемость на улице.

— Но мы сами в этом виноваты, наверное. Мы потеряли какие-то очень важные годы. Так сложилась ситуация. Но должны были быть люди, долгом которых являлось сохранить эту связь. Всегда есть идеологи, хранители ценностей. Они у нас были, но куда-то исчезли. Просто руководители студий – равнодушные люди. Они удовлетворяют свои амбиции. И им по большому счету плевать на кино, на его историю, на наших мэтров. Это же они должны делать. Это от них зависит. Мне кажется, это уже безвозвратно. Дистанция увеличивается. Просто встречаются такие умнички среди молодых ребят. Мне просто везет на таки ребят, которые знают, смотрят, помнят.

— Назовите их имена, чтобы…

— Не буду называть имен.

— Хорошо. Гульнара, скажите, вы не пресыщаетесь профессией?

— О, нет! Мне иногда так хочется уже пресытиться профессией и заняться чем-нибудь мирным, женским.

— Ну, молодые идут в кино за славой. А зачем вы продолжаете ходить в кино?

— Потому что для меня это как дышать, как жить. Это неотъемлемая часть существования. Это звучит пафосно. Но это факт. Я ничего не умею делать кроме этого. Мне ничего не доставляет радость кроме кино. и даже если у меня нет съемок, я взахлеб смотрю хорошие фильмы. Меня интересует только то, что связано с кино.

— А если набраться смелости и самой встать по ту сторону камеры?

— Да. Думаю. Но у меня муж – режиссер. Режиссер настоящий, замечательный.

— Режиссер Хуат Ахметов.

— Я просто знаю – какой это труд. Это не женские страдания. Если не получается снять, что ты хочешь, чем ты живешь и чем болеешь… А снимать чтобы потешиться, поиграть… Еще многие говорят: Когда ты займешься чем-то? Это же не солидно в таком возрасте все артисточка, артисточка. А я считаю, что самое прекрасное на свете – быть актрисой.

— Ну, что же я желаю сохранить вам это чувство как можно дольше. Чтобы ваша работа вас только радовала! И вам, читатели, желаю тоже самое!

Видеоверсию смотреть здесь.