Кто сказал, что история не терпит сослагательного наклонения? Еще как терпит. В современных информационных войнах эта уважаемая наука превратилась в инструмент пропаганды. Перевирается все — даты, места событий, исторические факты, и вот уже Атилла становиться украинцем, а Шынгысхан — русским. Идет межстрановая гонка за мнимым величием. За желанием казаться больше, круче, масштабнее чем ты и твой народ есть на самом деле.
Что же касается казахстанской исторической науки, то и мы не без греха, но у нас другое. Другая симптоматика. Мы все еще никак не можем вырваться из тенет советской историографии, с ее совковым взглядом на суть происходивших в прошлом исторических событий. И об этом наш разговор с политологом и историком Азимбаем Гали.
— Что бы мы не говорили, но в казахстанской исторической науке произошли за последние двадцать лет кардинальные перемены. Многие вещи пересмотрены. По отношению к самым разным событиям. Сегодня благодаря первоисточникам, сохранившимся в Китае, в соседнем Узбекистане, Иране, арабских странах, мы можем наблюдать историю древних тюркских и скифских племен, насельников этих мест, начиная с третьего, второго тысячелетия до нашей эры. Археологи находят в Казахстане захоронения все новых и новых «золотых воинов», что свидетельствует о древней истории нашего народа. Но вместе с тем существуют и недостатки. Вот о них бы и хотелось поговорить. Где мы не дорабатываем? В чем проблемы современной казахской исторической науки?
— Как ни странно, но наибольший сдвиг в исторической науке произошел в годы перестройки. То есть при советской власти. Наиболее смелые креативные идеи были высказаны именно тогда. Но потом произошел спад. И эти идеи оказались преданы забвению. Допустим, роль номадизма. С легкой руки Нурбулата Масанова произошла романтизация номадизма. Тогда как на Запада романтизации номадизма нет. А мы, что бы ни говорили, должны чертить нашу историю по западным, европейским лекалам. И это была, теперь уже признаем, не самая лучшая находка нашей общественной мысли. Поэтому роль городов, роль оседлой культуры, симбиоз кочевой и оседлой культуры – это ближе к правде. А ведь еще в советское время разрабатывалась теория, согласно которой все города в Казахстане были построены древними согдийцами, и казахи к их строительству не имели отношения.
C.М: — Но тогда не мешало бы разобраться, когда эти самые согдийцы сошли с исторической арены?
— Разумеется. Но тут дело даже не в этом. Главная идея советской историографии заключалось в том, чтобы умалить роль казахов в построении собственных государственных образований на территории Центральной Азии. Нам отводилась в этой истории роль варваров, ничего собственного не имевших. Хотя ту же Алтынорду когда-то современники называли «государством тысячи городов».
Точно так же, как в России XVIII века немецкой элитой, находившейся в то время во власти, открыто умалялась роль и заслуги русского народа. Вот, мол, русские ничего своего не создали, они мало на что способны, раньше все делали за них варяги, а теперь все делаем за них мы, немцы. Такова была псевдоисторическая интерпретация событий прошлого в России в XVIII—XIX столетиях, отголоски которой мы слышим и в наши дни. К сожалению, такие вещи в исторической науке время от времени происходят.
И вместе с тем, пусть в той же России, хоть кто-нибудь сегодня попробует умалить роль русского народа в создании собственного государства — тут же он получит зубодробительный ответ.
— Страна готовится отмечать юбилей Казахского ханства. Что изменилось в науке в оценке этого исторического явления?
— В данном вопросе, я полагаю, недооценивается роль династий. Один народ делит империю кочевых узбеков на два государства: казахов и узбеков. Так возникает казахское ханство. Может быть, еще лучше за точку образования казахского ханства взять правление Орыс-хана. Ведь именно от Орыс-хана берет свое начало постмонгольская династия казахских чингизидов.
И вообще тут много белых пятен. Забытая тема – государство Алты Алаш. Это была региональная империя, куда входили три казахских жуза, плюс ногаи, каракалпаки и киргизы. Период Алты Алаш не изучается нашей наукой, не подчеркивается, не выделяется. Мне кажется, это не правильно, если мы намерены дать новую трактовку истории, близкую к исторической правде. А ведь территория, контролируемая этим государством в XVI — XVIII веках была куда больше, чем границы современного Казахстана.
Или возьмем восстание 1916 года. Лидеры «Алаш Орды» выступили против вооруженной борьбы с Российской империей, но казахи их не послушались. Казахи пошли за своими родовыми вождями, что привело к первому этапу казахского геноцида.
Или гражданская война в России — как мы ее освещаем? Если учесть, что у казахов не было никогда ни классов, ни классовой дифференциации, то и война эта никак не может для нас быть гражданской и классовой. Если так можно выразиться, то для нас события 1918-20 годов — это «на чужом пиру похмелье». Словом, борьба белых и красных – это сугубо Российская материя, но уж точно никак не казахская. И здесь тоже нужен пересмотр истории.
Нам также необходима новая классификация антиколониальных выступлений. Скажем, движение Срыма Датова и Махамбета Утемисова. Там присутствует очень большой и сомнительный элемент, связанный с вмешательством в казахские дела оренбургской администрации. Я понимаю, что в конце 20-30-х годов прошлого столетия в советской исторической науке было принято любое движение на окраинах империи классифицировать, как национально-освободительное. Но в данном конкретном случае шла борьба за соблюдение интересов определенных групп.
И напротив, подлинным национально-освободительным движением казахов против царизма можно считать восстание Кенесары Касымова, которое дважды подверглось историческому шельмованию. Первый раз при Тлеукажи Шоимбаеве. И во второй раз — при историке Вяткине.
— Наши историки любят акцентировать свое внимание именно на таких громких событиях, на войнах, на восстаниях. Почитаешь такую историю, получается сплошной боевик. Можно подумать, что у казахов только война и была на уме. А ведь были периоды и мира, и созидания. Но почему-то они остаются вне контекста отечественной истории. Или может нашим историкам про обыденную жизнь писать не интересно? Им непременно подавай батыров, войны, подвиги.
— Да, такое видение присутствует. А между тем достойна изучения та же история Букеевской орды. Как известно, хан Букей основал свою орду на территории современной Уральской и Атырауской областей. И здесь два прогрессивных хана, Букей и Жангир, осуществляли рыночные реформы. Правда, в ходе этих реформ были допущены ошибки. Примерно такие же, как в ходе нашей приватизации. Но этот прогрессивный опыт тоже заслуживает изучения. Я как-то говорил:
«Если бы Букею и Жангир-хану в свое время не мешали, в том числе и свои казахские повстанцы, то мы бы сейчас жили, как в Чехии».
Это мое высказывание не понравилось некоторым моим коллегам, которые посчитали подобные реформы Букея и Жангир-хана приспособленчеством к колониальному режиму. Но мне моя версия исторических событий кажется более интересной. Потому что мощное развитие рыночных отношений в казахской степи начала XIX века было многообещающим.
И потом, возвращаясь к вышесказанному, пока не забыл. Сегодня некоторые наши пророссийски настроенные ребята начали говорить, что войско Кенесары Касымова составляло всего тысяча пятьсот человек. Это отрицание самого мощного, самого системного национально-освободительного выступления казахской элиты. И здесь я особо выделяю, именно движения национальной элиты. Поскольку народ зачастую не способен самостоятельно организоваться в мощное движение, если только оно не возглавляется признанными вождями и батырами. И думаю, многие с этим тезисом согласятся. Что же касается численности ополчения, то всего в войске Кенесары Касымова, в разные периоды освободительного движения, насчитывалось от тридцати пяти до сорока тысяч повстанцев, а не какая-то жалкая тысяча.
К сожалению, такие вольные игры с цифрами у нас сплошь и рядом. И этим грешат не только русофилы, но и русофобы. Вот, к примеру, говорят в 1932–33 году в голодомор погибло четыре миллиона казахов. Но тогда, извините, мы-то откуда взялись? На самом деле погибло порядка миллиона семьсот тысяч человек. Но не два с половиной, не три с половиной, и уж, тем более, не четыре миллиона человек. Какая-то часть казахов ушла от голодомора в Узбекистан, Китай, какие-то казахи подались на строительство предприятий в Россию.
— И главное — какое научное применение имеют эти научные споры о делах давно минувших дней?
— Ответ предельно прост — это идеология. Вопросы правильной интерпретации исторического наследия нашего народа являются насущной необходимостью дня сегодняшнего. Ведь от того, какую историю мы будем преподавать сегодня в школах и университетах, зависит качество подрастающего поколения.