Политика — почти театр! Основатель театра «Артишок» о Путине, Обаме, фестивалях и Никулине

Пока политики потрошат наши кошельки и иногда тела, театр делает то же самое с нашими душами. Но в театр еще надо прийти, а вот политика сама идет к нам. Чтобы хоть немного выправить этот дисбаланс, мы пошли за интервью к основателю одного из самых ярких театров Казахстана. Веронике Насальской из «Артишока».

— Театр и политика — две вещи несовместимые?

— Вот это вы хватили! Я думаю, любая политика, безусловно, театр. Любой театр в какой-то мере – это тоже политика. Культурная политика. Если мы будем говорить о театре и политике отдельно, то конечно, это вещи несовместимые. Если театр будет лезть в политику, то он будет плоским, неуместным, на злобу дня. Фальшивым и конъюнктурным. Если объединять театр и политику, то ничего хорошего не выйдет.

— Умение импровизировать является эффективным способом воздействия на аудиторию. Кто из политиков наиболее успешно справляется с этой задачей?

— Я почему-то вспоминаю Гитлера. Такого обаятельного, харизматичного и сильного на своих трибунах. Ленина также. Когда мы говорим о театральной эстетике, мне приходят в голову эти харизматичные лидеры, которые своей силой, энергией и гипнотической властью над толпой брали аудиторию.

— Важно, чтобы зритель нас понял — речь идет об умении выражаться.

— Да. Если мы говорим о стыке актерства и политических навыков. Это не значит, что человек, обладающий этими качествами, несет позитив и созидает. Эти люди являлись яркими театральными деятелями.

— А были случаи, когда политики обращались к вам с просьбой обучить их ораторскому искусству?

— Нет. Не было.

— А вы согласились бы?

— Очень сложный вопрос. Я бы воззвала к своей совести – кому в руки я отдаю эти инструментарии. И только потом дала бы ответ.

— В ученом мире существует градация: ученый-соловей, способный выражать свои и не свои мысли, импровизируя. Курочка, которая поклюет в бумажку, как я, и поднимет голову. И поросенок, который, уткнувшись в бумажку, шпарит по ней.

— Хорошие ассоциации.

— Сейчас перед вами появятся президенты. Президенты России, Америки и Украины. Who is who?

— Интересный вопрос. Я первый раз отвечаю на такие политические вопросы. Те персоны, которые смогли создать в данный момент — как мы говорим в театре — драматургический конфликт, серьезное напряжение, сумели разыграть серьезную партию, доминирующую на политической арене, должны быть равноценными, хотя бы с точки зрения своего ролевого функционала личности. Я не могу сейчас выделить кто слабее, кто сильнее. У каждого своя роль. У меня есть свои личные предпочтения. Чтобы создать треугольник такого драматургического напряжения, все три личности должны обладать сильным потенциалом и способностью к импровизации. Нет свиней в этой тройке. Все очень сильные и яркие соловьи.

— Я знаю, что вы приехали с Ереванского фестиваля. Какие новости вы нам оттуда привезли?

— Слава Богу, фестивали в СНГ есть. Они крупные, международные. Я приехала с фестиваля High Fest. Это один из самых крупных по своей продуктивности фестиваль. Участвовало 15 стран. Уже 12 год он проводится. С этого фестиваля наш театр «Артишок» когда-то начал свой старт, путешествие по миру. Президент этого фестиваля Артур Гукасян скоро будет в Алматы на нашем фестивале.

— Интеграция продолжается.

— Интеграция через искусство – самая лучшая интеграция.

— Вероника, вы занимаетесь авторским театром и импровизацией. На мой взгляд, это высшая форма проявления актерского, режиссерского и интеллектуального мастерства. Можно ли развить это с помощью технологий или это — особый дар?

— И то, и другое. Все можно развить в себе. Также и склонность к импровизации. Мы входим в эту жизнь каждый день. Она полна сюрпризов и новостей. И только от нас зависит, реагируем ли мы на них по шаблону или позволяем себе включиться в предлагаемые обстоятельства. Это то, чем сейчас кишит интернет и разный selfmade-штучки. «Открой глаза, ты здесь и сейчас!» — это основной принцип импровизации. И это нужно в себе развивать.

Мини-тест

— Вы изучали эти технологии профессионально. Вы можете сейчас продемонстрировать эти технологии на мне, подопытном кролике? Короткий мастер-класс за 3 минуты.

— Хорошо. Это мое любимое упражнение. Я использую его для своих ораторских публичных выступлений. Закройте глаза. Я называю вам слова, а вы видите первую ассоциацию, связанную с ними. Смотрите внутреннее кино.

— А что будут смотреть зрители? 

— Они тоже будут смотреть внутреннее кино. Готовы? Телевидение. Интернет. Ведущая. Голос. Импровизация. Страх. Открывайте глаза.  Получилось поймать самый первый образ?

— Да, получилось.

— Вот так и в жизни, когда мы сталкиваемся с поступками и событиями, желаниями. Первый импульс – это и есть импровизация. Что вы увидели при слове «голос»?

— Я увидела Voice of America.

— Это не психологический курс, чтобы разбираться, почему вы это увидели. Это пришло к вам. Вышли утром на улицу — пасмурно. Первая мысль: «а не поехать ли мне сегодня в горы?» Хватайтесь за первую импровизацию. А при слове «интернет» что вы увидели?

— Увидела себя перед монитором. Стереотипно.

— Импровизация никогда не рассматривает первый импульс как стереотип. Нужно говорить «да» каждой ассоциации.

— В каждой ассоциации я видела себя в контексте образов. За исключением «импровизация». Я осознала, что меня там нет.

— Значит, как говорит наша новая культура, это наша зона роста.

— А вы способны на стихотворные импровизации?

— Да, конечно.

— Я вам начало, а вы конец стихотворения.

— Я, конечно, не Пушкин. Я его играю в своем спектакле.

— Стендап обязывает. И вот сидит она пред нами. Никулин в юбке или кто?

— Следя за вашими словами, я видимо, здесь конь в пальто.

— Итак, вас звали Вероника…

— Представьте – это очень дико.

— Мы сидим здесь за столом, горит прожектор…

— Мы втроем.

— Вместо слабых мира этого и сильных…

— Мы свой внесем в развитие вклад посильный.

— Лишь Татьяна и, конечно, Вероника.

— Ну, что же вы такое говорите!

— Вы как-то сказали, что сейчас в театре востребовано то, что идет от глубокого внутреннего понимания реалий сегодняшнего дня. Что вы чувствуете нынче? И о чем нужно говорить со зрителем сегодня?

— Точный ответ на этот вопрос дает возможность создать спектакль, который был бы успешен на всех театральных площадках мира. Сложный вопрос. Мы – деятели искусства — должны говорить о том, что возникает в душе. Универсальных рецептов нет. Мы можем говорить о трех харизматичных лидерах, затеявших серьезный конфликт на мировой арене. Умы наши заняты этим. И театр тоже может говорить об этом. Например, на фестивале в Ереване я видела спектакль московского театра «Док». Это спектакль, основанный на совершенно других материалах об императоре Константине и падении Константинополя. Постановка была в современном ключе. И сильно прочитывались сноски на сегодняшний день. О конфликтах на границах государств. И это было правильно и естественно. Так как люди, приехавшие из России, думают и чувствуют так. Но, возможно, вы и я живем совсем другими вещами – пасмурно и в наш город пришла осень. И нужно говорить об этом. Или говорить о вечных ценностях, которые живут в каждом из нас. Вытащить все наружу – говорить о любви, честности и верности. Нет единого рецепта. Говорить нужно о том, что сейчас в душе. Если есть собеседник, есть диалог. Об этом и нужно говорить. Закон импровизации гласит: реагируй на свой импульс.

— Вы предугадали мой следующий вопрос. Я хотела сослаться на креативного режиссера Рашида Нугманова, который гласит, что сегодня на фоне конфликта и ненависти аудиторию нужно наполнять любовью и говорить с ней о любви. Вы говорите о любви?

— Да. С Рашидом сложно поспорить. О любви нужно говорить в любой момент жизни, в любой точке существования. Спектакль о войне может быть спектаклем о любви. Наш будущий спектакль по книге «Толстая тетрадь» Аготы Криштоф. Это страшное произведение, почти документальное, о Великой отечественной войне. О двух мальчиках, которые оказываются в тяжелейших условиях выживания. Все, что мы делаем — только о любви.

— В пьесе «Вино из одуванчиков» по Рэю Брэдбери, роль 12-летнего мальчика играет довольно взрослая актриса. Вы выбрали это, потому что актерскому мастерству, как и любви все возрасты покорны?

— Татьяна Николаевна Тарская, сыгравшая мальчика, хранительница уникальной традиции советского времени – амплуа травести. В советских театрах в пьесах мальчиков играли женщины, девушки. Сейчас это амплуа почти утрачено. И когда мы стали думать, у режиссера Галины Пиной возникла идея — Татьяна Тарская будет играть мальчика, а молодое поколение будет играть стариков в его окружении. Она – носитель огня, детского восприятия действительности. А мы – прагматичные, думающие. Мы контрастируем с юношеским нутром. Это парадокс. И на нем был построен ход спектакля.

— Интересно. Я однажды была на спектакле World the night is four в Лондоне со знаменитой американской актрисой Джилиан Андерсон. У нас в стране ее знают как агента Скалли по «Секретным материалам». Вместе с Роджером Аленом они разыгрывали историю двух людей, которые встретились после долгого перерыва. И между ними своя история, отношения. И меня поразила естественность. Сцена из жизни, никакого надрыва и театральщины. Я больше такой игры не встречала никогда и нигде. Почему наши актеры и российские надрываются и кричат? Почему нельзя просто показать жизнь? Это стиль? Зачем нужна это театральная условность? Вашему театру эта условность нужна по стилю и назначению.

— В театре «Артишок» были разные спектакли. Я сейчас вспомнила про кинематографичный спектакль «Жизнь на площади Рузвельта». Мы делали его совместно с институтом Гете. Мы разговаривали словно на камеру. Без дополнительного плюса. Существует огромное количество стилей, подходов. Это как если бы художника спросили: почему маслом, если существует уголь, сангина и коллаж? Это так же многогранно. Для разных спектаклей, тем, актеров. Или в разные периоды жизни хочется выразить себя через разный материал. Киношный подход хорошо сочетается с приемом Брехта. Другое дело, насколько люди владеют этим приемом. Нет плохих жанров и стилей. Есть неталантливая подача. Чаще всего мы не видим таких спектаклей, потому что сцены не предназначены для таких работ. Должна быть специальная акустика и специальное пространство. Причина в отсутствии таких площадок.

— Я знаю, что вы любите свой подвальчик. Он позволяет вмещать небольшое количество людей. Вам хотелось бы расшириться?

— Если бы это было так же очевидно для Министерства культуры, как для нас с вами. Из всех сохранившихся в Казахстане независимых театров «Артишок» наиболее долго существует. Мы очень любим свой подвальчик. Ни государство, ни город ничего другого нам не предлагали. Если бы нам дали какую-то возможность, мы с удовольствием переехали бы из подвала, где играем с трубами над головой. Когда мы выезжаем на фестивали, играем в больших залах.

— То есть Вы вынуждены…

— Мы счастливые обладатели своего пространства.

Ответы по Никулину

— Я хочу перейти к цитате человека, на которого вы похожи и играете. Это Юрий Никулин. «Не люблю жадность, ложь и подлость». Какие качества не любите вы?

— Как я могу не согласиться с любимым Никулиным? Я не люблю, что не любит Никулин, и еще много чего. Скажите, что еще он не любит?

— «Слово «цирк» было для меня реальным, понятным, ощутимым». Вы тоже заканчивали театрально-цирковое училище, впоследствии Театральный институт. Что для вас цирк?

— Цирк для меня — впечатление детства. Большой купол и счастье, и праздник. Ощущение, что сейчас начнется представление. Ощущаю свою первую влюбленность в этот жанр. Мы в своем театре играли спектакль «Клоуны». Я играла персонаж, прототипом которого является Никулин. Я вытаскивала из тайников подсознания ощущение праздника.

— «Публика видела во мне Балбеса. И я подыгрывал ей». Кого видит публика в вас?

— Не знаю. Я никогда об этом не спрашивала. Надеюсь, что видит меня в разных ролях.

— Я вижу в вас Юрия Никулина. Причем увидела в спектакле «Вино из одуванчиков». Я сразу запомнила ваше лицо и захотела пригласить в нашу студию.

— Если я являюсь носителем каких-то традиций великого артиста, то для меня это гордость, радость и большой комплимент. Спасибо.

— «Я буду счастлив, если про меня скажут: он был добрый человек. Это не значит, что я всегда был добрый. Но доброта на первом месте». Что для вас на первом месте?

— Сложно сказать. Вы цитируете человека состоявшегося, цельного. Реализованного, с точки зрения профессии и смысла глубинного существования. Слова мастера.

— Вероника, вы добрый человек?

— Да. Но я ищущий человек, идущий. И могу осознавать только в промежуточной точке.

— «В детстве я был влюблен в графа Монте Кристо. Потом полюбил Шерлока Холмса. Во время войны Василий Теркин, позже симоновский генерал Серпилин. Не говоря уже об Остапе Бендере и бравом солдате Швейке. Это на всю жизнь». А в кого вы влюблены на всю жизнь?

— На всю жизнь – в Пушкина, Чехова, потом в Толстого, Пастернака. В юности я увидела спектакль Бориса Преображенского, одного из моих учителей, «Доктор Живаго». Этот спектакль заложил базовые театральные, эстетические ценности для меня. Но Пушкин The Best.

— Итак, она звалась Вероника Насальская и Татьяна Дельцова — с любовью к вам на всю жизнь.

Видеоверсию можно посмотреть здесь.