Но как бы ни развивалась военно-политическая обстановка в Юго-Восточной Украине, все изменила трагическая история с малайзийским Боингом, который был сбит 17 июля в небе над контролируемой пророссийскими повстанцами территорией. По прошествии времени по обстоятельствам этого дела было представлено множество самой разной информации, был также выдвинут целый ряд версий. Условно их можно разделить на две группы.
С одной стороны, Украина и большая часть западных стран утверждают, что Боинг сбили пророссийские боевики. При этом западные представители согласны, что они могли сделать это не специально, так как, скорее всего, полагали, что стреляют в украинский военный самолет. Основанием для этого служат, во-первых, официальные заявления самих повстанцев, о том, что ранее, 29 июня, они захватили украинскую воинскую часть с комплексами «Бук». Во-вторых, заявления сочувствующих пророссийским повстанцам активистов вроде радикального политолога Сергея Кургиняна о том, что у них есть «Бук». В-третьих, в тот самый момент, когда Боинг был сбит, военный лидер боевиков Гиркин писал о том, что ими только что был сбит украинский самолет Ан-26. Об этом же сообщили российский телеканал Life News и некоторые другие СМИ, в частности РИА «Новости», затем эти сообщения были удалены. В-четвертых, в предшествующие дни боевики уже сбивали самолеты украинских ВВС, в том числе и на больших высотах, чем могут достать ручные ПЗРК. Еще украинскими спецслужбами были опубликованы перехваты телефонных переговоров повстанцев по поводу Боинга, достоверность которых опровергается представителями последних.
С другой стороны, в России заявляли о виновности украинских властей. Во-первых, повстанцы заявили, что у них нет зенитных ракет, кроме ПЗРК, а представленные по этому поводу украинцами данные, например о комплексе «Бук», который поступил из России среди прочего оружия, не соответствуют действительности. Тут действует тот самый принцип «не пойман – не вор». Во-вторых, министерство обороны России опубликовало данные, что в момент гибели самолета рядом с ним находился украинский штурмовик Су-25, и он мог сбить Боинг ракетой «воздух – воздух», а также, что накануне, 17 июля, в зоне конфликта была отмечена повышенная активность украинских ПВО. В-третьих, высказывалось предположение, что украинцы могли сбить самолет в ходе учений. Таким образом, россияне намекали на известный инцидент с гражданским самолетом, который был в ходе учений украинских ПВО в 2001 году. Правда, украинцы в ответ заявили, что никаких учений не проводилось, и вообще, о каких учениях может идти речь во время войны?
В общем, количество версий множилось, на каждую новую появлялись свои опровержения. В частности, американцы в ответ на информацию российской стороны об активной работе украинских радаров в день катастрофы, говорили, что у повстанцев в зоне конфликта нет авиации и украинским ПВО вообще нет необходимости активизировать свои противовоздушные комплексы. В то же время раньше повстанцы периодически сбивали украинские самолеты. Вместе с тем, официальные представители США упорно отказывались от публикации собственных разведывательных данных о том, что происходило в данном районе. Предполагается, что у них должна быть более полная информация с учетом их технических возможностей. К этому, к примеру, их настойчиво призывали американские журналисты на периодических брифингах. В свою очередь, США опубликовали спутниковые снимки, на которых виден момент запуска ракеты. Но Россия заявила об их недостаточном качестве и нечетком позиционировании.
Но при этом в первые дни после трагедии стороны все-таки пытались быть осторожными. 18 июля на заседании Совета Безопасности ООН представитель России Чуркин возложил ответственность за произошедшее на власти в Киеве. Он задал вполне логичный вопрос, почему Украина не закрыла для гражданских самолетов воздушное пространство над восточной частью страны, где уже продолжительное время идут боевые действия? Далее в связи со сказанным он сделал весьма примечательную оговорку – «идут боевые действия и работает ПВО (противовоздушная оборона)». Последнее замечание очень любопытно. С одной стороны, его можно понимать, как обвинение в адрес Украины, у ВВС которой наверняка есть любые возможные средства ПВО. С другой стороны, Чуркин оставлял возможность и для другого вполне вероятного варианта – если малайзийский самолет вдруг сбили пророссийские сепаратисты.
Обама в этот же день в своем выступлении был настолько же дипломатичен, как и Чуркин. Он сказал, что ракета ПВО была выпущена с территории, контролируемой украинскими повстанцами, которые пользуются полной поддержкой Москвы. Основная смысловая нагрузка здесь лежит на последней части – поддержке повстанцев со стороны России. В то же время заявление о том, откуда именно была выпущена сбившая пассажирский лайнер ракета, оставляло Обаме пространство для маневра. Если докажут, что ракету выпустили повстанцы, тогда все понятно. Если же окажется, что ее запустили украинские военные, тогда можно будет сказать, что она все равно взлетела в зоне боевых действий, где действуют пророссийские сепаратисты.
Чуть позже, когда российское министерство обороны заявило об активности украинских ПВО в день, когда был сбит Боинг, американцы в ответ заявили, что Боинг был сбит сепаратистами, но у них нет данных о причастности к этому России. Тогда это выглядело, как общее нежелание делать слишком резкие заявления, которые могли бы помешать главному процессу – все-таки найти какие-то точки соприкосновения и не сжигать все мосты.
В итоге история со сбитым Боингом приобретала все более запутанный характер. Ситуация усугублялась тем, что война продолжалась и получать какую-либо информацию соответствующим международным организациям было весьма затруднительно. Так что расследование крайне затруднено, и у каждой стороны есть основания для сомнений. Но по большому счету, все это уже неважно. История с Боингом произвела крайне негативное впечатление на международное сообщество, и основная вина им была возложена на пророссийских повстанцев. Естественно, что косвенно удар пришелся и по России, которая активно их поддерживает. И все попытки Москвы оправдаться, заявить об ответственности Украины, не производят желаемого впечатления. Произошло самое худшее для такого конфликта – с межгосударственного уровня он как-то сразу перешел на конфликт общественных мнений.
С одной стороны, общественное мнение России и близких к ней по взглядам людей в государствах на территории бывшего СССР. С другой – точка зрения населения стран западного мира. Первые считают, что Москва восстанавливает справедливость. Вторые полагают, что Россия стремится к реваншу и ради этого ведет агрессивную политику, невольной жертвой которой стали и пассажиры малайзийского Боинга.
Отношение к Украине в данном случае весьма показательно. Для первых Украина и ее население – это не условно «заблудшие овцы», а фактически предатели, которые изменили общему великому делу – восстановлению империи. Для вторых Украина – это жертва агрессии. Сначала у нее отобрали Крым, теперь то же самое делают в отношении юго-востока.
Общественное мнение иррационально. Оно легко возбуждается и также легко впадает в депрессию. Обычно люди всегда осторожны и более консервативны, но в обстановке всеобщего подъема прежние барьеры и самоограничители уже не действуют. Общество требует от политиков действий.
Сложность нынешней ситуации заключается в том, что если раньше Россия опиралась на собственное весьма жестко настроенное общественное мнение, в то время как со стороны Запада ей приходилось иметь дело с политиками. Западное общество было настроено индифферентно. В этой связи весьма показательна позиция крупного европейского бизнеса, который выступал против санкций в отношении России. Никто на Западе не хотел нести издержек, это был непрагматический подход. Поэтому политики не чувствовали широкой общественной поддержки.
Собственно, инцидент с Боингом стал последним веном в цепи событий, которое изменило отношение населения западных стран к России. Теперь уже политики и бизнес сталкиваются с серьезным давлением со стороны общественного мнения своих стран. Очень часто звучат заявления о том, что нельзя допустить второго Мюнхена. Так что конфликт приобретает полномасштабный характер. Поэтому принятые в конце июля новые санкции в отношении России уже не вызывали критики на прежнем уровне со стороны западного бизнеса. Косвенно и вынесенный в Гаагском суде приговор по делу ЮКОСа, согласно которому Россию обязали выплатить акционерам компании 50 млрд. долларов, также стал результатом изменения в мире отношения к российской политике.
Что же касается того, кто на самом деле сбил Боинг, то однозначного ответа мы не дождемся. Кто-то всегда будет не согласен с любым вынесенным вердиктом. Но очевидно, что проблема для Москвы заключалась в том, что она, конечно, поддерживает, по крайней мере, в целом ополченцев в Донецке и Луганске, но российские власти явно не осуществляют полного оперативного контроля над весьма разношерстной массой украинских повстанцев, российских националистов и идейных сторонников прежней империи. Тем более, что многие из них весьма критически относятся к нынешним властям в Кремле. Отсюда вполне возможны эксцессы.
Повстанцам, по большому счету, все равно, что о них думают на капиталистическом Западе. По своей идеологии они, скорее, стихийные коммунисты-утописты вроде Томаззо Компанеллы с его «Городом Солнца» и коммунарами времен второй русской революции. В частности, в их планах национализация собственности местных олигархов и отказ от процентов при выдаче банковских кредитов.
Официальная Москва себе такого позволить никак не может. Она просто использует энтузиазм добровольцев, но при этом преследует вполне прагматические цели – геополитические и экономические. Другое дело, что теперь российское руководство оказывается заложником своей прежней политики. На первом этапе она была весьма успешна, удалось быстро и без издержек захватить Крым и как бонус получить массовую поддержку населения. Теперь же российская политика становится все более идеологизированной, и это ставит Москву в зависимость от радикальных политиков, с которыми еще вчера никто бы не стал разговаривать. И сегодня непонятно, как уйти от идеологической риторики и вернуться к прагматизму в политике.
Пока не очень хорошо получается. Уже началась война санкций. По большому счету, это путь в никуда. Понятно, что санкции редко могут заставить изменить политику той или иной страны. В последнее время Иран – это практически единственный пример того, что страна провела некоторую коррекцию своей риторики и политики под давлением санкций. Но здесь последние носили весьма радикальный характер, включая запрет на банковские операции и покупку у Ирана нефти.
Однако, если на короткой дистанции у России есть определенные возможности, то в среднесрочной перспективе она все равно проигрывает. Слишком глубоко российская экономика интегрирована в мировую систему, слишком она зависит от западного кредита, от технологий. Если же она вынуждена будет перейти к директивному регулированию и возьмет на себя прямое финансирование экономики, откажется от либеральных методов в области денежной политики, то, скорее, она пойдет по пути современной Венесуэлы с ее гиперинфляцией и дефицитом. Повторить опыт СССР с его экономической автаркией уже не удастся.
Поэтому в Москве при всей жесткой риторике все же не хотят глобальной конфронтации. Российские политики, как и их западные коллеги, лихорадочно ищут способ выйти из возникшего тупика, пока их не захлестнула волна общественного негодования.
В этой связи стоит обратить внимание на историю с авиакомпанией «Добролет», дочерней структурой «Аэрофлота». В июле она попала под санкции из-за осуществления полетов в Крым и вынуждена была прекратить свою деятельность, потому что европейские компании отказались предоставить ей самолеты в лизинг и взять на себя их техническое обслуживание. Однако через несколько дней было объявлено, что «Добролет» купил самолеты напрямую у компании Боинг. Это стоило России примерно миллиарда долларов.
Разница здесь заключается не в том, что самолеты в лизинг должна была передать компания из Ирландии, а сами самолеты были куплены в США. На это указывали комментаторы в России, как пример того, что американцы действуют за счет европейцев. Скорее, разница в другом, что концепция «Добролета» копировала удачные бизнес-модели так называемых лоукостеров, например, Easyjet. В их основе лежит повышенная эффективность работы каждого элемента системы. То есть главное здесь – это организация процесса. Самолет не должен стоять, для этого он должен быть новым, его необходимо хорошо обслуживать. Простая покупка самолетов за повышенные цены не решает проблему. Потому что покупалась в спешке, под влиянием эмоций. Эффективность российской компании все равно будет ниже. Но это не так важно.
Самое же главное – эта сделка лишний раз демонстрирует, что никто, ни в Москве, ни на Западе, не хочет полной изоляции России. В результате всем придется немного уступить, но объективно России придется уступать больше. Ставки слишком высоки, а весовые категории не сопоставимы. На длинной дистанции она все равно проиграет.
Но мы увидим результат гораздо быстрее. Потому что предмет дискуссии – это Украина, и все должно решиться именно здесь. А здесь все сроки сжаты, решения надо принимать быстро. Сколько продержатся повстанцы в блокированном Донецке, будет ли организовано контрнаступление повстанцев против украинской армии, сможет ли последняя до осени закончить конфликт на юго-востоке? Вопросов много. Но все же похоже, что на юго-востоке мы наблюдаем арьергардные бои, Россия сворачивает операцию.
В завершение стоит обратить внимание еще на одно обстоятельство. Все решения в ходе нынешнего конфликта явно принимались в спешке, в качестве реакции на возникающие вопросы. Отсюда такое количество российских граждан в руководстве самопровозглашенных республик. России не удалось найти каких-нибудь представителей местной элиты, кроме депутата Олега Царева. Ни директора заводов, ни представители местной власти в своем большинстве не поддержали создания республик в Донецке и Луганске. Этим ситуация здесь кардинально отличается от положения дел в том же Приднестровье. Кроме того, местные боевики выступали под российскими флагами, поддерживающие их идеологи говорили о «русском мире». Они полностью отрицали украинскую идентичность, де-факто признавали ее ничтожной. Поэтому, когда официальная Москва говорила о том, что Киеву надо вести переговоры с представителями юго-востока, то возникал парадокс. Как раз потому, что в руководстве повстанцев преобладали граждане России. Это только усиливало подозрения по поводу того, что Москва, на самом деле, хочет аннексировать юго-восточные области Украины. Под этим ракурсом и рассматриваются все ее действия.
Все-таки, когда стратегическая задача нечетко сформулирована, это вносит путаницу. В результате очень сложно управлять ситуацией и выходить из нее в нужный момент. Последнее всегда очень важно. Например, в Крыму, в Ялте в августе президент Путин проводит встречу практически со всеми депутатами Государственной Думы. Это называется выездное заседание. Скорее всего, он хочет привлечь внимание к самому значимому результату своей политики. Такая демонстрация может быть связана с тем, что Москва страхуется в связи с готовящимся отступлением. Напоминание о лозунге «Крым наш» должно несколько смягчить для российского общественного мнения горечь от неудавшегося имперского реванша.
Султан Акимбеков, директор Института мировой экономики и политики при Фонде Первого Президента Республики Казахстан.