Проклятие по-казахски: терiс бата — «благословение наоборот»

Среди казахских традиции есть очень необычные и непопулярные. Теріс бата (обратное благословение) или, как его редко называют, қарғыс бата (проклятие) из таких.

Теріс бата применяют, когда человека сильно задевают за живое, поступают с ним несправедливо и обижают незаслуженно. Решившийся на теріс бата выставляет ладони обеих рук от себя и высказывает все, что думает. Но подобные случаи, повторяю, очень редки среди казахов.

В книге «Алмас қылыш» описывается случай, который дошел до сегодняшних дней в устном народном творчестве. Историю рассказывает один из свидетелей этих событий.

Однажды Агыбай, один из самых известных батыров хана Кенесары, прослышав, что богач по имени Бостан, живущий у реки Яик, владеет большим количеством скакунов, решил поехать к нему. Когда его отряд приблизился к аулу бая Бостана, Агыбай переоделся в одежду простолюдина и захотел разведать обстановку. По пути он встретил молодого джигита лет 17-ти. По казахскому обычаю, первым поздоровавшись со старшим, джигит дал задание помощнику: «Отведи гостя в аул. Я скоро буду». Но Агыбай, отведав прохладный напиток, быстро ушел из юрты.

Бата беру – древнейший и важнейший обычай казахов

По возвращении он сказал своим джигитам: «В ауле некому нам дать отпор, так что можно угонять коней». Сорок вооруженных всадников быстро выполнили его приказ. Через некоторое время их догнал тот самый молодой человек, своей дубиной сбил с лошадей   нескольких воинов Агыбая, а потом замахнулся на самого батыра. Но он промахнулся и дубина вдребезги разбила только луку седла. Агыбай же, не задумываясь, твердой рукой поразил всадника в самое сердце. Когда противник пал, с его головы свалилась шапка, и все с удивлением увидели, что молодой джигит оказался девушкой с длинными косами. Это поразило всех:

Әр адам қасіретін көзден ұқты,

Болғанмен жан шыдамас қанша мықты.

Найзаны зорға тартып алғанымда,

Ышқынып қыздың жаны бірге шықты.

Все увидели горе в ее глазах,

Но не было уже дороги назад.

Когда вырвано копье из груди,

Душа девушки со вздохом устремилась ввысь.

Увиденное так поразило батыра Агыбая, что он едва не потерял сознание. От безысходности случившегося повернул он свой отряд обратно и повез тело девушки в аул Бостана:

Хабарлап, Бостан байға алып жүрдік,

Бұл кезде шығып қаппыз жолға күндік.

Қаралы қайтқан көштей ұбап-шұбап,

Ауылға бесін ауа келіп кірдік.

Оповестив о горе отца,

Опустил свинцовые глаза.

Как караван траурный, горем убитый,

Мы въехали в аул, с толку сбитый.

Узнав о гибели единственного ребенка,

убитый горем отец дал батыру Агыбаю свое «теріс бата» (обратное благословение)

Но слова свои он обратил хану:

Бостан бай жас сорғалап сақалынан,

Қан жұтып қайғыменен қапаланған.

Мән-жайын білгеннен соң жортуылдың,

Қос қолын теріс жайып бата қылған:

– Ел сыйлап, қадірлеген, ханым Кене,

Осы ма бергендігің елге өнеге?

Бүлік сап тыныш жатқан ауылыма,

Бар еді қанды кегің қандай менде?

Жазықсыз жан болды ма белдескенің,

Жау болып шыққаны ма ел дескенім.

Жіберсең сәлем айтып ат керек деп,

Шетінен көзін тізіп бермес пе едім?…

Өсірген ұл орнына жалғыз қызым,

Шынымен таусылды ма дәм мен тұзың?

Мал жиған зияны жоқ бір шал едім,

Сұм тағдыр, мені қайдан көрді көзің?

Қазақтың жетпеді ме ен даласы,

Бар еді қандай құның менде аласы?

Келгенде жетпіс төртке қу бас шалдың

Жазылар енді қайтіп жан жарасы?!

Айтқам жоқ төрде отырып елге билік,

Ел-жұртым сыйлаушы еді жетпіс үйлік.

Жазығым бір құдай мен Кенеханға,

Жылқымның болғаны ма бәрі жүйрік?

Түн болды енді, міне көрген күнім,

Қапамен қайғы жұтып, шықпайды үнім.

Тал қармап тұңғиыққа тастағандай,

Бар еді қандай жазық, қандай мінім?

Қол жетпес шынар едім өскен биік,

Ішіме жалын-шоқты салды күйік.

Бұл малдың енді маған керегі не,

Алып бар Кенеханға бәрін жиып.

Қалыппыз жер шұқылап төмен қарап,

Айтқандай бізге қарғыс барлық алап.

…

Бостан бай слезы лил, как из ручья,

Напился горя сполна, теперь и жизнь ничья.

Узнав все, как было в проклятом походе,

Ладони от себя протянув, промолвил слова:

– Народ уважает тебя, хан мой Кене,

Что ты сделал средь ясного дня?

Перевернув вверх дном все в моем ауле,

Чего ты добился, в чем обида твоя?

Ты сразился с безвинной душой,

Я обливаюсь черной слезой.

Если б гонца ты прислал, сказав, дай скакунов,

Кто б тебе отказал — обычай таков.

Я растил вместо сына красивый цветок,

Теперь замолчал моих мечтаний поток.

Средь степи я был кроткий старик,

Судьба, твой взор на меня кто же навлек?

Неужели так тесно в казахской степи,

Почему в мою юрту горя следы привели?

Мне теперь без шести лет восьмой десяток,

Как сдвинуть с места боли свинцовый слиток?!

Никогда не зарился ни на власть, ни на трон,

Семьдесят в ауле юрт, всем я делал поклон.

В чем вина моя перед богом иль ханом,

Табуны, скакуны — все было обманом?

Стали ночами мои веселые дни,

Песни в душе, как птицы на юг, улетели они.

Теперь не получится схватить мне травинку спасенья,

В чем вина моя перед счастьем везенья?

Я чинарой слыл, рукой не достать,

Теперь мне не гореть, замолчал мой очаг.

На что мне теперь скакуны, табуны,

Отгоните их хану Кене, мне они не нужны…

Мы стояли, уткнувшись в землю глазами,

И горела проклятьем вся степь под ногами.

У «теріс бата» нет конкретного текста, потому как

казахи руководствуются правилом «держись подальше от теріс бата»

Но если подобное все же случалось, осмелившийся пойти на это сам решал, что говорить.

В романе-эпопее великого Мухтара Ауэзова «Абай жолы» приведен текст такого «бата проклятия». Узнав, что внук Амир решил стать сал-серэ — так казахи называли людей искусства эксцентриков, поражавших своим поведением общество — Кунанбай в сильном гневе начал душить молодого человека. Если бы не заступничество Абая, неизвестно, чем бы все закончилось. «Кунанбай, приняв позу как при прочтении намаза, протянул руки, выставив ладони от себя на только что очнувшегося Амира. Он совершил движение, намереваясь совершить холодное как лед пожелание. Это был знак обратного благословения. Благословения проклятием. Нурганым и Изгутты начали причитать с двух сторон.

– О боже, не прими такое!

– Создатель, не обращай внимания! Что за ужас! Собирается проклясть своих детей!

Но Кунанбай не обращал на них внимания. Согнув колени, он сидел перед лежащим без сознания внуком и держал свои ладони над его грудью.

Ритуал «Салем салу» – духовное украшение казахского общества

– В эту утреннюю зарю я высказываю свое отцовское проклятие. Эти двое — моя испорченная кровь. Создатель мой, о Алллах, ты не дал мне его убить. Я твой раб, и вот моя просьба. Прибери к себе обоих! Пошли к ним погибель своим приказом! Уничтожь их, проклятых, пока они не разлили вокруг свой яд! Затем провел он тыльной стороной ладоней по своему лицу. Потом обратился к внуку и Абаю: «Вон! Долой с глаз моих! Если правда, что вы мои потомки, приношу вас обоих в жертву. Умрите! Вон!» – сказал он.

Случай с «Теріс бата» описан и писателем Сабитом Мукановым в автобиографической книге «Школа жизни»:

«В день деления имущества я лежал, не вставая. Я опасался гнева со стороны семьи Мустафы. Думал, что «Мустафа не сдержится и будет скандалить, когда начнется дележ его имущества. А Слеусин с Ултуган вместе будут причитать в голос и проклянут меня.

Но они все приняли безмолвным молчанием и со слезами на глазах смотрели на все происходящее. Когда разбирали юрту, только больной Мустафа остался лежать в постели, и когда все вышли, посмотрел на небо и вытянув ладони наизнанку, проклял Нуртазу».

Сказать правду, казахи не приветствуют обратное благословение. Разве что иногда так пугали детей, чтобы те не ослушались старших. Известный артист театра и кино Канабек Байсеитулы в своих воспоминаниях рассказал один случай: как-то в молодости он целый месяц гостил у друга в Талдыкоргане, с которым часто бывал на празднествах и тоях.

«Прослышав о моих похождениях разное, за мной приехал отец, потребовав, чтобы я возвратился домой. И пригрозил:

– Человек, у которого есть семья и дети, так не гуляет. Ты видно совсем испортился. Возвращайся домой, иначе я дам тебе свой теріс бата!

На что я покорно ответил:

– Конечно, коке, я и сам думал ехать домой. А те слухи обо мне, что вы слышали, неправда, – клялся я.

Отец уехал в тот же день. Назавтра выехал и я».

Такова история малоизвестной традиции, к которой обращаются очень редко и с большой осторожностью. Проклятие кого бы то ни было казахами не приветствуется.