Прощай, Алматы! Как и почему уходит архитектура города

В Алматы один за одним разгораются конфликты, связанные с городской средой. Сначала стало известно о сносе здания на пересечении улиц Желтоксан и Богенбай батыра (Мира – Кирова), затем появилась информация о грядущей реконструкции кинотеатра «Арман», а также о продаже под коммерческое строительство сквера возле Государственного академического театра оперы и балета им. Абая.

Далее общественность бурно обсуждала новый генеральный план развития города, снос госпиталя на углу улиц Сатпаева и Фурманова в пользу нового ТРЦ. И наконец последняя новость связана со сносом кинотеатра «Алатау», на месте которого должен появиться первый в стране «Макдональдс». Интересно, что все эти конфликты из экономической плоскости перешли в социокультурную. Причем в пяти случаях из шести –

это конфликт общественности и предпринимателей, что является относительно новым для Казахстана явлением,

когда по разные стороны встают не «рабочий класс» и «буржуазия», а «гражданское общество» и «бизнес». Только в одном случае с генпланом перед нами обычный для города конфликт активистов и бюрократии.

Горожане во всех случаях заняли достаточно жесткую позицию – они хотят сохранить старый облик города, требуют, чтобы все изменения были согласованы с общественностью. Это напоминает о том, что архитектура, в конечном счете, – это не только экономика, но и символ. Если смотреть на эти конфликты со стороны, то они раскрываются для нового прочтения.

Архитектуру часто сравнивают с застывшей музыкой, но кажется здесь уместнее другое сравнение.

Здания – это летопись города, по сути, археологические находки будущего, которые еще не погребены под толщей земли

Внешнее и внутреннее содержание сооружений – это конспекты по культурологии современности, в которых прописаны многие приметы времени.

Даже уродливое здание может нести исторический смысл

По тому, как создавались те или иные архитектурные комплексы, можно судить о времени и о людях. Скажем, советский культуролог Селим Хан-Магомедов отмечал, что в 1928 году в Стране Советов началось строительство такого жилья, в котором не осталось бы места частной жизни. Одним из наиболее радикальных проектов, который ему встречался, был план рабочего поселка, который должны были построить под Томском. Архитектор Николай Кузьмин предлагал организовать пространство так, чтобы не было места кухням, дети и взрослые должны были жить раздельно, питаться следовало вместе, равно как и отдыхать. Появившаяся в это же время так называемая «сталинская архитектура» также преследовала идеологические цели – монументальное строительство должно было, вероятно, выражать амбиции молодого государства. Позднее на смену пришла более аскетичная архитектурная форма с ее функциональными и типовыми застройками. Они также многое говорили о целях заказчика, то есть государства.

Сюжет «Иронии судьбы» был возможен только в СССР, в котором жилая среда должна была уравнять всех граждан

Этот кадр из вступления «Иронии судьбы» четко показывает — сюжет фильма в значительной степени построен на специфике советской архитектуры. Пусть некрасивой, но не лишенной смысла

Если же говорить о современных тенденциях развития городской среды, то она ставит перед собой совершенно иные цели. Скажем, в постиндустриальных странах города меняются под влиянием информационных технологий. Так, Уильям Митчелл в работе «Я++: человек, город, сети» утверждает, что если раньше задачей города было формирование внешней преграды в виде стены, ограждающей от опасностей (и города строились с такой логикой), то влияние технологий меняет философию их организации. Теперь города – это сети коммуникаций: бытовых, электрических, транспортных или информационных. В этой логике дома уже не являются отдельными единицами, они – часть сети, каждый объект работает на общую экосистему. Архитектор студии EAST45 Эльдар Хасанов показывает, как это работает на практике: «Сейчас одним из трендов является включение домов в общую инфраструктуру. Например, в Германии дома оборудованы солнечными батареями таким образом, что излишек выработанной энергии домохозяйство продает городу, который оплачивает ее денежными чеками».

Большинству все равно?

Алматы, конечно, далек от того, чтобы соответствовать мировым трендам. Здесь наблюдается свой колорит, в том числе благодаря постройкам 1990-х и 2000-х. Как старые здания, так и новодел – это, конечно же, тоже целая галерея, где отражен портрет времени. Можно относиться к изменениям города как угодно, но важно хотя бы попытаться прочитать их. Скажем, что стоит за реконструкцией Дворца Республики, который очевидно испортили, изменив знаменитую парящую крышу и добавив экраны. Нам рассказывали, что «Казгор», который когда-то сам строил дворец, предлагал лишь обновить золотую чешую, поменять коммуникации и решить проблему с акустикой. Однако чиновники, курировавшие проект, пожелали, чтобы объект получил современное инновационное прочтение, стал более дигитальным, то есть цифровым. В итоге все тот же «Казгор» и внес решающие изменения. И тут возникает вопрос – если сами художники позволили изменить свое произведение, то можно ли считать это уничтожением культурного слоя или это новое прочтение города? Подчеркнем – культурный объект разрушили не некие условные варвары, это сделали его собственные создатели, у которых, по большому счету, есть на это моральное право.

Снос здания на «Мира – Кирова» – из той же истории. Очевидно, что оно не является произведением искусства, тут можно согласиться с цитатой главного архитектора города Габита Садырбаева: «Вы помните фасад этого здания. Его переделывали шесть раз. Каждый министр приходил и «вкладывал» в это здание свое архитектурное видение. Раньше оно было желтым, сейчас это сине-зеленый базар. Скажите, что мы бережем? Там вверху стоят коринфские ордера, на третьем этаже деревянная лепнина. Да там такое намешали! Этого вообще нельзя допускать! Для чего его беречь, если в нем нет единого архитектурного стиля?!» И если смотреть на вопрос не через призму коммерческого конфликта, а с расстояния культурологического взгляда, то что кроется за реакцией общественности? Попытка жителей осознать себя в качестве горожан? Что стоит за консервативными силами активистов – ностальгия или нежелание расставаться с символами колониального прошлого? А может быть, никакого бессознательного тут нет и это действительно рациональное требование сохранить культурный слой Алматы?

И пока не будет проведен глубокий научный анализ происходящего, любой ответ будет правильным. Но за ними фоном стоит очевидный факт:

город совершенно легко расстается со своим прошлым – чиновникам, бизнесменам и подавляющему большинству горожан все равно, как меняется среда

К сожалению, активистов не так много, поэтому город будет продолжать меняться. И вновь за этими изменениями нужно читать приметы времени, перебирая предлагаемые концепты. «Строительство очередного ТРЦ на месте бывшего госпиталя показывает, что это город-рынок», «Радость по поводу появления «Макдонольдса» – это проявление карго-культа, обожествления вещей и символов, пришедших извне», «Застройка Кок-Жайляу и новый генплан – обмен экологической безопасности на сиюминутную коммерческую выгоду» – всё это тезисы небольшой либеральной части горожан, которые пытаются осмыслить происходящее. Но эти интерпретации не указывают на более глубокий подтекст – на то, что город меняется, причем делает это легко и уж точно без какой-либо рефлексии по этому поводу. Особую пикантность де- или реконструкция старой Алматы получает на фоне формирования молодой столицы, в которой протекают прямо противоположные процессы.

Продолжение следует. Статья любезно предоставлена журналом «Центр Азии».