Политолог: 2025 год окончательно зафиксировал роль Казахстана как средней державы

2025 год стал для Казахстана рубежным — как во внутренней политике, так и на внешнеполитическом контуре. О том, что стоит за идеей Касым-Жомарта Токаева о парламентской реформе, какие возможности и риски несёт цифровизация и ИИ, почему Казахстан всё увереннее утверждается в статусе средней державы —  в большом итоговом интервью рассказывает Денис Борисов, российский политолог, заведующий лабораторией «Центр региональных сравнительных исследований «Россия – Центральная Азия» НГУЭУ, директор АНО «Сибирское общество международных исследований».

— Денис Алексеевич, одним из главных политических событий 2025 года стала инициатива по реформе парламента — ликвидации Сената и переходу к однопалатной системе. По Вашему мнению, какие цели преследует Президент Токаев, предлагая эту реформу?

— Реформа с переходом к однопалатному парламенту – это не про «упрощение ради упрощения» и не про демонтаж институтов. Это попытка провести пересборку государственного управления для адаптации к растущей неопределенности. В этом контексте Касым-Жомарт Токаев пытается развязать целый комплекс переплетенных задач.

Первая, сокращение институциональных лагов между принятием решений и их реализацией. В условиях, когда мы живём в режиме перманентной турбулентности, двухпалатная конструкция законодательной власти начинает действовать больше как тормоз, чем предохранитель.

Вторая, перенос центра политической ответственности. Однопалатный парламент проще в логике «кто принял решение — тот за него и отвечает». Это снижает пространство для размывания ответственности между палатами и усиливает вертикаль подотчётности.

Третья, окончательный разрыв с транзитной архитектурой. Сенат в казахстанской модели был важным элементом системы балансировки элит как на стадии становления государственности, так и на этапе транзита власти. К 2025 году эти процессы фактически завершены. Соответственно, институциональные конструкции, заточенные под прошлые условия, теряют функциональный смысл.

— Как это повлияет на политическую систему страны, на Ваш взгляд?

— Усилится роль законодательной власти в формирующемся контуре сдержек и координации в треугольнике государственного управления «Президент — Парламент — Правительство». Соответственно, парламент станет более политическим, но менее арбитражным. Очевидно, что элитные конфликты придётся в большей степени решать не через институты, а до входа в них — на уровне договорённостей и фильтров. Важно понимать, что это не демократизация и не авторитаризация в чистом виде. Это адаптация политической системы под логику управляемого суверенитета, где скорость и предсказуемость важнее сложных механизмов сдержек и противовесов. Для Казахстана 2025 года — это рациональный, пусть и со своими рисками, выбор.

— Рост экономики Казахстана в 2025 году, по словам Президента Токаева, превысит 6 процентов, что станет самым высоким показателем за последнее десятилетие. С какими результатами Казахстан завершает этот год в экономическом плане?

— Если вынести за скобки эффект красивых цифр, то 2025 год для Казахстана я бы назвал годом устойчивости, а не прорыва. Заявленные более 6 % роста и ВВП свыше 300 млрд долларов, на которые указывает Касым-Жомарт Токаев, — важные психологические и политические рубежи. Однако в аналитическом плане куда важнее структура этого роста, а не сам факт рекорда.

Экономика подтверждает высокую адаптационную способность. Казахстан сумел встроиться в стремительно меняющиеся правила мировой хозяйственной деятельности, сохранив динамику внешнеторговых связей. Опережающими темпами расширяется логистическая связанность, экономика остаётся привлекательной для иностранной рабочей силы, в том числе высококвалифицированной. При этом уходящий год был непростым с точки зрения привлечения иностранных инвестиций. В целом, по гамбургскому макроэкономическому счёту — это серьёзное достижение.

Второе. Рост остаётся во многом экстенсивным. Существенную роль по-прежнему играют сырьевой сектор, инфраструктурные проекты и государственные инвестиции. Обрабатывающая промышленность и высокотехнологичные сегменты растут, но пока не формируют нового качества экономики.

Третье. Усиливается разрыв между макроуспехами и микроощущениями. Макроэкономические показатели улучшаются быстрее, чем реальные доходы населения и производительность труда. Это создаёт риск «статистического оптимизма», который не всегда совпадает с социальным восприятием.

В сухом остатке: Казахстан завершает 2025 год в сильной позиции по региональным меркам — с устойчивыми финансами и понятной логикой развития. Но следующий этап — это уже не вопрос темпов роста, а вопрос смены модели: от экономики адаптации к экономике усложнения. И здесь простых решений не будет.

—  В 2025 году Казахстан сделал ставку на цифровизацию и внедрение технологий искусственного интеллекта. Как Вы оцениваете значение этих изменений для развития страны и системы государственного управления?

— Если коротко, то в 2025 году цифровизация и искусственный интеллект для Казахстана перестали быть модным словом и стали инструментом модернизационного дискурса. Речь идёт не столько о технологическом рывке, сколько о переходе к новой логике государственного управления. Для команды Касым-Жомарта Токаева цифровизация в этом году стала интеграционным направлением преобразования государства, своего рода технологическим вагоном, в который государство должно успеть «запрыгнуть», чтобы остаться на мировой волне социально-экономического и общественно-политического развития.

Под эти задачи был создан целый комплекс инструментов: Министерство искусственного интеллекта и цифрового развития, закон «Об искусственном интеллекте», Проект национального суперкомпьютера, Международный центр искусственного интеллекта Alem.AI, анонсирован проект создания умного города Алатау. Цель этих институциональных новелл — изменение подходов к управлению. Цифровые инструменты постепенно вытесняют «ручное управление» на нижних и средних уровнях, стандартизируют процедуры и повышают прозрачность. В долгосрочной перспективе это усиливает дисциплину исполнения, но одновременно повышает требования к качеству управленческих кадров.

— Какие новые вызовы для Казахстана вы видите с развитием цифровизации и ИИ? Насколько в этих условиях возрастает значение цифрового суверенитета?

— Шестой технологический уклад приводит к расширению возможностей государства по управлению не только экономикой, но и обществом, и индивидуальным поведением. За счёт цифровых платформ, больших данных и элементов ИИ государство становится быстрее, плотнее и точнее в реагировании на процессы в экономике, политике, идеологической и военной сферах. Это особенно важно в условиях роста урбанизации и трансформации традиционных социальных связей. Наглядный пример — это строка поисковика Гугл, который знает о тебе больше, чем твои самые близкие люди. В этих условиях принципиально важно, чтобы государство само умело работать с новыми технологиями: если вы не управляете процессом, значит вы становитесь объектом в чужих моделях.

Именно здесь возникают риски. Чем выше степень цифровизации, тем сильнее зависимость от инфраструктуры, данных и алгоритмов. Встают вопросы цифрового суверенитета, защиты информации и ответственности за решения, принимаемые с участием ИИ. Эти вызовы ещё предстоит осмыслить — причём не только Казахстану. Очевидно, что формирование устойчивого и защищённого технологического контура искусственного интеллекта — задача, выходящая за рамки одного государства. Отсюда логично вытекает вопрос кооперации и выбора технологических партнёров.

Следом закономерно возникает вопрос: с кем кооперироваться для решения такой задачи? С системой коллективного Запада? С китайской технологической моделью? Есть ли самостоятельный контур в тюркском мире? Не вдаваясь в развёрнутый SWOT-анализ, обозначу наиболее жизнеспособный вариант. С моей точки зрения, евразийская интеграция в сочетании с расширенной кооперацией с такими странами, как Иран, Вьетнам и Индонезия, формирует то пространство, где возможно выстраивание собственного технологического контура шестого технологического уклада без жёсткой зависимости от внешних центров силы.

— В 2025 году в Алматы открылся Региональный центр ООН по целям устойчивого развития для Центральной Азии и Афганистана. Его создание стало логическим продолжением инициативы Президента Токаева, озвученной на Генеральной Ассамблее ООН. Как Вы оцениваете значение этого шага для Казахстана и всего региона?

— Открытие Регионального центра ООН по целям устойчивого развития в Алматы в 2025 году является закономерным итогом долгосрочного курса Казахстана на поддержку многосторонних механизмов в рамках ООН. В условиях эрозии глобального управления именно средние державы сегодня во многом сохраняют приверженность принципам Всемирной организации и обеспечивают её практическую работоспособность. В этом смысле открытие центра фактически закрепляет Казахстан в роли регионального институционального хаба по вопросам устойчивого развития и безопасности.

Инициатива, последовательно продвигаемая Касым-Жомартом Токаевым, отражает завершение важного внешнеполитического перехода: от роли участника региональных процессов к роли их организатора и модератора.

Можно выделить три прямых следствия этого шага.

Во-первых, речь идёт об институционализации внешнеполитического капитала. Казахстан фактически превращается в постоянную точку присутствия системы Организация Объединённых Наций в Центральной Азии и по афганскому направлению. Это усиливает переговорные позиции Казахстана, расширяет доступ к экспертным, финансовым и гуманитарным ресурсам ООН и повышает плотность международных контактов на его территории.

Во-вторых, центр становится держателем региональной повестки «безопасности через развитие». При этом устойчивое развитие понимается не как абстрактная экологическая категория, а как совокупность конкретных вопросов — занятости, инфраструктуры, водных ресурсов, продовольственной безопасности и социальной стабильности. Для региона, где социально-экономические дисбалансы напрямую трансформируются в риски безопасности, такой подход принципиально важен.

В-третьих, открытие центра является свидетельством формирования Центральной Азии как самостоятельного пространства мировой политики. Центр ООН задаёт нейтральную, деполитизированную рамку для взаимодействия стран региона между собой и с Афганистаном. Это особенно ценно на фоне дефицита доверия и ограниченных собственных региональных институтов развития. Для Центральной Азии и Афганистана в целом значение центра заключается в появлении постоянной координационной площадки, где региональные проблемы обсуждаются не через призму кризисов, а в логике долгосрочного развития.

При этом важно не переоценивать данный шаг. Создание центра — не панацея, а инструмент, точка входа для формирования институциональных подходов к решению проблем в крайне неоднородном и противоречивом пространстве. Насколько эффективно Казахстан сможет превратить этот центр из представительства в реально работающий механизм проектной и экспертной кооперации, покажет время. Показательно, что, например, афганское направление по-прежнему остаётся ограниченным, в частности, движение Талибан до сих пор не включено в региональную водную дипломатию. В сухом остатке для Казахстана, центр ООН – это шаг по конвертации внешнеполитической репутации в устойчивое институциональное присутствие. Для региона – шанс перейти от реактивной политики к более связной и прогнозируемой модели развития.

— В ходе государственного визита Президента Токаева в Москву в 2025 году была подписана Декларация о переходе межгосударственных отношений между Российской Федерацией и Республикой Казахстан на уровень всеобъемлющего стратегического партнёрства и союзничества. Что означает эта новая модель союзничества?

— Подписание Декларации о переходе отношений между Россией и Казахстаном на уровень всеобъемлющего стратегического партнёрства и союзничества, несмотря на некоторый пафос, не свидетельствует о резкой смене курса или создании нового, доселе невиданного качества двусторонних отношений между Москвой и Астаной. Речь идёт о юридическом и политическом подтверждении и закреплении той модели взаимодействия, которая де-факто сложилась за годы самостоятельного, но взаимозависимого развития наших стран.

Если смотреть на Декларацию не через формулы, а через её внутреннюю структуру, то новая модель союзничества становится вполне читаемой. Документ состоит из 42 пунктов, и их распределение само по себе многое говорит о характере отношений.

Во-первых, безопасность и экономика в декларации сбалансированы: по 11 пунктов посвящены военно-политической и экономико-интеграционной повестке. При этом в блоке безопасности присутствуют не только вопросы «традиционной» безопасности (неделимая безопасность, ОДКБ, ЯО), значительный акцент сделан на новые измерения угроз: информационную, биологическую, кибер- и технологическую безопасность. Это говорит о широком понимании союзничества и о попытке зафиксировать его в логике XXI века. Здесь же чётко прописывается институциональная приоритетность российско-казахстанского диалога: ОДКБ, СНГ, ШОС и СВМДА. Важно и то, что развитие потенциала евразийского «алтайского» региона получило нормативно-правовое закрепление. Соответственно, инициатива «Трансалтайский диалог» становится не декларацией намерений, а ориентиром для практического приложения усилий по интенсификации экономического и инфраструктурного взаимодействия между нашими странами в ближайшем будущем.

Во-вторых, обращает на себя внимание масштаб гуманитарного измерения: 14 пунктов посвящены истории, образованию, языку, культуре, миграции, межчеловеческим контактам и молодёжному взаимодействию. Это самый объёмный раздел, и такая асимметрия не случайна: отношения друг с другом мыслятся в логике долгосрочной социальной и цивилизационной связки, а не только как совпадение текущих политических интересов.

В-третьих, отдельный раздел из 6 пунктов посвящён науке, технологиям, энергетическому переходу, цифровизации, экологии и космосу. Это ключевой сигнал: Россия и Казахстан фиксируют союзничество не только как наследие прошлого, но и как проект развития, ориентированный на будущее и новые технологические уклады.

В итоге, если убрать шум вокруг громких формулировок, то документ в очень сжатой форме описывает реальную конфигурацию межгосударственного взаимодействия. Действующая модель союзничества между Москвой и Астаной — это функционально сбалансированная конструкция: безопасность выступает фундаментом, экономика и инфраструктура — каркасом, гуманитарные связи — цементом, а наука и технологии — вектором движения вперёд. Именно в этом смысле декларация фиксирует зрелое, многомерное союзничество, адаптированное к реалиям многополярного мира.

— Как бы Вы в целом охарактеризовали внешнюю политику Казахстана в 2025 году? Какие события и решения Президента Токаева на внешнеполитическом направлении вы считаете ключевыми?

— В условиях перманентной неопределённости и турбулентности одним из наиболее ценных качеств внешней политики становится постоянство. Если обобщать, то в 2025 году Казахстан продолжил уже выбранную линию внешнеполитического поведения. Страна остаётся многовекторной и прагматичной, не меняя курс, но делая его более оформленным, институционально закреплённым и предсказуемым для внешних партнёров.

Можно с уверенностью говорить о том, что 2025 год окончательно зафиксировал роль Казахстана как средней державы с собственной внешнеполитической повесткой. Инициативы Касым-Жомарт Токаева на площадке Организация Объединённых Наций, открытие Регионального центра ООН по целям устойчивого развития в Алматы, институциональное оформление Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии, а также активизация деятельности KazAID в Центральной Азии – всё это де-факто отражает стремление Астаны не просто участвовать в международных процессах, но и создавать устойчивые рамки регионального и международного взаимодействия.

Казахстан последовательно следует логике прагматической многовекторности: развитие транзитно-логистической роли, аккуратная работа с различными центрами силы, отказ от резких жестов и демонстративных альянсов. Такой подход позволяет сохранять пространство для манёвра в условиях жёсткой конкуренции между глобальными и региональными игроками.

Характерный пример — присоединение к «Авраамским соглашениям», которое, возможно отдаляет Казахстан от упрощённых представлений об «исламской» или «тюркской» солидарности, но одновременно расширяет возможности для страны выступать в роли медиатора и миротворца, открывая возможности для Астаны выступать в качестве миротворца и посредника по Ближнему Востоку и Украине. Вот конкретный пример того, что я понимаю под прагматичной многовекторностью.

В целом внешняя политика Казахстана в 2025 году — это политика управляемого баланса. Не яркая, но устойчивая; не реактивная, а выстроенная вокруг долгосрочных интересов. Ключевым результатом года стало превращение репутации надёжного и рационального партнёра в институционально оформленную внешнеполитическую позицию, что и отличает зрелую среднюю державу от тактического игрока.