Зачем Китай выводит из изоляции Иран?

На днях заместитель руководителя Администрации президента РФ и пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков в процессе общения со СМИ охарактеризовал ведущиеся на тот момент разносторонние переговоры Владимира Путина с лидерами Сирии и Ирана как марафон.

Этим он только подчеркнул лидерство своей страны в процессе борьбы за влияние на будущее Ближнего Востока. Россия на самом деле, выражаясь актуальным языком, раскачала свой ближневосточный маятник, в плавном и «бесшовном» дальнейшем качании которого Иран играет ключевую роль, поскольку теперь еще более близкий и верный друг России – Асад и его Сирия потребуют некоторого времени, чтобы восстановиться после войны и заложить фундамент будущей жизни.

О чем в кулуарах сочинских мероприятий говорили Путин и Роухани, гадать бессмысленно, но для информации и размышления предлагаем некоторые сведения о том, как Китай ставит на Иран и будущее лидерство этой страны в регионе.

«Один пояс — Один путь» будет проложен через Иран…

По мере того, как администрация Трампа разрабатывает новую стратегию сдерживания Ирана, Китай ищет пути вывода этой страны из международной изоляции и обратного ввода в глобальную систему отношений и обмена. Инициатива руководства КНР «Один пояс — один путь» (ОПОП) предусматривает Иран как одно из важнейших звеньев нового широтного торгово-инфраструктурного пояса.

В самом Иране ОПОП рассматривается как проект, который закрепит его незаменимость не только для Китая, но также для России, Индии и пяти республик Центральной Азии. Напомним, что стоимость проекта составляет до 1 трлн долларов США, длительность реализации рассчитана на 10-15 лет, в течение которых Китай построит обширную инфраструктурную сеть на море и на суше, чтобы связать КНР с самыми богатыми рынками мира.

Чем так важен Иран — древнее, достойное и неудобное для Запада государство Китаю — стране древней, достойной и неоднозначной в отношениях с Западом? Тому предшествуют два фактора. Первый – само географическое положение Ирана, которое любые европейцы и китайцы никак не смогут обойти, чтобы наладить взаимную торговлю.

Иран – это единственный сухопутный маршрут, который соединяет страны Персидского залива с внутриконтинентальными государствами Центральной Азии,

а это рынок с населением в 65 млн человек и тремя государствами Кавказа – Арменией, Азербайджаном и Грузией.

Сегодня Центральная Азия имеет три выхода на мировые рынки: восточный — через Китай, южный — через Иран и западный — через Россию. ОПОП даст КНР возможность установить контроль над двумя из указанных трех.

Страной, у которой из пяти государств Центральной Азии налажено больше всего экономических отношений с Ираном, является Казахстан. В декабре 2014 года Казахстан, Иран и Туркменистан совместно запустили в эксплуатацию железнодорожное сообщение между тремя странами.

Практически параллельно с этими событиями Назарбаев выступил в качестве посредника и модератора процесса достижения договоренностей международного ядерного клуба с Ираном по его программе ядерных разработок. Одним из итогов успешного завершения переговоров стало размещение в Казахстане хранилища низкообогащенного топлива для АЭС под эгидой МАГАТЭ.

Страна, т. е. Казахстан, приросла репутацией и международными гарантиями поддержания дальнейшего мирного развития. Это не могло не дать еще одного импульса развитию международной торговли. В феврале 2016 года первый грузовой ж.д. эшелон из Китая прибыл в Иран посредством того самого трехстороннего ж.д. сообщения.

При этом надо отметить некоторые неопределенности для самих иранцев в связи с ОПОП. Последние 10 лет Иран реализует проект строительства глубоководного порта Чабахар на побережье Индийского океана. Имели место задержки в процессе реализации.

Одним из партнеров Ирана в данном проекте является Индия, прямой конкурент КНР. Порт Чабахар, в случае доведения его до определенного состояния, станет весьма жизнеспособным в экономическом отношении связующим звеном с Центральной Азией и Афганистаном. Без преувеличения, иранцы планируют превратить Чабахар в соперника Дубая с его особой экономической зоной, хотя такое, как считают многие экономические аналитики, в обозримом будущем не случится.

Тем временем Китай инвестировал солидные суммы в развитие порта Гвадар в Пакистане – прямого конкурента будущего «иранского Дубая». Зато иранские СМИ несколько раз упомянули про Японию, как потенциального инвестора в Чабахар. Наверняка не зря – если японцы зайдут на Чабахар, они только усилят связи с 80-миллионым Ираном и выходами на Центральную Азию.

Соображения Пекина в отношении Ирана и Центральной Азии лежат не только в экономической, но силовой плоскости в том числе. Поскольку Китай уже вытеснил Россию с позиций ведущего торгового партнера Центральной Азии, остается только развивать силовое сотрудничество, для чего давно уже существует институциональная инфраструктура в лице Шанхайской организации.

Китай и Центральная Азия рассматривают Иран в качестве неизбежного партнера в деле обеспечения региональной безопасности. Особенно глубоко они прочувствовали это, когда

Казахстан, раньше всех поняв постулат о неизбежности любого сотрудничества с Ираном в области безопасности, перехватил функции медиатора и модератора

в процессе переговоров, и даже, например, не про танки, а по иранской ядерной программе, о чем уже изложено одними параграфом выше. При этом для Казахстана и Центральной Азии, а с ними для преимущественно мусульманских западных областей Китая, никакой угрозы со стороны Ирана в области экспорта радикальной исламистской идеологии нет.

Иран, конечно, не светское государство, но его понимание ислама, особенно воинственного, нацелено в другом направлении. Потому что иранцы – шииты, а значит идеологические лидеры Ирана работают с массовым сознанием шиитских меньшинств арабского мира, понимая, что их идеология будет иметь весьма ограниченное влияние на суннитские государства Центральной Азии и суннитские мазхабы Китая. Что касается КНР и государств Центральной Азии, они являются целью других центров радикального исламизма – суннитского. Следовательно

сотрудничество Китая с шиитским Ираном, помимо прочего, основано на намерении уравновесить влияние суннитских идеологических центров Ближнего Востока.

Сотрудничество КНР с арабскими государствами Персидского залива в области безопасности совершенно не развито – первые в истории переговоры по данной теме, т. е. борьбе с терроризмом, состоялись недавно.

Что касается Ирана, он является партнером по военно-промышленному и военно-техническому сотрудничеству с КНР с начала 80-х гг. 20-го века и переговоры по актуальным вопросам в данной сфере ведутся постоянно.

Казалось бы, исторически Иран и арабский мир давно должны были, как соседи по региону, наладить и только углублять связи, но этого не случилось. Более того, в 20-м веке Иран оказался в условиях суровых санкций и международной изоляции. Тогда немногие, включая Казахстан, Россию и Китай, поддерживали Иран и заложили основы нового партнерства. Конкретно Китай помогал Ирану с конвертацией валюты, фактически тоже подставляя себя под международные санкции.

Если бы все шло так гладко, как может показаться на основании изложенного выше, это было бы от лукавого. Первым это понял Китай и чтобы не сглазить успешное начало новой дружбы с Ираном, «подрезал» заявку Ирана на вступление в ШОС в качестве полноценного члена, чем Иран сильно огорчил. В этой связи надо отметить, что на вопрос членства Ирана в международных организациях легко взирать нельзя.

После того, как в 1979 г. в мире появился новый, т. е. не светский и не прозападный Иран, он ни разу не смог стать членом хоть какой-то международной организации, которые, как известно, способствуют дальнейшему развитию и упрощению дипломатических и экономических отношений. Опыт, наработанный за годы изоляции, весьма ощутимой и экономически, и политически, возбудил нешуточный аппетит Ирана к членству в интеграционных образованиях.

В 90-е гг. 20-го века сформирована новая политика руководства Ирана, в рамках которой Россия, Китай и Центральная Азия были обозначены как приоритеты внешней политики и экономики. К концу правления Махмуда Ахмадинежада эта политика имела материальные последствия. К 2013 г., т. е. когда Ахмадинежад покинул пост президента Ирана, Китай прочно занимал одну треть в структуре иранской торговли. При этом с китайским вектором развития внешнего сотрудничества, как локомотива, который вытянет Иран из изоляции, согласны в Иране и сторонники жесткого внешнеполитического курса, т. е. руководство влиятельнейшего в Иране Корпуса стражей Исламской революции и сторонники умеренности в лице президента Ирана Хасана Роухани и его окружения.

При всей умеренности Роухани, связи вооруженных сил обеих стран стали расти именно после его прихода к власти в 13-м году и особенно активизировались после заключения иранской ядерной сделки в 15-м.

В мае 14-го г. Китай впервые посетил министр обороны Ирана, тогда им был Хуссейн Дехкан, который подписал договор о военном сотрудничестве. В ноябре 16-го г. подписан договор о совместной борьбе против терроризма. В июне этого года состоялись совместные учения ВМФ КНР и Ирана.

При всем этом между странами существует понимание, что военное сотрудничество устанавливается для защиты торговли, но не для выступления КНР на стороне Ирана в случае региональных обострений, каковые невозможны без вовлечения США и стран Персидского залива.

… и Сирию

В январе 16-го года Иран посетил Си Цзиньпин. Страны договорились поднять уровень торговли до 600 миллиардов долларов США в течение 10 лет. При этом с ведома и, как минимум, при отсутствии возражений со стороны России, Иран сегодня раздумывает над тем, дать ли Китаю доступ к некоторым своим базам ВВС и ВМФ.

Если таковое случится, это будет гармонично соответствовать планам Китая и Ирана на будущее, ведь Сирия тоже может стать частью ОПОП. Ведь в конце концов, ОПОП – это дороги, трубы, электростанции, логистические центры, мосты, оптико-волоконные кабели и прочие объекты инфраструктуры, которые за последние семь лет в Сирии были разрушены или сильно потрепаны.

На фоне крепнущих армейских связей Китай и Иран установили тесные связи в энергетике. В июле 17-го года Иранское правительство присудило контракт стоимостью 4,8 млрд долларов США и длительностью 20 лет на разработку самого крупного в мире месторождения природного газа Парс Южный, консорциуму в составе французской Тоталь, Китайской национальной нефтегазовой корпорации и одной из иранских компаний.

В силу известных отношений с Западом ОПОП для Ирана, а с ним и для Сирии, мог бы стать золотым шансом. Китай же вряд ли откажется от дальнейшего развития отношений с Саудовской Аравией и Израилем, но всегда будет смотреть на Иран, как на неизбежность в деле построения «Одного пояса — одного пути». В Сирии Китай может выступить и заемщиком средств, и восстановителем порушенного войной народного хозяйства.