Алма-Ата музыкальная. О лабухах… и не только. Часть 1

Несмотря на то, что я уже давно занимаюсь другими вещами,  музыку я не бросал, вернее, она меня не бросила. Все возвращается на круги своя, как известно. А значит, периодически,  я тоже возвращаюсь в какие- то группы, проекты и снова оказываюсь за ударной установкой. Последний мой серьезный заход был несколько  лет назад, когда я  начал репетировать  с командой, которая предпочитает стиль hard-n-heavy, в Алма-Ате одна из самых уважаемая и крутых.  

Это «Акцент», тандем братьев Олега и Владимира Тарновских. Их смело можно назвать нашими «монстрами рока». Но вот незадача, постоянной работы в Алма-Ате нет, а жить-то нужно, вот парням и приходится приспосабливаться. Одно время они даже были аккомпанирующим составом Макпал Жунусовой. Где Жунусова и где тяжелый рок! Между прочим, тут как раз и ответ на вопрос, который мне часто задают: почему у нас нет подобной музыки ( как тренд) и множества групп, играющих в таком стиле. Парадокс… музыканты есть, а вот мощной волны харда не наблюдается.

Об этом буквально на днях меня спросила Вероника Насальская актриса театра «Артишок», а так же ведущая передачи «Верлибры» на одном радио. Как бы в продолжение моего скомканного в тот раз ответа, в эфире передачи, хочу добавить следующее: у нас просто нет спроса, хотя предложения есть, да еще какие! А самый показательный пример, чего хочет основная часть народа, это вечерком в уикэнд сесть перед телевизором и полистать наши ТВ-каналы и все сразу станет ясно. С другой стороны, телевидение, по большому счету, это же «зомбиящик». То есть вроде бы оно и дает картину дня, но со своей точки зрения, постоянно и в больших дозах, а зрителю начинает казаться, что прав не он, а правы те, кто гонит по телеку все это. Кстати, в своей передаче Вероника напомнила, что я начинал свой путь как барабанщик ВИА «Дос-Мукасан». Но ведь я играл не только в этом ансамбле, был еще и лабухом. Вот о тех временах хочу вспомнить.

АОМА

Аббревиатура расшифровывается как Алма-Атинское объединение музыкальных ансамблей, сокращенно АОМА, или еще короче ОМА (иногда говорили — «Все горе от OMA»), которое должно было упорядочить беспокойную и не всегда поддающуюся контролю стихию вольных лабухов, работавших в ресторанах и кафе города. Эта «контора» была создана по образцу подобной московской в середине 70-ых годов прошлого века, на самом пике «застоя». Если до этого музыканты напрямую заключали договор с тем или иным питейным заведением, то теперь все это должно было контролироваться АОМА. По сути, главным ее направлением было усиление политического влияние на репертуар, исполнявшийся музыкантами, а также, по всей вероятности, получением как можно большей информации о том, что творится не только в среде музыкантов, но и там, где они работают. А это уже, как известно, была прерогатива тайной полиции — КГБ, а значит, наверняка они имели своих сексотов в этой среде, ведь в каждом составе был официально назначенный инспектор, получивший чисто символическую надбавку к зарплате, которая составляла рублей 70-80.

В его обязанности, в основном, входило следить за составлени­ем рапортичек, к которым прила­гались бланки исполнявшегося репертуара, где ставилась пе­чать ОМА, а также в случае чего писать рапорты или устно сооб­щать о всяких происшествиях. Репертуар ансамбля каждого ресторана — это, конечно, песни совет­ских, казахстанских композиторов, а также хиты соцстран. Понятно, что это был некий крючок, на который можно подловить музыкантов и уволить или убрать с этой «точки», если придраться к репертуару, потому что исполняли в основном то, что приносило «чай» (а «чай» приносило именно то, что за­прещали — западные хиты, итальянцы — их правда разрешали, а также песни полуофициальных советских групп и, конечно, блатняк). А непосред­ственный начальник инспектора в свою очередь докладывал вышестоящему о том, что творится в политическом и твор­ческом плане в тех коллективах, кото­рые были ему подотчетны. Директор уже вел дела с горкомом партии, ну и так далее. «Контора» пишет! Иначе гово­ря, тотальный контроль, слежка и на­саждение лагерных обычаев ГУЛАГа, в смысле осведомительства.

Ресторанные музыканты помимо офи­циальной зарплаты имели побочные доходы, и это было самой главной экономической составляющей жизни лабухов. Если не было «капусты» (она же «файда», она же «чай»), ни один уважающий себя музыкант не поше­велил бы задницей ради работы в ре­сторане, которая была чрезвычайно вредным производством. Во-первых, работа вечерняя, иногда ночная. Во-вторых, среда вечно пьяная, а значит, драки, разборки и разные «базары» обеспечены, а это нервы. Соответственно, посто­янное напряжение снималось спирт­ным, и многие музыканты про­сто спивались. При средней зарплате в СССР в 120 рублей среднестатисти­ческий музыкант в среднестатисти­ческом ресторане имел как минимум около тысячи рублей в месяц. Деньги хорошие (наверное, сейчас это при­мерно около двух тысяч долларов), а в самых доходных местах раза в три-четыре больше. План по Алма-Ате был червонец за вечер, это для соста­ва из четырех-пяти человек, в таком работал я (шуточный план, конечно).

Считалось, если получили «чирик» на нос, то можно особо не напрягаться. Например, в том же «Иссыке» сред­ний «чай» был не менее четвертного (25 рублей) на инструмент, а ведь состав там был с дудками, человек десять точно. (Я там тоже работал несколько раз — то на замене, то меня туда хотели за­брать, но это было уже в то время, когда директором АОМА был компози­тор Байтереков, и казахи стали посте­пенно просачиваться в «файдовые» точ­ки — но «Досы» не захотели меня отпускать в кабак.) И нужно было накосить за вечер не менее 25 рублей, а еще нужно было делиться с инспек­тором, завзалом… ну и так далее. При всеобщей советской уравниловке и нищете кабацкие музыканты были бо­гачами, сравнительными, конечно. Со­ответственно, самые так называемые доходные точки имели определенную цену. Каждый смотрящий от ОМА был в доле, которую уже делил с вышесто­ящим начальством, так что он боль­ше заботился о том, чтобы его люди сидели в хороших точках и, соответ­ственно, получали как можно больше «файды». Наконец, когда ему было необходимо, он мог прийти в подве­домственный ресторан и погулять с нужными (или не нужными) людьми, за это тоже платили музыканты. Ко­нечно, были докладные, были со­брания, велась профилактическая ра­бота, пьяниц и идейно невыдержанных выгоняли, но все, как и везде в то время в Союзе — для галочки. А за такие точки, как например, ресторан «Иссык» или ресторан «Казахстан», что находился на втором этаже старой гостиницы «Ка­захстан» (ныне «Жетысу»), постоянно велась упорная борьба. Могли запро­сто подсидеть, в общем, серпентарий реальный.
Когда меня выперли из «Дос-Мукасана»: за «неоднократное нарушение режи­ма» (написали бы еще, лагерного, по­том я туда опять вернулся, вернее, они сами меня туда пригласили во второй раз), то дорога в то время была одна — в АОМА. И что вы думаете? Почти год я не мог туда пробиться, хотя меня знали в му­зыкальной тусовке, и я имел опыт ра­боты в популярной группе. Пришлось использовать блат, то есть обращаться к Шарипу Омарову (бывшему «досмукасановцу»), который был тогда на высокой должности в горкоме партии и непосред­ственно курировал эту организацию. И он при мне неоднократно звонил Воллерту, бывшему в то время директором «конторы», и делал напоминая, послед­ний раз в резкой форме! И только тогда меня «посадили» (так тогда говорили об устройстве на работу в какой-нибудь коллектив) в неплохую точку, в группу, которая состояла только из казахов. По­том нам, как единственному националь­ному коллективу в системе ОМА, это помогло продвинуться в одну из самых башлевых точек — открывшийся в горо­де ресторан в гостинце «Отрар». Един­ственным минусом было то, что мы все любили провести время весело, и весь «чай» оставляли там же, так что никаких машин ни я, ни мои коллеги-весельчаки не заработали…

Если же продолжить тему казахов, то в АОМА их в то время работало не так уж много. Тем более, в престижных точках.  Почему так происходило, это уже другая тема. Но если и попадались, то это были действительно классные исполнители. Недавно ушел из жизни популярный греческий певец Демис Руссос, так вот однажды я услышал этого грека не на пленке, а как бы живьем. И то было потрясающе! Один в один его копировал хрупкий паренек по имени Абай. Причем пел он не только Руссоса, он исполнял весь англоязычный материал популярный в то время, да так, что, как некоторые тогда выражались, «уши заворачивались». И не только англоязычный. Это был настоящий феномен, самородок, уникум! Абай появился как-бы из ниоткуда на ровном месте. Он неожиданно пришел к нам во время концерта за кулисы, на гастролях в Павлодаре, где работал там в кабаке…и его сразу же взяли в ансамбль. Согласитесь, исключительный случай для группы такого уровня. С ансамблем парень проработал до момента поездки «Досов» в полугодовой круиз на теплоходе «Казахстан» вдоль берегов США и некоторых стран Карибского бассейна и Латинской Америки, было это в конце 70-ых. И если меня сразу выперли оттуда под тем предлогом, что я рожей не вышел, в смысле КГБ мне не доверяет (так мне заявили на теплоходе, прежде чем я покинул эту махину и сошел на берег), то Абай элементарно не прошел медкомиссию. И если я был сильно удручен этим обстоятельством, так мне хотелось хотя бы одним глазком поглядеть на Новый Орлеан, на эту мекку мирового джаза, то Абай был даже рад, в Алма-Ате его ждала молодая жена. Вернулись мы вместе, и пока я искал работу, Абая тут же взяли в одну из самых «файдовых» точек города, на второй этаж старого ресторана «Казахстан». Он был единственным вокалистом-казахом на тот момент, который работал в таком престижном месте. Но его жизнь сложилась трагически: через год или два Абай скоропостижно скончался, говорили, что якобы кто- то случайно срезал у него какую -то важную родинку с тела…а может причина была иная…Если бы он не ушел так рано, то я уверен, Казахстан сегодня имел бы звезду первой величины, в масштабах хотя бы бывшего СССР , это уж точно.

Между тем считалось, что в этом самом объединении работают самые лучшие, самые профессиональные музыканты. Действительно, были рестораны и кафе, где игра­ли просто круто. Эти музыканты помимо работы в ресторане еще, как правило, преподавали, а также в свободное от кабака время играли настоящую про­двинутую по тем временам музыку, и не за деньги. Например, в кафе «Меруэрт» на Мира ( там сейчас отделение банка находится), работала группа «эРХаэН»-братьев Миклошичей и Мисина. Андрей Мисин потом уехал в Москву написал хит «Чужой», а Володя Миклошич -старший из братьев- стал басистом группы «А-Студио». Или в том же пресловутом ресторане «Иссык» работали классный джазовые музыканты. Например, пианист Гоги Метакса, сейчас он живет в Греции, играл в «Бумеранге» и т.д., Валера Банов, джазовый трубач, метр нашего джаза, Миша Джураев, считавшийся иногда даже круче легендарного Тахира Ибрагимова, он потом некоторое время работал в «А-Студио», а сейчас живет в Германии, Лева Гофман, удивительный вокалист, врач нейрохирург, и вообще, просто прекрасный человек, к сожалению, его уже нет с нами, и много других классных музыкантов.

Сегодня некоторые считают: чтобы стать приличным исполнителем, необходимо пройти так называемую ре­сторанную школу. Возможно, в этом есть доля истины — ты научишься общаться с людьми, увидишь разные типажи, по­чувствуешь вкус иной жизни, но в музы­кальном плане, я думаю, это мало что дает, наоборот, может даже навредить. Есть такая опасность, что ты можешь остаться лабухом на всю жизнь, то есть ресторанный музыкант (это такой, кото­рый сбацает и цыганочку, и пепловскую «Smoke on the Water», и будет якобы качать свинг, но и не по-настоящему, а про­сто имитируя) победит в тебе настояще­го исполнителя, и фальшь кабака будет чувствоваться во всем, что ты делаешь -такой пожизненный лабух, я знаю таких. Ведь именно когда человек мате­риально не стимулирован, а им движет идея, это как раз и порождает настоя­щее искусство. Бывают, впрочем, ис­ключения. Главное — сберечь огонь, который горит в твоей душе, который заставляет тебя отдаваться музыке полностью, без остатка, а за это тебе будет большой респект от жизни.

Ричи, который казах, а не британец (небольшое отступление)

Близкие друзья на­зывают его Ричи. Он питает к гитаре настоящую страсть. Отвечает на мои вопросы.

— Когда Стив Рэй Вон купил гитару Джими Хэндрикса, то, говорят, неким странным образом занимался с ней любовью. Разве такое возможно?

— Знаешь, что сказал Фрэнк Заппа, по­сле того как сходил в первый раз на концерт Джими Хэндрикса? Пример­но следующее: «Гumapa тебя сжира­ет живьем…» Понимаешь, чувак, раз так, то почему бы не иметь с ней иных отношений? Когда говорят, что Стив Рэй Вон трахал гитару Джими Хендрикса, то не нужно пони­мать это буквально. Хотя на самом деле сексуальные отношения между гитаристом и гитарой — это в по­рядке вещей. Но не в прямом смысле, как думает обыватель. Это другое… более острое, чем секс. И вообще, это некая инициация. Ведь все эти мульки, одежда, браслеты, сережки, татуировки — как шаманские причин­далы. Музыканты ведь — это шаманы. А му­зыка — это колдовство. Многие кра­сят глаза, губы, ногти не оттого, что они «голубые», а потому что этого требует эстетика отноше­ний между человеком и инструмен­том, который становится частью тебя, частью тoй великой мистерии под названием рок-н-ролл. Недаром же есть такая легенда, что еще в XIX веке на юге США музыканты про­давали душу дьяволу, чтобы играть блюз. Помнишь, как в фильме «Пере­кресток» со Стивом Ваем… Иногда думаешь, что это так и есть. По­тому что сыграть так, как играют черные блюзмены, невозможно, хотя ноты одни и те же. Поэтому, уверяю тебя, гитара — это вполне живое существо. Почему женщины иногда ревнуют музыканта к инструменту?

Потому что чувствуют, что именно с ней ты изменяешь своей чувихе.

— Вот поэтому у многих не складыва­ется семейная жизнь.

— Зато складывается другая. Сексу­альная. Ты ведь помнишь сексуаль­ную революцию конца семидесятых- начала восьмидесятых в Алма-Ате. Парень с гитарой имел столько дев­чонок, сколько хотел…

— Сексуальная революция действи­тельно тогда имела место быть.

— Девчонок было завались. Причем они любили бескорыстно — не за деньги, как сегодня… Но это уже разговор не о музыке… А ведь все на­чиналось с тех студенческих банд, которые тогда как грибы появля­лись в институтах. Алма-Ата тех времен чем-то напо­минает «свингующий Лондон» шести­десятых. Хотя на дворе был ком­мунизм. Но мы почему-то этого не замечали… Свободная любовь, вино, немного марихуаны… и много-много музыки. Вот таким мне запомнилось то время. Я тогда занимался хоккеем, и когда в первый раз услышал на Иссык-Куле, как «Норды» играют «Битлз», то у меня крыша съехала, и я забросил клюшку. Стал зани­маться на гитаре. А помнишь груп­пу «Золотые Оливы»?

— Еще бы!

— Легендарный барабанщик Мальчевский, Виктор Назаров (Бэк), Вален­тин Плоских (Копа). Мы мальчишками бе­гали на их концерты. Потом сами стали играть. А как мы играли на первом этаже в «Алма-Ате»? Тогда ведь только наша команда испол­няла «каверы» фирменных групп. А ведь везде звучала только разре­шенная музыка — совок, демократы и итальянщина. Свирепствовала цензура. Все еще поражались: как это вам разрешают? А потому что точка была не башлевая. Денег мало зараба­тывали, поэтому туда никто не стре­мился сесть. И на нас из начальства никто не обращал внима­ния. Тогда это было действительно по­трясающе. Все к нам ходили, никто в городе так не играл. Там, помнишь, какая тусня была!

— Конечно, помню! Туда приходили все, кто любил хард-рок и вообще, как сейчас говорят, потусоваться. Кого я там только не видел. А на­чинали второе отделение с убойной «Smoke on the water»! И понеслось. Но продолжим начатую тему: чтобы стать хорошим гитаристом, нужно ведь заниматься много…

-Я целыми сутками занимался. Снимал разные вещи. И дошел до многого, до понимания гитарной игры, и все сам. Сегодня не нужно проходить этот путь, который проходили мы, есть множество видеошкол. Занимайся сколько душе угодно. Все секреты раскрыты. Но все же помимо техники есть нечто такое, что имеют немногие. Да, можно быть технарем, а инструмент звучать не будет. А можно играть коряво, но все будет в кайф. В этом-то и есть загадка музыки, загадка гитары…

— У тебя ведь тогда был уникальный ин­струмент?

— «Gibson Les Paul Pro De Luxe». Един­ственная на весь Казахстан амери­канская гитара. Я купил ее за три тысячи рублей у музыкантов группы Чеслава Немана. Просто умопомра­чительная сумма по тем временам, спасибо родителям. Уникальный ин­струмент, старая гитара семидеся­тых годов. Сегодня она стоит у нас как минимум 15 тысяч долларов. Но потом, так сложились жизненные обстоятельства, пришлось ее продать. Зато сегодня у меня «Stratocaster», как у Ричи Блэкмора. И саунд у него, сам знаешь, какой…

— Расскажи еще какой-нибудь рок-н-ролльный случай.

— Когда в 16 лет я получал паспорт, то расписался, как Ричи Блэкмор. Вначале это было смешно. Но каждый раз воспроизводить его роспись было довольно трудно, приходилось здорово напрягаться.

— Как ты считаешь, почему в нашем городе до сих пор нет настоящей группы, которая играла бы классный хард-энд-хэви? Причем не «каверы» или, как некоторые говорят, «ковры», как мы когда-то, а именно свою музы­ку? Хотя у нас есть джаз, поп, появля­ется хип-хоп… А вот тяжелой музыки нет…

— Значит, время уже прошло, и у нас никогда не будет такой группы. Наконец, пойми, чувак, ведь настоящий хард-энд-хэви исполняется на английском языке и только по их стандартам. А все, что поется на других языках, в том числе на русском, на казахском, это уже не есть хард-энд-хэви, а просто утяжеленная музыка на рифах.

Начало. Окончание следует…