Интервью с президентом России оставило двойственное впечатление. С одной стороны, Владимир Путин был привычно уверен в себе, в меру ироничен. С другой стороны, была очевидна некоторая напряженность и даже волнение. Собственно это не удивительно с учетом непростой ситуации, в которой оказались Россия и ее власти. Напомним, что за два дня до пресс-конференции в России произошло обвальное падение рубля, что вызвало панику среди населения и бизнеса. В принципе от президента Путина ожидали в первую очередь не оценки политико-экономической ситуации, которая очевидна была плохой, и даже не планов по выходу из кризиса.
Большая часть общества в России, которая поддержала политику Путина последнего времени и лозунг «Крым наш», после 16-17 декабря находилась в некотором смятении чувств, она была растеряна и хотела услышать от Путина, что у него есть некий план по спасению ситуации. Людям нужна уверенность в том, что все делается правильно, тогда легче переносить даже самые тяжелые моменты в истории. Поэтому российское большинство не так давно поверило Путину и государственной пропаганде, что вот он, настал час победы над врагом, час расплаты за унижение от потери большой империи, и российский флаг снова гордо реет и не боится противостоять старому врагу — Западу, который всегда, по словам того же Путина, с давних времен стремился помешать возрождению России.
Хорошо известен тезис о том, что у победы много отцов, поражение всегда сирота. Поэтому Путин остался практически один перед лицом несколько шокированного произошедшим российского общества. Оно не понимает, как сокрушительная победа вдруг обернулась тяжелым поражением. Путин лучше многих патриотов знает, почему он не может пойти дальше, почему он вынужден остановиться, но ему нужно поддержать свое реноме жесткого государственника, поддержать рейтинг, в конце концов.
Поэтому большая часть его ответов была предназначена для использования внутри страны. Собственно это и объясняет, почему он фактически повторял все свои прежние аргументы. В первую очередь, это очень жесткая антизападная риторика, которая всегда находит отклик у многих на пространствах бывшего СССР. Путин ее даже усилил, он вспомнил про Техас, который, как известно, американцы отобрали у Мексики в середине XIX века. Тогда англо-саксонские переселенцы из США сначала поселились на территории тогда слабозаселенного мексиканского Техаса. Потом создали свою республику, провели референдум о независимости. Затем мексиканский президент Санта-Анна отправил против них войска. Техасские ополченцы выстояли и присоединились к США.
Намек здесь более чем прозрачный. Хотя налицо явное утрирование ситуации, все-таки несколько странно проводить аналогии с серединой XIX века, это создает гротеск. Но это вполне может быть сознательным решением. Чем абсурднее аргументы вы используете — а история с Техасом это абсурд — тем более несерьезным вы делаете общее представление о конфликте. Как это ни парадоксально, но это может быть первый шаг к стремлению уйти от обострения ситуации. Потому что антиамериканская риторика греет душу соответственным образом настроенных граждан, но при этом не сопровождается какими-то конкретными результатами. Собственно жесткая, но при этом очень неопределенная и порой абсурдная риторика это скорее суррогат маленькой победоносной войны, чем сама такая война.
Реальная война между Россией и Западом идет сейчас на экономическом фронте и здесь Москва явно проигрывает. В некотором смысле российские власти стали жертвой своей собственной пропаганды. Не столько когда утверждали, что санкции для России не представляют угрозы, но скорее тогда, когда в своей пропаганде акцентировали внимание на неминуемых проблемах для западной экономики и доллара. Напомним, что многие в России утверждали, что у американской и европейской валюты скоро будут большие проблемы, что на смену им придут валюты России, Китая, некоторые другие, что наступает время стран БРИКС, что завершается миропорядок, в котором доминировали США и Европа. Население в это и поверило, поэтому жесткая антизападная политика была воспринята с таким воодушевлением.
В итоге стала доминировать точка зрения, что мы, наконец, переходим в контрнаступление, мы покажем наш потенциал и т.д. Однако, уверенность и энтузиазм общества опирались в том числе и на солидную экономическую базу. И здесь это не только относительно высокий уровень жизни, который реально вырос за последние годы в России. Населению импонировало, что государство начало много тратить на армию, на крупные проекты, вроде Сочи. И история с бескровной аннексией Крымом стала высшей точкой для проявления общенациональной гордости.
Больше всего общество радовалось от проявленной государством эффективности при решении этой задачи. Но ловушка для государства заключалась в том, что общество поверило в способность государства действовать эффективно, и естественно официальной Москве нужно было эту эффективность все время демонстрировать. На Юго-Востоке Украины все пошло не так хорошо. Но самая большая проблема возникла 16-17 декабря, когда рубль рухнул. Общество неожиданно увидело проявление низкой эффективности государственной политики в области валютного регулирования.
И если прежние заявления Путина о том, что ослабление рубля — это плюс для бюджета, были встречены если не с пониманием, то несколько отстраненно, то события 16-17 декабря, несомненно, вызвали у общества шок. Вдруг стало ясно, что экономическую войну Россия проигрывает и власти не делают практически ничего, чтобы исправить ситуацию.
Поэтому от пресс-конференции президента Путина ожидали многого. Он, наверное, должен был выступить в роли своего рода психотерапевта, успокоить страну, сказать, какие возникли трудности, что было сделано правильно, а что нет. Но самое главное, он должен был обрисовать перспективу. Например, заявить, что да, у нас возникли непредвиденные трудности, но мы принимаем такую-то программу.
Тут были возможны два варианта. С одной стороны, заявить о переходе к жесткой экономии, о сворачивании некоторых военных и крупных имиджевых программ или об их ревизии, о повышении эффективности. С другой стороны, можно было сказать, что, напротив, надо увеличивать военные программы, мы в осаде, нам надо затянуть пояса ради некоей цели, нам надо сплотиться. В любом случае нужна была определенность. На своей пресс-конференции Путин ничего определенного не сказал. Он попытался жесткой риторикой компенсировать отсутствие четкости постановки целей для страны в самый непростой момент ее истории. Тем более непростой, что он приходится сразу после того, как Россия побывала в состоянии невиданной за два десятилетия эйфории по поводу Крыма и всего прочего.
Вместо этого Путин сказал, что надо ждать два года, мировая экономика вырастет и Россия вместе с ней. Он опять ругал Запад и его политику, но при этом пытался казаться либералом. Например, слово получили Ксения Собчак и украинский журналист. Но его ответы на сложные вопросы выглядели не очень убедительно. И дело не в том, что он говорил, он просто повторил свои прежние аргументы, а в каком контексте он это говорил.
Например, про известную историю с распятым мальчиком, которая прошла в эфире Первого канала (в Казахстане — «OPT-Евразия»), которая оказалась ложью, он вообще ничего не сказал, отметил только, что в стране нет «государственного заказа на разжигание ненависти» (так был сформулирован вопрос Собчак). Про украинского офицера Надежду Савченко, которую судят в России по обвинению, что она якобы была корректировщиком огня, в результате которого погибли российские журналисты, он предсказуемо сказал, что суд разберется и он не может выносить суждения до принятия им решения. Хотя очевидно, что история крайне мутная. Если Савченко взяли в плен в Донбассе, то, как она оказалась в России? Если ее перевезли в Россию ополченцы и передали российской правоохранительной системе, то какое право последняя имела брать это дело в производство? И вообще, как можно доказать, что кто-то корректировал артиллерийский огонь, в результате которого погибли те или иные люди?
Возможно лучше было бы, если бы эти вопросы никто бы не задавал. Но Путину было необходимо показать свою либеральность, свою готовность ответить на самые сложные вопросы. За это его можно уважать, но исправить ситуацию это уже не поможет. Потому что сторонников возвращения величия России и так не надо убеждать, а критиков политики Москвы это все равно не удовлетворит. Но эти ответы были адресованы не им, а скорее Западу, потому что по результатам пресс-конференции стало очевидно, что Россия явно уходит от конфронтации с Западом, несмотря на всю жесткую риторику Путина. Но более важно, что у Москвы все-таки нет четкого плана, что делать в такой сложной ситуации и как из нее выходить.
Султан Акимбеков, директор Института мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента Республики Казахстан.