Единственный в стране тележурналист-международник, имеющий звание заслуженный деятель РК, Гульнара Дайрабаева добилась многого и сама. Увидела Париж и не умерла, более того, не осталась там, хотя могла. Она считает себя свободным человеком и в профессии тоже. Как быть красивой, умной и успешной одновременно?
— Говорят, красивая – это катастрофа. А умная и красивая – это трагедия для мужа. Ваш муж ревнивый?
— Вы знаете, нет.
— Вам повезло. Другие бы вас ревновали.
— Может, я повода не даю.
— Вы не даете повода? Слушайте, кто у меня в гостях. Заслуженный деятель РК – единственный журналист в нашей стране. Успешная женщина во всем. Как правило, у нас успешные женщины – это чьи-то любовницы и жены банкиров.
Вас называют леди-солнышко.
— Спасибо.
— Так лучезарно улыбаться может только солнышко.
— Откуда вы это взяли? Я даже не знала о себе такую аннотацию.
— Светская львица. Значит, вы бываете на тусовках?
— Да.
— Бедный муж. А вы знаете, что коллеги называют вас «свой парень»?
— Да. Меня даже называют «братан».
— Потому что Гульмира владеет боевыми искусствами и мужским характером. Сказала – значит должно быть сделано. И еще один важный момент – у нее нет свободного времени. Она случайно проезжала мимо нашего телепортала. Мы ей: «Гульмира, зайдите». А она: «Я уже в гриме». И вот мы можем поговорить с человеком, который сделал себя сам. Скажите, ленинский лозунг: «Учиться, учиться и учиться» — ваш лозунг?
— Да. Он до сих пор есть в моем сознании. Потому что мы – дети коммунизма. Я была хорошей комсомолкой, хорошим пионером. Я ни грамма не сожалею, что ощутила это на себе. Синдром отличницы до сих пор присутствует в моей жизни. Возможно, это плохо. Потому что все, что я делаю, я должна делать на «5». То, что я говорю, должно быть грамотно, красиво, понятно. Это тоже синдром отличницы.
Знаете, я комсомольский билет до сих пор храню на почетном месте. Возможно, молодежь даже не знает, о чем я говорю. И мне их немного жалко. Та пора была интересной. Были «Артек», лагеря. Мы куда-то стремились. Была борьба за жизнь, чтобы стать хорошим человеком.
— Ну, уже можно успокоиться. Хватит бороться.
— Я не борюсь. Жизнь такая динамичная, что не можешь остановиться.
— Вам в свое время посчастливилось, что французы выбрали именно вас для стажировки на своих телеканалах.
— Да. Это было случайно. Французская делегация приезжала в Казахстан. Большей частью в Алматы. Тогда было мало каналов. Только республиканский канал «Казахстан». Я самоучка – в то время немного говорила по-французски. Просто сленг разговорного жанра. Когда делегация заметила, что кто-то вообще что-то говорит на их языке, а французы сами говорили на нашей территории на английском. И на телевидении я вошла в беседу на языке, который мне немного знаком. А потом получила приглашение.
— В жизни этой женщины и вообще в жизни красивых женщин все случайно. Шла по улице, а режиссер ей говорит: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» Окончила исторический факультет, а ей говорят: «Хочешь в тележурналистику?» Французы приехали…
— Да. Я всегда говорю, что я не заканчивала журналистику, но всегда с уважением отношусь к профессии журналиста. И что журналистика нашла меня. Потому что я выбрала другую профессию. Я выбрала историю. В 1990-ом году у нас был просто исторический факультет. А когда мы в 1991 году получили независимость, то все изменилось в сфере образования. Убирают КПСС, политобразование, факультет становится просто исторический и появляется возможность международных отношений. Это спецфакультет. Он экспериментальный. И я на него попадаю. Я получила образование международника. Образование переформации.
— Я помню, показывали юную девочку и говорили, что она в совершенстве владеет английским языком. Для комсомолки владеть несколькими языками было хорошо. А недавно слышу: «Кто? Дайрабаева? У нее 7 языков отлетают.»
— Нет. Не буду врать — 7 языков я не знаю. Я знаю 4 языка. Мой родной казахский, русский – я получила образование на русском в образцовой школе, университет тоже закончила на русском отделении, французский – это самообразование. Я не ходила ни к репетиторам, ни на курсы, пока не попала во Францию. А английский — потому что на факультете были преподаватели из Австралии, Англии, Франции.
— Велика ли разница между телевизионщиками Франции – в сердце Европы — и нашими.
— В 1990-х годах была большая разница. Сейчас сгладилась. В 1995 году я впервые на французском государственном канале увидела, что мы отстали в медийной сфере.
— Мы тогда не отставали, мы только начинали. У нас режим рухнул – мы не знали, в какую сторону идти.
— У меня произошла перезагрузка. Я поняла, что нужно делать что-то новое. Нужно новое дыхание. Возможно, кто-то из телезрителей скажет – она вела когда-то в 1990-е, до сих пор ведет. Но если человек любит свою работу, у него получается и есть зритель…
— Самое главное – есть зритель. А нет зрителя…
— Поэтому пока я востребована, пока меня хотят видеть, я смогу работать.
— Как-то я оказался в очень высокопоставленной компании, которая отмечала юбилей. И вы с микрофоном вели вечер в качестве ведущей.
— Я такая рукодельница – все умею.
— Что, семье денег не хватает? Я знаю, что за такие вечера платят большие деньги. Вы вели и на английском, и на казахском. Публика рукоплескала вашему знанию казахского. Русский, естественно. Я знаю, что это дорого стоит.
— Финансово все хорошо. Это мое любимое дело. Этим людям нужна помощь. Почему бы не помочь? Не всегда на первое место ставится вопрос оплаты. Многие в шоу-бизнесе на первое место ставят деньги. Для меня мероприятия такого высоко уровня – очень ответственное дело. Нужно иметь в голове какую-то прочитанную книгу, афоризмы, тезисы. Должен быть определенный багаж знаний.
— Вы до сих пор читаете книги?
— Представьте себе.
— А время?
— В самолете. В аэропорту. Когда просто ждешь встречи. Надо все успевать. Я очень мобильна.
— Заходя в студию, я помог Гульмире занести ее дамскую сумочку. Она очень тяжелая. Там, наверное, килограммов… Книги?
— Вы угадали. Последняя книга, которую я приобрела, — Драйзер. Ношу с собой.
— Итак, Гульмира — теледива сегодня и начинающая тележурналистка тогда, увидев Париж, не умерла. Хоть говорят, что счастья большего не бывает. И не осталась. А почему не осталась? Ведь была же востребована. С такой внешностью и такими данными все к вашим ногам.
— Потому что самое ценное, что есть у человека – это родители. Как я их могу оставить? Это предательство, я считаю. Второе – знаю и люблю свою родину. Мой язык – мое богатство. Я получила образование на русском, но могу сказать, что на 250 % знаю свой родной язык.
— А где вы его учили?
— Я его не учила. Нас дома так воспитывали.
— Сейчас из 10 человек 5 скажут – я бы выучил язык, но тогда была языковая среда русская. Папа – профессор?
— Да. И в наше время русский язык был легкодоступен.
— Папа писал книги, защищался на русском языке?
— Папа никогда не писал книги на русском языке. Единственный раз он съездил в Россию, чтобы вернуть фотографии Туркестана, сделанные в начале 20 века русским фотографом. Эти фотографии были не в Казахстане, а в Санкт-Петербургском музее. Папа был первым инициатором вернуть фотографии на Родину, потому что это было достоянием республики. Я помню, это был альбом. Он может быть тогда впервые и разговаривал на русском с партнерами. Папа написал 42 книги. Он – профессор, академик, в 2012 году награжден орденом «Құрмет». При всей энциклопедичности знаний, он очень скромный.
— Приятно, когда так говорят о своих родителях люди вашего уровня. Как-то ваш папа сказал: «Раньше я говорил: дочка, смотри, ты – дочь Тынышбека Дайрабаева! А теперь мне говорят: это вы папа Гульмиры Дайрабаевой?»
— Это правда. Я не хвалюсь. Но наш папа всегда занимал высокие посты. И мы не должны были его подводить. Обком возглавлять, быть вторым секретарем… И мама нас всегда учила. Вы дети – Тынышбека Дайрабаева. Вас будут узнавать. Громко не смеяться, тихо ходить.
— Это воспитание.
— Потом, когда папа на пенсии занимался своим любимым делом – пишет книги, сидит в своем кабинете, это почти библиотека — его приглашают на тои (он со своими заслугами, а лицо-то неизвестное) и говорят: «Это папа Гульмиры Дайрабаевой. Төрге аксакала». И ему так приятно.
— Вот заговорили о языке. И я говорю, кто хотел, тот сохранил. И жаловаться нынче некуда.
— Я благодарю только семью. Сохранить язык и культуру можно только в семье. Что мы получили, то мы и выносим в общество. Я благодарна родителям, что нам — четырем девочкам в семье, у нас нет мальчиков (я за мальчиков), дали такое воспитание. Поэтому я иногда шучу: «Папа, ты не переживай. Фамилия же все равно звучит в моем лице».
— Гульмира, не могу не спросить. Что в вашем понимании успешная женщина сегодня в нашей суверенной стране? Есть токал, есть жена банкира, есть многодетная мама. Вы, кстати, тоже многодетная мама. У вас трое сыновей.
— По статусу Астаны – многодетная. Успешная — у каждого свое. Вы сказали слова, возможно, для меня не очень приятные. Но если они считают себя успешными, то оценку успешности все равно ставит зритель, народ.
— Общество.
— Да. Если социум ставит тебе «10» по 10-бальной шкале, то ты действительно успешный человек. Но иногда бывает. Сферу банкиров я, возможно, не знаю, но возьмем нашу медийную сферу — на экране появляется девушка-ведущая, задает вопросы: «А почему вы не кормите грудью, не уживаетесь со свекровью?» Она даже замужем не была, не родила ребенка, понятия не имеет о семье и о том, что значит жить со свекровью. Какое право она имеет задавать такие вопросы, если она этого сама не прожила?
— У меня прямо на языке. В одном фильме женщина говорит: «Бабоньки, давайте за наше простое бабское счастье!» Так здорово, что вы это отметили. Начало для любой женщины – создай семью, роди ребенка хотя бы одного, а потом с тремя детьми изучай языки.
— Я не оглядываюсь. Но иногда мы с мужем смеемся. Это действительно я родила трех сыновей? Вроде работала, концерты. На следующей неделе у меня опять поездка в Канны. Все запланировано до октября. У меня супруг иногда не знает, когда я улетаю. Сейчас я узнала, что завтра улетаю.
— У вас есть домработница, няня?
— Есть. Она в одном лице. Живет у нас в доме уже 7 лет. Я — критичный человек. Анализирую, что делаю, даю себе отчет, что я сделала хорошего, кому помогла, кого обидела? Такой самоконтроль нужен. Я люблю жить по правилам. И они держат меня в формате.
— А теперь то, с чего начали. Европа. Европейский развитой менталитет журналистики и наш казахстанский: насколько мы сопоставимы? Мы – восточная страна.
— Вы об открытости, наверное? Если вы видели мои программы, мой стиль очень свободный. Это потому, что у меня есть международный опыт. Стоит камера, она для меня друг.
— И плеяда таких тележурналистов уже взращена?
— Свободных журналистов, которые могут свободно высказывать своем мнение, особенно для казахской аудитории, очень мало. Таких единицы.
— Дайте им совет.
— В первую очередь, быть уверенными в себе. Уверенными, что твои слова нужны. Если меня смотрят 100 человек, и я помогла хотя бы одному из них (человек изменился на полчаса, на 20 минут, он нашел работу, создал семью) — для меня это успех.
— Кто-то из наших коллег более старшего возраста сказал: «Журналист, как врач, не имеет право навредить».
— Потому что мы – мостики. Мы не имеем право от себя говорить.
— Представляйте нашу страну гораздо чаще. Обязательно произносите, что есть Республика Казахстан, которая семимильными шагами входит в мировое сообщество.
— Я начала это делать еще в 1991 году. И когда я в 1995 году говорила про Казахстан и меня не понимали, я брала карту и показывала – смотрите какая огромная территория. Это все моя страна. И тогда меня уважали и называли «телевизионный монстр». Потому что я такая пробивная. Возможно, благодаря этому я оставила свою маленькую лепту за границей. Потому что я очень люблю свою страну. Здесь наши корни, наша культура, родной менталитет.
— Чтобы любить свою страну, надо учиться, учиться и учиться. Как это делает моя гостья.
Видеоверсию смотрите здесь