Как женщина одна воспитывает десятерых детей

Что ты чувствуешь, когда усыновляешь ребенка? Что чувствуешь через месяц? Жалеешь ли о принятом решении? Понимаешь ли, что усыновленные дети изменят тебя самого? 

Наша героиня родила своих двух детей — и усыновила восьмерых. И теперь честно признает — поначалу казалось, что все будет иначе. Наш рассказ о том, как усыновленные дети меняли ее жизнь.

— Когда все слышат, что у меня десять детей, удивляются. Но почему я должна быть неухоженной и измученной? И такой бываю, когда сильно устаю, но все равно стараюсь быть в форме, — Жанара с первых минут располагает к себе общительностью и обаянием.

—  Еще в детстве хотела быть мамой для приемных детей. Школьниками мы посещали детские дома. Я выросла, получила образование, вышла замуж и начала работать. Окна моего кабинета смотрели прямо на детский дом. Увидев его, я вспомнила свое детское желание. Перед тем как забеременеть вторым ребенком, я предложила мужу усыновить кого-нибудь. Но он стоял на своем: свой ребенок был важнее. На самом деле ему важно было убедиться в том, что я здорова и смогу родить ребенка. Как только я родила сына, он ушел от нас. Эту драму я пережила с трудом, но еще хуже стало, когда у годовалого Данияла начались эпилептические приступы. Он не мог ходить, сидеть, играть, падал в припадках, а я бегала по врачам. Они меня обнадеживали, мол, все хорошо, перерастет. Но я чувствовала, что именно я что-то делаю не так, а страдает мой ребенок. И в какой-то момент предложила своей старшей дочери: давай возьмем ребенка? У тебя будет сестренка, с которой ты будешь не одна. Ведь я все свое время отдавала сыну, а Аружан было одиннадцать лет и ей было одиноко. Она так сильно обрадовалась, что замучила меня расспросами, когда же я принесу сестренку.

— Я подготовила все документы и приехала в один из областных центров в дом малютки. Решила, что сама выбирать не буду, кого мне Бог пошлет, того и приму. Когда у меня спросили, какую национальность я предпочитаю, а я ответила, что мне все равно. Директор сказала: «Ну, тогда несите сюда Елизавету».

— В четыре месяца у нее был целый букет болезней. Но я так хотела взять ребенка, что для меня это не имело значения. Не посмотрела, что в истории болезни написано порок сердца, астма и недоношенность. В какой-то счастливой эйфории я за полтора дня оформила все документы и забрала ее.

— Когда она болела, ее трудно было лечить — такой своенравный характер! Она не слушалась меня, не давала делать ингаляции, масссаж, промывания. Все время приходилась бороться с ней, чтобы проделать любые манипуляции. Силой на нее невозможно воздействовать, только уговаривать. Еще в четыре месяца она все понимала — и тон, и обращение. И реагировала моментально. Она не успокаивалась, пока я ее не утешала, так настойчиво требовала любви — хоть криками, хоть силой. Между двумя детьми я даже не замечала, как пролетали дни. Не спала сутками, дочка с сыном болели по очереди или одновременно. Одну ночь не сплю — ухаживаю за сыном, второю — с дочей, а третью — с обоими.

— Поначалу я делала все механически: кормила, купала, лечила, а потом во мне что-то проснулось. Лиза заболела в очередной раз. Лежала и кряхтела, температура 39,5. И мне стало до такой степени жалко мучить ее ингаляциями и уколами, я сама была так взвинчена, что заплакала и взмолилась Всевышнему. Я сказала ему: «Не переживай, я никогда не брошу ее, это мой ребенок, не сомневайся! Я соберу все документы и дам ей фамилию моего отца, чтобы ты понял, что мои намерения серьезные!»

— Свое обещание я сдержала и сразу начала действовать. Когда я забирала дочку из Дома малютки, то оформила на нее патронат, чтобы дело шло быстрее. Я собрала все документы и сдала в суд. Перевела на фамилию отца, Елизавета стала Дарией Байжулдиновой. И ситуация стала улучшаться, она стала меньше и меньше болеть. Мы забыли, что такое одышка, сердце Дарии начало закрываться, грыжа вылечилась. Врач заметила, что она перестала болеть. Как будто я нащупала кнопочку или повернула рычаг и все изменилось. Как будто не было бессонных ночей и переживаний, как будто не было этой борьбы. И мы зажили очень хорошо.

— В тот момент, когда я молилась, в моем сердце родилась любовь к ней как к своему рожденному ребенку. Я поняла, что я не могу жить без нее. Каюсь, в начале у меня было ощущение, что я совершила подвиг, как ей повезло, что я взяла ее из детдома, что у меня нимб на голове. На самом деле, это не она, а я должна быть ей благодарна за то, что она появилась в моей жизни. Каждый день она росла, говорила, ползала — и все это наполняло меня таким счастьем, которое невозможно купить ни за какие деньги! Я благодарна Дарие за то, что она вошла в мою жизнь. Я благодарна ее матери, которая родила мне такую драгоценность и оставила ее для меня.

— Знаете, что самое удивительное? Даниял тоже перестал болеть. Я даже не заметила этого, не обратила  внимания. На очередном приеме врач спросил у меня: «Когда в последний раз были припадки?» А я даже не смогла вспомнить. Когда я поняла, что мои дети здоровы, что они вылечились, у меня выросли крылья, было желание что-то творить и создавать! И опять появилось желание взять ребенка, на этот раз постарше.

— Мне хотелось, чтобы у Аружан была сестра примерно ее возраста, и мы могли бы все вместе втроем пить чай, секретничать между собой. Все произошло очень быстро. Я поехала в приют для несовершеннолетних с тем же решением, что и в предыдущий раз: кого мне дадут, того и возьму. В приюте мне сразу начали говорить о Тане.

— Не скажу, что она мне понравилась. Когда ты ребенка родишь, привыкаешь к нему в течении девяти месяцев, а вот приемный – это как град или ливень, также неожиданно. И ты вроде как в шоке и понимаешь, что надо привыкнуть. Видимо, это какой-то внутренний страх перед неизвестным. К тому же в моем окружении не было примера усыновленных детей.

— С Таней все было не так-то просто, очень долго шла притирка. Все сохранилось, все наладилось, потому что помогла еще и Аружан. Она, в отличие от меня, влюбилась в Дарию и Таню моментально. Она очень добрая девочка, открытая, подходила к ним мягко. Хотя Таня в первое время относилась к ней с недоверием. В какой-то момент я даже обратилась к психологу, и она посоветовала делать все вместе. Мы начали вместе пельмени лепить, уборку делать, с горок кататься. Мы сидим на кухне рядом, режем неторопливо оливье и разговариваем. Но по-настоящему сблизились, когда начали играть в снежки. Я уже забыла, когда в последний раз это делала! Мы катались по снегу, дурачились, гонялись друг за другом. В этой простой игре вместе со своими детьми я ощутила себя счастливым человеком. И на Таню это подействовало: если дома она ходила с нахмуренными бровками, то в игре была непосредственной и открытой. И вот так плавно прошла наша адаптация к друг другу. Сейчас она называет меня «мамой», это так классно звучит…

— В третий раз усыновление получилось неожиданно. Я сказала себе: «Ты мать-одиночка, у тебя четверо детей. Люди одного ребенка не могут вырастить вдвоем, а ты одна четверых тянешь. Так что остановись на этом». Но не получилось. Если я, взяв детей, жила бы закрытой жизнью, не распространяясь об этом, думаю, что третьего раза бы и не было. Но с того момента, как я удочерила Дарию, я постоянно делюсь своим опытом с друзьями и знакомыми, делаю что-то наподобие социальной рекламы, веду пропаганду усыновления. И когда я ходила вместе с желающими выбирать детей, то проснулась жадность. Почему кто-то забирает этих детей, они же могут быть и моими! Каждый раз, когда у меня появляются дети, я нахожусь в состоянии эйфории.

Появление приемных детей — это как неожиданная беременность. Если у меня возникло желание взять ребенка – я не откажусь от этого намерения. Для меня этот отказ равнозначен аборту.

Дайте пятерых!

— В тот раз еще Аружан с Таней подталкивали меня: «Мам, давай мы сами их заберем!» И сама не заметила, как забрала еще детей. Прихожу в органы опеки и говорю: хочу еще детей взять. У меня спрашивают: кого хотите — мальчика или девочку? Я набираю воздух: двух мальчиков и двух девочек! Сотрудница голову поднимает и изумленно переспрашивает: сколько хотите? За стенкой начальник отдела опеки слышит все и вдруг неожиданно предлагает: давайте пятерых? Тут моя очередь удивляться: а можно? «Можно! На базе вашей семьи откроем частный детский дом». У меня было желание взять всех детей в охапку и бежать поскорее, пока не передумали.

— Я сдала документы и поехала в детдом. «Кого хотите, того и давайте. Или лучше тех, кого не берут» — сразу предупредила я сотрудников. И заходит пятеро детей: Мариям, Света, Миша, Захар и еще одна Света. Я посидела два часа и поняла, что у меня получится семеро малышей и всего лишь двое взрослых детей.

— Тут случайно заходит в кабинет еще одна девочка Аделина, подружка Тани. Оказалось, у нее есть мама, но она лишена родительская прав. Я предложила дочкам: давайте возьмем еще Аделину, нам помощница нужна. Я поговорила с Аделиной, она мне так наигранно отвечает: «Да, маму лишили родительских прав, но ничего страшного, я уже взрослая». А я вижу, что она переживает из-за того, что останется в детдоме. В течении пяти минут мы с ней все решили, она согласилась сразу же. Руководство детдома пошло мне навстречу, и через три недели я забрала всех шестерых детей. Так я стала многодетной мамой.

Возвращение Томирис

— Приемные дети и отношения с ними — это самая большая проверка нас на скрытые пороки. Однажды звонит мама Аделины, разговаривает с ней. Я сижу рядом и пью чай. Слышны ее слова. Она спрашивает, хорошо ли учится, как живет и так несколько вопросов подряд, будто она работник органов опеки. Я думала, что взорвусь, но нет, смогла вытерпеть и проглотить обиду за дочь. Столько негативных мыслей в голове пролетело, думала, не смогу их обуздать. Как хотелось мне выхватить трубку и сказать ее биологической матери, что я о ее родительстве думаю. Сделала глубокий вздох и выдох, потом посмотрела на Аделину и говорю: «Главное, чтобы ты не давала меня ей в обиду, потому что я тебя в обиду никому не дам!»  За то короткое время, что Аделина появилась у меня, оказывается, я уже ее полюбила так сильно, что смогла ради нее усмирить свой гнев, взять волю в свои руки и сказать ей то, что не испортит всю картину. Она поплакала, потому что все равно любит свою маму, но и меня она любит тоже.

— Через некоторое время я взяла всех детей и повезла их в мечеть — дать им имена по исламу. Чтобы на небесах они запечатлелись, как мои дети, чтобы было воссоединение наших душ. Имам подзывает Светлану, и я слышу, как она говорит: «Я хочу взять имя Томирис». Она до такой степени внимательная девочка, что запомнила мой случайный разговор о том, что Аружан я хотела назвать Томирис, но свекровь решила иначе. Когда я это услышала — заплакала: через много лет Томирис, которую я искала, стояла и мило улыбалась мне.

— Когда у меня спрашивают «на что вы живете?» отвечаю так: «Аллах береке дает каждому рожденному ребенку». Осознание того, что я теперь многодетная мама, дает мне бесстрашие. Если я, взрослая женщина, буду бояться, тогда каково им, моим беззащитным птенцам?

— Я никогда не думала, что это случится со мной. Всю свою предыдущую жизнь я была увлечена только карьерой. От простого сотрудника дошла до руководящей должности в АО «Казпочта». Все мои дни были расписаны по минутам: совещания, встречи, стратегические планы. Пятнадцать лет проработав в нацкомпаниях, получила мою первую в жизни квартиру под выкуп. Когда у меня появился Даниял, взяла декрет по уходу за ребенком и продала эту квартиру, закрыла кредит и не знала, что буду делать с оставшимися деньгами. Мне нужно было их как-то вложить, чтобы они приносили постоянный доход, пока я сижу дома.

Секрет Жанар

— Однажды соседка рассказала мне, что продаются кладовки в подвале одного из жилых комплексов. Я сходила, посмотрела: небольшие комнаты без окон и вентиляции. Но если сделать ремонт и подвести коммуникации, то можно сдать в аренду под офис. И на деньги от продажи квартиры купила сразу десять кладовок. Решила рискнуть, подумала, в крайнем случае, если совсем будет трудно, буду жить там. Но мне повезло, я сделала ремонт и недорого сдала. Эти кладовки приносили стабильный доход. Позже продала все кладовки и купила большой дом и машину.

— Я рисковый человек. Сколько раз я принимала решения, которые всем казались ненормальными! Когда покупала кладовки, меня спрашивали: «Что ты будешь делать с этим неликвидом? Это же подвальные помещения — грязные и сырые!» Никто не посчитал, что это выигрышное дело. Я отвечала: «Сделаю ремонт — и все будет шикарно!» Когда брала детей, мне также говорили: «Это же дети, от которых все отказываются!» А я знала, что им просто нужна семья и мама, теперь мои дети на высоте. Никто не болеет, все хорошо учатся, выступают на различных мероприятиях, учителя их хвалят. Мой секрет — увидеть позитив там, где его вообще нет. Просто я знаю, что надо только вложиться и все будет хорошо.

— Раньше мне не хотелось замуж. Было страшно — выйду замуж и разойдусь. Не смогу терпеть чьи-то недостатки, не смогу проявлять к нему уважение и любовь. Потому что привыкла жить одна, привыкла к свободе решений. Но когда моя семья расширилась, то поняла, что детям нужен отец. Любого мужчину, кто проявит к ним доброту, они называют папой. Со своими детьми поняла, что если смогла за три года полюбить их и принять, то я смогу полюбить и мужчину. Поняла, насколько раньше была эгоистичной. И если появится мужчина, который примет моих детей как своих, если он будет захвачен такими же стремлениями как мои — я на него молиться буду!

— Было время, когда я не была оптимистом. Свой развод я оплакивала восемь лет. За это время можно было еще три раза выйти замуж. Сейчас даже заморачиваться некогда. Если что-то не получилось, значит получится потом или это не мое. Меня спасли дети. Вся моя жизнь до этих трех лет была пустой. Теперь даже смешно, что я могла жить чем-то материальным. У меня душа болит за детей, которые остались в детском доме, но всех усыновить я не смогу. Поэтому по-прежнему провожу консультации семьям, которые имеют желание взять ребенка. Скоро три семьи одновременно заберут семерых детей. И это моя победа.

Фотографии Олега Битнера