Как продюсер и журналист Адель Оразалинова докатилась до волонтерства?

Благотворительность — приятное слово, но тяжелая ноша. Ежедневно жить чужой болью, просить о помощи для кого-то, решать чьи-то проблемы. Получая иногда взамен черную неблагодарность, но иногда и моральное удовлетворение на уровне физического наслаждения. Это под силу не каждому. Как жить чужими заботами, при этом оставаясь собой, интервью с активисткой волонтерского движения Адель Оразалиновой.

— Как ты до этого докатилась? Что это такое  – волонтерское движение?

— Это организованная волонтерская группировка. Нас так много добровольцев, которые занимаются разной активной социальной деятельностью, что нельзя сказать – это изба Бабы Яги, или Волшебный лес, или 365info.kz.  Это всемирное движение. Каждый может быть волонтером. Мы — такой костяк с лидерами движения.

— А чем занимается ваша группировка? У богатых отнимать и бедным раздавать?

— В принципе, система работает так. Но богатые дают добровольно, работаем мы тоже добровольно и берут люди тоже добровольно с большим удовольствием.

— А есть ли какой-то список нуждающихся?

— По-разному бывает. Есть список семей, которые мы ведем. Есть отделение онкологии. Есть детский хоспис, детские дома, приюты. Это всё не одна я веду. Таких докатившихся очень много. За каждым что-то закреплено. Бывают и спонтанные списки. Я готовилась к встрече с тобой, посетила визажиста. И она рассказала, что у нее есть знакомый. Он – вдовец, у него много детей. Он не нищий, не просящий. Но почему же не помочь человеку в трудный период жизни? Это спонтанная помощь. Бывают погорельцы. Это нельзя спрогнозировать. Поэтому нужны волонтеры. Люди, которые  не привязаны к благотворительности как работе,  а в свободное от всего время могут заниматься добрыми делами.

— То есть основное —  работа, а благотворительность в свободное время.

— Для многих кажется так. Но на самом деле, мы настолько погрузились в это дело, что основная работа, порой, страдает от занятий благотворительностью. У каждого есть свой доход. Никто не зарабатывает на фондах. Мне дали $100, я – $50 себе взяла, $50 семье отнесла. Такого не бывает. Ни карьеру, ни PR, ни богатство здесь не построишь. У каждого есть финансовый источник. Может, меньше ходим в spa, на тусовки, меньше общаемся с детьми. Но то, что мы делаем, работает и этим хочется заниматься. Это не обязаловка. Мы — не соцработники. Мы — обычные люди.

— Любой ли человек может прийти к вам и сказать: «Хочу помогать»?

— Конечно.

— Помощь не обязательно финансовая?

— Конечно. Хорошо, что ты у меня об этом спрашиваешь. Одно время я ходила на маленькие тусовочки и читала лекции на тему: «Спешите делать добрые дела». Благотворительностью занимаются не те, кто богат. А те, кто хочет этим заниматься.  А вообще к благотворительности нужно прийти. К благотворительности нужно быть готовым. Это не всегда благодарное дело. Благотворительность не значит — пришел, раздал конфеты, сфотографировался со счастливыми детьми и все. Ничего подобного. Здесь очень много течений. Ты должен быть готовым, что тебя осудят, с тебя попросят больше, предадут те, кому ты помогал. Если человек хочет попробовать, он приходит к нам, к Интернету, к соцсетям. Кто-то просто находит семьи в своем дворе – бабушка голодная, мама с ребенком инвалидом. И занимаются этим. Не обязательно деньгами. Можно отдать старые вещи. Ну, твои, бабуль, уже не отдать.

— На аукцион.

— Можно помочь посудой, услугами. Раз в месяц пойти в приют и почитать детям сказки. Можно назвать очень много способов помочь. Даже для человека, прикованного к постели. Кстати, здесь есть специальный проект. Мы помогаем, помогаем. Но чтобы не увеличивать это иждивение, мы придумали национальную идеологию «Дети — детям». Мероприятие проводится раз в год ко Дню защиты детей. Дети из богатых семей, дети из дорогих детских садов, дети с онкологией, дети из приютов. Они все равны. К ним придут мастер-кластеры. И к парализованному лежачему ребенку, и к ребенку, который учится и у него свой личный ипподром. Придет учитель с бусинками, лоскутками. И дети будут готовить поделки. За поделку ты получишь денежку. Половину тебе, половину ты жертвуешь на проект. В прошлом году мы проводили такую ярмарку. Знаешь, сколько было лавок! Лавка инвалидов, лавка детдома, лавка крутого детского сада, лавка центра развития и другие. Они приехали кто-то с кексами, кто-то с горшками, с мылом. В общем, куча всего. Все это они продали, половину положили в бокс. Мы с этой прибыли купили для онкобольных детей лекарства, которые не входят в регистр обязательно закупаемых медикаментов. И вот так поддержали их.

— Благотворительность – дело неблагодарное. На примере Софрония. Построил дом для престарелых, дом для беспризорников. Сожрали просто его. Есть ли у вас опора и защита?

— Наша опора – наша образованность, дипломатичность, воспитанность и крепкая нервная система. Потому что, когда открывают фонд, говорят: фонд равно  вор. Когда мы собираем деньги на аукцион, потом передаем их через фонды, и мама ребенка говорит: «Почему у нас застиранная наволочка или почему постель не меняют каждый день? Вам же дают деньги». Но чтобы один ребенок прошел реабилитационное лечение, нужно полтора миллиона. А мы собрали всего $10 тысяч. А операция стоит $50-100 тысяч. То есть на эти деньги не спасти жизнь ребенка. Защитников у нас нет. Благотворительность – дело неблагодарное. Но каждый получает свой личный душевный опыт, делая это. Причем мгновенный. Я вела несколько малоимущих семей. Приезжаешь к ним, накормишь, по жопе надаешь. Потому что родители пьют, дети в школу не ходят. Второй раз приезжаешь — постели заправлены, ковер почистили. У мамы лицо отошло от пьянок. Дети в школе. Третий раз приезжаешь – у детей грамоты. Три раза я испытала удовольствие, полнейшее самоудовлетворение. Они у меня сытые, одетые, уголь закупили. Ты хочешь видеть этот результат. Наблюдать за чужой историей. Ты не считаешь себя Богом. Но самоудовлетворение, что хоть какие-то дети не голодные, хоть кто-то не мерзнет. Хотя бывает, что плюют в душу. Мои знакомые вырастили девочку из патронажа. Она получила высшее образование, а потом залетела. Снова залетела. Связалась с каким-то наркоманом. Сама сломала свою жизнь. Обидно. Но я всегда говорю, что это цена вопроса. Фиксируйте свою маленькую радость. Мы не так много делаем.

— А твои дети не страдают от того, что ты этим занимаешься? У тебя ведь две дочери.

— Мои родители иногда говорят, что два выходных ты была на благотворительных концертах, а дети скучают. Бывало, муж не понимал. Но знаешь, у меня  не такие несчастные дети. Два раза в год на море, няни, садики, на каждое мероприятие новые платья, книги, посвященные им. Каждый вечер беседы, обнимашки, купания. Все это делают не гувернантки, а я сама. Первое, второе, третье, компот, кисель. Моя старшая дочь участвует во всех аукционах, мероприятиях. К Софронию мы ездили вместе, она коробки разгружала. Моя дочь с племянницей, 10 и 7 лет, полночи паковали на Новый Год 150 комплектов подарков для работников отделений онкологии. Я свято верю в то, что настанет момент, когда дети мне скажут «спасибо». У них другие ценности. Но то, что есть во мне, заложили мои родители. Нельзя сказать, что я не вижу детей. Просто бывают моменты, когда нужно работать. Время, проведенное с ребенком — это любовь. Она измеряется этим временем. Я считаю, что им достаточно любви и воспитания. Я уже говорила в одном интервью, что только ваш ребенок может сказать, какие вы родители. Не мама с папой, ни соседи, ни свекрови.

— Моя сотрудница еще в 2004 году провела эксперимент. Села на улице, написала табличку вроде: Подайте учительнице начальных классов. За два часа ей накидали 500 тенге. В то время это было побольше, чем сейчас 500 тенге. Сталкивались вы с мошенничеством? То есть — у человека есть, а он просит еще.

— Да. Такое есть. Люди ставят посты: Помогите, умирает ребенок. Для этого есть волонтеры. Девочки едут, проверяют – покажите больного ребенка. Фотографируют и выставляют. А перепосты на наших гаджетах – это люди сидят «на зоне» и собирают деньги на свои телефоны. Волонтеры – это не только собрать тонны закатанных свитеров, взять деньги у богатого, отдать бедному. Это большая социальная и психологическая работа. Проверяешь, узнаешь, берешь на себя ответственность. Бывало, что обманывали.

— Есть ли структуры, которые пытались вас как-то прижать, контролировать?

— Нет. Такого нет и никому не нужно, наверное. У нас не так много средств и потоков. Мы работаем с фондами, но сами не являемся фондом. У нас больше вещи, услуги, проекты. Проект «Исполни детскую мечту» для умирающего ребенка. Мы должны успеть исполнить его мечту до того дня, когда он умрет или в процессе тяжелого лечения. Мы находим людей. А мечты разные. Записать песню, посетить театр оперы. Даже съесть шашлык. Один мальчик после химиотерапии хотел шашлык, а не жить. Кто-то хочет iPhone, кто-то гаджет какой-то. Дай Бог, чтобы нашелся какой-то агашка, который скажет: «Девчонки, пошли вон с этой территории. Я сам буду рулить, обеспечивать». Мы тогда хорошо спали бы.

— Слушай, я когда слышу цены на операции, просто фигею. Кто их придумывает?

— Клиники зарубежные.

— Они что думают, мы все тупые?

— Ты как будто не в лесу живешь. Мы все пока в лесу живем. Наша медицина — не впереди планеты всей. Хотя много операций делается. Например, по кардиологии. Говорю это как журналист и волонтер, так как информирована. Препараты, техника – очень дорогие. Можно сделать операцию в Урумчи, Индии, Пакистане. А можно — в элитной клинике Германии или Америки. Но и там умирают дети.

— Может, я ошибаюсь, но попробуй у нас отдохнуть где-нибудь на Шымбулаке, номер снять. Проще за границей отдохнуть. Так же и с лечением.

— Здесь лечат. Статистика разная. То есть мы с тобой, бабка, можем столько наложить под куст в своем лесу дерьма с правдой… А с другой стороны, наших деток спасают здесь. Сколько замечательных врачей в Астане. Не хочу пиариться, но мой ребенок — недоношенный, шестимесячный, 900 грамм — был спасен в нашей больнице, в нашей реанимации с одним врачом и одной медсестрой. Грели бутылками от спрайта, наливали горячую воду в бутылки и обкладывали, потому что не хватает ламп, комнаты ледяные. Каждый случай индивидуальный. А у нас большая проблема с донорством. Поэтому едут в другие страны. Учитывая, как унизили профессию врача, то, что они делают, тоже подвиг.

— У каждого человека есть мечта. Ты о чем мечтала в детстве?

— Наверное, быть Наташей Королевой. Петь: «Желтые тюльпаны. Оу-оу». Не знаю. Смотрела в зеркало и думала, буду делать что-то такое, все будут на меня смотреть. А так я много не мечтаю. Только в прошлом году появились новые люди, у которых другой уклад жизни, другой подход, опыт. А человек закисает в своей среде. Это люди, у которых были мечты, они реализовались. И я поняла, что я много времени не мечтала. У меня не было мечты. А просто из серии: хочу поспать – посплю, хочу на море – поеду, хочу ребенка – родила. И я стала возрождать в себе мечту. А человек с мечтой дольше живет, глаза горят, есть к чему стремиться.

— Пусть все, о чем мечтаешь, обязательно сбудется!

— 365 дней в году я желаю вам верить в Чудо! Не в то, что существует Баба Яга и Добрая Фея. А Чудо — внутри вас. Каждый день делать одно доброе дело, которое не будет выворачивать вас наизнанку, отнимать время, или отнимать вас у детей. А будет просто добрым делом. 365дней в году — любить свою семью и близких, работать от души. Фиксируйте ощущения счастья и улыбайтесь!

Видеоверсию можно посмотреть здесь.