Как модернизируется понятийный аппарат и почему светскому характеру Казахстана ничего не угрожает, рассказал Рустам Бурнашев, политолог, профессор Казахстанско-немецкого университета в Алматы.

Базовые принципы

— С моей точки зрения, государство в сфере религиозной политики было наиболее активно в начале 2010-х годов, особенно важно тут принятие Закона о религиозной деятельности в 2011 году. Он закрепил все основные принципы взаимодействия властей и религиозных структур.

С того времени принципиальных изменений не фиксируется

Были построены основные идеологемы, зафиксировано представление о традиционных и нетрадиционных религиях, четко был поставлен вопрос о жесткой процедуре регистрации объединений. Это отсекало нежелательные религиозные структуры и их миссионерскую деятельность, — отмечает эксперт.

Стоит отметить, что принятый в 2011 и дополненный в 2016 году закон утверждает республику как светское и демократическое государство, подчеркивая при этом историческую роль ислама ханафитского направления и православного христианства, а также отмечая уважительное отношение к другим религиям. Законом, помимо прочего, регулируется процесс создания религиозных объединений, их регистрация и правовое положение.

— Принятие этого закона и его реализация вызвали недовольство у некоторых элементов. Например, были зафиксированы факты угроз насилием — например, ролики так называемых «Солдат халифата», — напомнил Бурнашев.

Фокус на проблемах

Говоря о Концепции государственной политики в религиозной сфере на 2017-2020 годы, политолог выразил мнение, что принципиальных изменений не происходит, опробованная модель сохраняется, но претерпевает некоторые уточнения. Стабильность в этой сфере, считает Бурнашев, связана с отсутствием значимых толчков для шагов в ту или иную сторону.

— Сохраняются базовые установки: привязка акций насильственного характера к религиозной сфере. Эта линия остается и в этой Концепции. Важный концептуальный момент — в отличие от прежних документов вводится понятие «насильственный экстремизм»: ранее различия между экстремизмом и насильственным экстремизмом не проводилось, что не слишком правильно. Тут разница очевидна: если насильственный экстремизм — противоправное действие, как и любое насилие, то в случае с «просто» экстремизмом могут быть разные вариации. При этом в Законе о противодействию экстремизму, в Уголовном кодексе об этом речи не идет,

а в Концепции разграничение проводится очень четко

По моему мнению, это большой плюс. В аналитических структурах, например, появляется четкое понимание, как разводить понятия «терроризм», «насильственный экстремизм», «экстремизм», «радикализация» и так далее. Соответственно, реализация этой линии позволит фокусироваться на секторах, которые реально являются проблемными. Кроме того, появляется возможность экономить ресурсы, — пояснил Бурнашев.

Таким образом, государство заложило основу для четкого разграничения проявлений религиозного экстремизма и других опасных явлений политического, криминального и прочего характера.

Угрозы реальные и мнимые

В завершение беседы эксперт выразил уверенность, что в Казахстане никогда не было ситуации, способной повернуть республику на развитие по пути теократии.

— В Казахстане никогда не было ситуации, чтобы был поставлен вопрос выбора между светским и не светским устройством государства. Имеющиеся религиозные силы, которые могли бы ставить вопрос о развитии страны в определенном ключе, все-таки крайне слабы.

У нас нет таких сил, которые бы четко заявляли о стремлении построить теократическое государство

Я бы сказал, что у нас нет проблемы несветскости, — подчеркнул Бурнашев.

По его словам, суть госполитики в религиозной сфере заключается в предотвращении точечных опасных акций и явлений.

— Скорее, речь идет о мерах превентивного характера, направленных на снижение напряженности точечного характера — какие-то локальные эксцессы, акты насилия и подобные вещи, — резюмировал политолог.

Говоря об экстремистских группировках, эксперт отметил, что не видит в Казахстане системности и организованности среди экстремистов. Произошедшие насильственные акции, по его мнению, скорее являются проявлением личных неурядиц определенных людей, чем итогом широкомасштабной экстремистской деятельности в стране.