«Битлз» вторглись в Алма-Ату, когда магнитофоны стали более доступны. А вместе с ними ворвались и «Роллинги», «Холис», «Дорз», «Крим», «Би Джис», «Бич Бойс», «Манкис», «Отшельники Германа», «Джефферсон Аэроплан», «Юрай Хипп», а потом и «Лэд Цеппелин», «Дип Пепл», «Блэк Саббат» и так далее, их стали переписывать уже на пленку. Диски, так называемые «лонг-плэи», стоили дорого (об этом уже написано в части «Алма-Ата фарцовая») и не всем были по карману.
Сорокапятки были вообще редкостью. И находился какой-нибудь шустряк, который покупал несколько «пластов» и делал на этом небольшой бизнес. Помню одного парня по имени Миша, из нашего двора, по кличке Спэнсер, который был старше нас. Его назвали так, потому что он считался похожим на лидера знаменитой группы «Спэнсер Дэвис Групп». Он за пять рублей записывал всем желающим так называемую первую копию, или «оригинал». (Впрочем, он не был таким уж прожженным дельцом, мог и бесплатно записать, по дружески). Цена через некоторое время повысилась до червонца. А кто имел «оригинал», мог уже рубля за три перезаписывать его другим. Дефицитной была сама магнитная лента, и на ней делали деньги. Со временем появились даже некий бизнес на записях на магнитную ленту, а потом уже на компакт-кассеты западной и (не только) музыки, который был вполне прибыльным.
Помню, как я часа по три-четыре сидел у Спэнсера и записывал сразу по три-четыре концерта разных групп. А потом и сам стал собирать не только кассеты, но и диски. Мой друг Олег Ашкенази, который сейчас живет в Германии, как-то выпросил у меня пластинку «Битлз»
«A COLLECTION OF BEATLES OLDIES», единственную тогда мою ценность, буквально на час, чтобы записать. Отвлекшись на некоторое время, Олег не заметил, как на этот диск его бабушка поставила горячий утюг! Представляете, каким горем это было для меня. Словно убили самого близкого друга. И хотя с тех пор прошел уже не один десяток лет, но до сих пор, когда я вспоминаю этот случай, сердце кровью обливается. Потом уже Ашкен, так его звали на улице, заделался олигархом местного масштаба по продаже пластинок. И перед отъездом на ПМЖ в Германию подарил мне на память Битловскую оригинальную «Антологию» на восьми видеокассетах.
В то время еще можно было слушать и даже записывать на магнитофон так называемые вражеские голоса типа «Голоса Америки» или «Би-Би-Си», передававшие именно ту музыку, которая нравилась нам больше всего на свете. Но потом эти станции начали глушить. И слушать их уже не представлялось возможности. Последним загасили радио Китая, которое было помешано на политике и предлагало всем за стакан риса в день перебежать в китайский рай. Зато на коротких волнах появились «радиохулиганы» — местные радиолюбители, переговаривавшиеся между собой в эфире. Они часто тоже крутили всякие группы.
То же самое можно сказать и о фотографиях «Битлз». Тут тоже был целый бизнес. Качественные фотки можно было купить копеек за пятьдесят. А однажды мне удалось за червонец купить настоящее цветное приложение к альбому «Magical Mystery Tour» — так пацаны ко мне толпами валили, чтобы полистать эту книжку. Потом, когда у меня настали трудные времена в виде первой любви и требовались деньги на кино и всякие нехитрые развлечения, то я стал продавать это приложение по частям. Лист — по три-пять рублей. Это меня сильно поддерживало материально. Иногда фотографии «Битлов» и других групп печатали в изданиях социалистических стран. Помню даже название польских журналов — «Перспектива» и «Панорама». А потом стал доступен чешский журнал о современной музыке «Мелодия». «Америка» и «Англия» — качественные иллюстрированные журналы о западной жизни — были тогда в особом дефиците, в свободной продаже их не было, их могли выписывать только люди из высших слоев партноменклатуры.
Однажды нам попался настоящий журнал «Битлз мансли», и мы пересняли его с пацаном по кличке Шузя (его сейчас нет в живых), а потом наделали кучу фотографий и я обклеил ими всю свою комнату от пола до потолка. Мой отец был коммунистом и преподавал в Высшей партийной школе, но возражений с его стороны особых не было. Хотя он переживал, как бы кто из его окружения не узнал об этом. Могли быть неприятности, и даже серьезные. Бедный пахан, сколько я ему нервов попортил своим пристрастием к музыке. Однажды на пике пубертатного периода даже убежал из дома из-за того, что мне не покупали новый магнитофон, ведь старый почти развалился. Так отец через пару дней моих скитаний по друзьям назначил встречу в ЦУМе у отдела, где продавались магнитофоны, и купил самый лучший — под названием «Тембр»…
А вот когда в кинотеатрах стали демонстрировать советский фильм «Спорт! Спорт! Спорт!», то это было как явление Христа народу, во всяком случае для нас. Там был маленький кусочек, где советские спортсмены попадают за границу — соответственно, образом этой заграницы был показ «Битлз». Пока в кинотеатре «Казахстан», который находился как раз напротив нашего двора, транслировался этот фильм, мы ходили на него раз двадцать, то и больше. Но с каждым разом почему-то этот эпизод становился все короче и короче, а когда мы познакомились с киномеханиками, выяснилось, что это их рук дело. Они вырезали оттуда кадр за кадром. Молодежная мода была сильно подвержена битловскому влиянию, особенно когда появился знаменитый альбом «Abbey Road», и все увидели, какие на Джордже Харрисоне джинсы. Но о джинсах я умолчу, потому что о них уже все сказано. Напомню лишь, что в семидесятые годы достать такие штаны было просто невозможно. Я купил свои первые «Рэнглер» у одного пацана по кличке Шаст за 10 рублей и «оригинал» какого-то битловского альбома в придачу. Эти джинсы ему подарила тетка, а той в свою очередь подарил какой-то мужик, которому их прислали из США как одежду для садовников. Так что достать настоящие джинсы было нельзя, только индийские, которые лишь кроем напоминали фирменные и к тому же были нетрущимися. А джинсы должны были именно тереться, в этом был весь кайф. И когда уже с ними стало полегче, то для того, чтобы проверить, трутся они или нет, терли ткань белым наслюнявленным платком или мокрой белой бумагой, и если след от краски оставался, то штаны признавались годными. Так как джинсы были страшным дефицитом, то их стали повально шить сами. Это называлось «самопалом», или «самостроком». Причем не из джинсовой ткани, а из простой. Если же доставали бархат или вельвет, то это было настоящей находкой. (Помню, как пацан из нашей школы по имени Игорь носил брюки, сшитые из полосатой матрасной ткани. Отец его был французом, наверное поэтому он так хорошо чувствовал стиль). В моде тогда были клеша: чем больше внизу ширина, тем лучше — 25-30 сантиметров, с пуговицами или торчащей молнией наружу. Еще к нижней кромке брюк пришивали разные цепочки, проклепывали их, а некоторые умудрялись подшивать даже лампочки! Вшивали туда еще клинья, иногда другого цвета. В ателье такой «самопал» стоил рублей 20, а у знакомого портного можно было сшить их и за пятнашку. Сразу после армии, за бутылку портвейна расклешенные самопальные штаны без пояса сшил мне пацан по имени Эдик. Потом он спился и умер.
Некоторые, особо продвинутые, носили «битловки» — их тоже невозможно было купить. Поэтому брали пиджак или, что считалось еще лучше, военный фрэнч и отрезали воротник. Смотрелось это круто! Девчонки носили мини-юбки, те, кто помоднее, прически, как у Брижит Бардо, а когда никто не видел, жутко красили глаза. Насколько я помню, туши для ресниц не было, покупали у цыганок специальный карандаш, который стоил рублей десять. Представляете, во что обходилось тогдашнему школьнику и студенту одеться по моде! Даже не столько в смысле денег, сколько в смысле нервов. Давление было страшным, а ведь это была всего лишь одежда! Поэтому наше поколение такое нервное и рефлексирующее. Вся эта борьба с системой за право слушать «Битлз», носить клеш, длинные волосы и вообще быть естественными стоила слишком больших жертв. Среди тех людей, юность которых приходится на семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века, по статистике как раз больше всего алкоголиков, невротиков и психопатов.
Мы учились в 15-й школе, где английский язык преподавали как родной. Таких специализированных учебных заведений в городе тогда
было всего три или четыре. И значит, парты в старших классах сплошь были расписаны надписями на английском типа — «Beatles for ever» или «I love Beatles» и так далее. Практически каждую неделю все дружно выходили на субботник и отмывали это безобразие, а с понедельника все опять писалось заново. Наши познания в английском очень помогали, когда мы стали снимать битловские песни и играть их на гитарах. Во дворах вообще практически все стали учиться играть на гитарах. Собирались по нескольку человек — либо дома у кого-нибудь, либо на скамейке во дворе и разучивали гитарные аккорды, которые показывал более опытный пацан. После таких многочасовых упражнений пальцы сильно болели, и появлялись даже мозоли. Я до сих пор могу сыграть на гитаре прием под названием «восьмерка». Большим и указательным пальцами правой руки нужно было выбить определенный рисунок в размере четыре четверти. Получалось красиво. А чтобы хорошо натренировать эту «восьмерку», использовали спичечный коробок, и когда не было гитары под рукой, то выбивали рисунок на нем.
Соответственно, в то время чуть ли не в каждом алма-атинском дворе появились свои таланты, исполнявшие снятые на слух битловские и другие вещи. Очень была популярна песня «The Animals», которую пели на русском языке под названием «Дом восходящего солнца». Затем уже стали организовывать настоящие группы. Или, как тогда говорили, ВИА. У нас во дворе тоже появилась команда под названием «Рифы», вот состав: Миша Иванов — вокал, гитара; Ринат Каримов — вокал, бас –гитара; Мурат Нурабаев — вокал, гитара; и я вокал, барабаны. Все хотели быть гитаристами, а как играть на барабанах никто не знал и не хотел, пришлось бросать монетку и барабанщицкая доля выпала мне. Своего первого учителя я нашел по объявлению в доме быта на улице Космонавтов, им оказался Валерий Юлевич, первый джазовый барабанщик Алма-Аты. Уже через много лет я как- то напомнил об этом Валере («Пистон» его звали среди музыкантов), но он все забыл. А вот я нет. «Рифы» выступали на школьных вечеринках и даже на конкурсах районной самодеятельности. Но это ни к чему не привело, со временем наша группа развалилась. А вот на улицах гремели тогда два пацана — Бахыт по кличке Граф и Тима по кличке Тезеке ( «Кирпич» еще его звали), оба учились в инъязе. Пели они дуэтом, к тому же знали язык. И когда выходили куда-нибудь на «пятак» на Старой площади и начинали петь, то сразу собиралась толпа человек в тридцать и начинала орать, все было почти как на концерте «Битлз». Помню еще пацана по кличке Бика, он был прекрасным пианистом и бас-гитаристом, и когда садился за пианино и начинал петь «Rocky Roccoon», то это было просто один в один. Потом мы даже работали вместе в ресторане «Алма-Ата», только он на втором этаже в большом составе с дудками, а я на первом, в рок-группе.
Вот такими вот совсем не комсомольскими делами занимались некоторые советские школьники и студенты, вместо того чтобы добросовестно учиться на будущих строителей коммунизма. Тогда такая книжечка продавалась — «Кодекс строителя коммунизма». И поэтому была на полную мощность запущена советская идеологическая машина. Во всяком случае, когда я уже работал в ОМА — Отдел музыкальных ансамблей, который был создан при горкоме компартии Алма-Аты для контроля над лабухами, то список, в котором указывались запрещенные к исполнению в ресторанах города ансамбли, висел даже в коридоре этой конторы. И еще врезалось в память, как в одном из номеров первого советского еженедельника «Неделя» появилась статья с большой фотографией «Битлов», в которой говорилось, что им надоели длинные волосы, и они подстриглись. Это была откровенная и неуклюжая фальшивка, потому что тогда мы уже во всем прекрасно разбирались. И узнали известную старую фотографию прошлых годов.
Зачем это нужно было делать, я до сих пор не могу понять. Но могу сделать фантастическое предположение, что это была шутка какого-нибудь битломана, работавшего в редакции, которому было поручено разоблачить «Битлов», а он таким образом высмеял нашу идеологию.
А вот приступ битломанской истерии со мной случился в первый раз во времена так называемой горбачевской перестройки, когда на единственной подобного рода музыкальной передаче «Утренняя почта», которая выходила на советском телевидении на канале «Орбита» каждое воскресенье часов в одиннадцать утра, показали не помню уже какую песню «Битлов». Это было настолько неожиданно, что я застыл перед черно-белым экраном белорусского телевизора «Горизонт». И в течение тех нескольких минут, что звучала вещь, находился словно в прострации, а когда это волшебство закончилось, то отключился минут на пять и побывал на Марсе, где встретил Джона Леннона, который улыбался мне. Девчонка, сидевшая рядом, была в шоке от этого, она
не могла врубиться, почему появление группы вызвало такую реакцию, ведь к тому времени «Битлз» уже были признаны в СССР. Она не понимала, глупенькая, что с ними у меня было связано все самое лучшее и светлое, что было в период совкового существования. Джон Леннон говорил, что отдал «Битлз» свою молодость. А советская молодежь свою молодость отдала строительству коммунизма (официально во всяком случае), значит борьбе с тем, что олицетворяли «Битлы». И вот на экране советского же ТВ во всей красе Великолепная Четверка и никакого грома небесного, молний и землетрясений, все до обидного буднично и просто!!! Правда через некоторое время Союз развалится. Но этого я еще не знал. Во второй раз подобное со мной случилось тогда, когда я зашел в кабинет к Ринату Шаяхметову, и он протянул мне письмо, вернее, копию ответа на письмо из Алматы от адвокатской конторы, которая представляет интересы Йоко Оно Леннон! Прочитав это послание, я тут же выпал в осадок. I get high!
Жумабай Шаяхметов был первым секретарем ЦК Компартии Казахстана. А его внук Ринат Шаяхметов хорошо известен среди алматинских битломанов. Еще когда он учился в 120-й школе, о его самиздатовских книгах, посвященных творчеству «Битлз», ходили легенды. Это были такие большие альбомы, в которые вклеивались фотографии «Битлз», заносились слова их песен и вообще всякие фишки об этой группе. Уже через много лет Ринат, исполнительный директор одного из алматинских банков, побывал в Нью-Йорке — как раз тогда, когда битломаны всего мира отмечали шестидесятилетие Джона Леннона. Ринат побродил у знаменитой «Дакоты» — тот самый билдинг в «Биг Эппл», где поздним декабрьским вечером 80-го разыгралась известная трагедия. В Центральном парке на знаменитых Strawberry Fields в тот день происходило самое настоящее столпотворение. «Среди моря цветов было множество открыток, но самой большой была от фэнов из бывшего СССР. А я поставил свечу от всех битломанов Алматы и загадал желание. Такое памятное место должно быть и в нашем городе», — вспоминает он. Так что к «Битлз» у него особое отношение.
Продолжение следует
Фото из книги «Алма-Ата неформальная»