Сенатор Дархан Калетаев в интервью Sayasat.kz высказал мнение о реформе Конституции.
Когда заработает новая Конституция? Какие общественные настроения выявила политическая реформа? Почему не прошла 26 поправка? Ответы на все эти вопросы в интервью сенатора Дархана Калетаева.
— Дархан Аманович, в ходе дискуссии вокруг конституционной реформы звучали разные мнения. Одни считают, что поправки носят косметический характер. Другие, напротив, придерживаются позиции об их прогрессивности. Вы же считаете, что реформа приведет к повышению политической ответственности и конкуренции. Какова механика этого процесса?
— Понятно, что реформу можно оценивать по-разному. Действительно звучали диаметрально противоположные экспертные оценки. Я же для себя обозначил, что конституционные реформы – это начало пути. У нас был лозунг «сначала экономика, потом политика». Теперь же начинается процесс политики, и мы в начале пути политических реформ.
И то, что глава государства пошел на эту реформу, я еще раз повторюсь, можно по-разному оценивать, но это факт реальных политических реформ.
Как бы высокопарно не звучало, но действительно запущен процесс демократизации.
Почему я говорил о росте политической конкуренции? И если конституционная реформа не приведет сразу к конкуренции, то в любом случае она создает условия для ее появления. Это уже плюс. Не будем говорить о ветвях власти, будем просто говорить о людях, которые там находятся, и мы можем увидеть, кто чего стоит, кто может на себя брать ответственность, а кто не может.
Реформа Конституции: казахстанцы хотят честных судей и порядочных депутатов — эксперты
— Понятно, что нужно время для перенастройки системы управления под новые условия функционирования. А когда, на ваш взгляд, она заработает?
— Я думаю, что поправки реально заработают после парламентских выборов, когда правительство сложит полномочия перед новым мажилисом и будет формироваться новый состав кабинета министров. После парламентских выборов мы в реалиях увидим действие политической реформы. Конечно, отдельные элементы заработают ранее, но в целом, в комплексе, я думаю, что после парламентских выборов.
— Насколько институты и элита готовы к новым стандартам ответственности?
— Профессионалов и квалифицированных людей во власти достаточно, в том числе, как в правительстве, так и в парламенте. С этой точки зрения, готовность, в принципе, присутствует. Но здесь вопрос, сколько не в профессиональной готовности, а, скорее, в личной. Все привыкли, что у нас один центр принятия решений. Поэтому когда принимается решение, все ссылаются на президента.
Все стараются разделить ответственность с ним ответственность или получить одобрительный кивок. Эта практика многих развратила в плане личной ответственности.
Новые же правила «игры» будут хорошим мотиватором для побуждения личной ответственности и естественным фильтром в кадровой политике.
— Не кажется ли вам, что предложение о переименовании, прозвучавшее на совместном заседании парламента перебило конституционную повестку?
— Нет, я бы так не сказал. Это просто еще одно напоминание, что предложение о переименовании было отражено в Декларации 25-летия Независимости. Пользуясь моментом совместного заседания, некоторые наши коллеги решили напомнить об этом. Замечу, предложение о переименовании прозвучало в контексте необходимости конституционного закрепления исторической роли Первого Президента, что и было отображено в принятых поправках. Я поддержал конституционное закрепление исторической роли главы государства, и не скрываю этого.
Поправки в Конституцию направлены в Конституционный совет
Что касается наименования объектов, столицы, страны, этот вопрос, я считаю остается актуальным. А почему бы и нет?! Я еще в 2008 году предлагал переименовать аэропорт именем Нурсултана Назарбаева. Своих позиций не менял и остаюсь последовательным в этом вопросе.
В принципе, переименование — это общепринятая практика.
В мире более ста аэропортов названы в честь видных политиков, государственных деятелей и национальных героев. Эта традиция была заложена еще в 1947 года, когда именем первого мэра был назван первый ньюйорский аэропорт. На сегодня почти половина американских аэропортов носят чье-либо имя. Например, аэропорт Нового Орлеана – Луи Армстронга, второй ньюйорский международный аэропорт – Джонна Кеннеди, международный аэропорт Вашингтона – Рональда Рейгана. Даже есть аэропорт имени Джорджа Буша старшего в Далласе.
Почему сейчас я вспомнил эту тему? Скоро сдается новый терминал столичного аэропорта и, если глава государства согласится, то почему бы не назвать новый аэропорт его именем?
Что же касается переименования города, то давайте обсуждать. Та же дискуссия вокруг конституционной реформы показала, что общество готово это делать. Кто-то говорит, что более 6 тысяч предложений, поступивших в ходе всенародного обсуждения, — это мало. Я не знаю, мало это или много.
Важнее тот факт, что обсуждение показало, что общество нуждается в дискуссиях. Я который раз убеждаюсь, что необходимо дискутировать и делать это цивилизованно. Диалоги между властью и обществом крайне необходимы.
К сожалению, в этом плане власть пока не может нишу нащупать. Да, сегодня действуют разные формы и форматы коммуникаций. В свое время, когда создавался Гражданский альянс, мы ожидали, что он сможет стать дискуссионной площадкой. Но, к сожалению, этого не произошло.
Нигматулин прокомментировал поправки в Конституцию
Сейчас при госорганах работают общественные советы. Но мне кажется, что в их работе пошла некая кампанейщина и местечковость. Могу ошибаться, но в некоторых общественных советах есть элементы лоббирования. То есть, к сожалению, общественные советы также не смогли стать диалоговой площадкой.
В этом контексте, мне кажется надо подумать над тем, чтобы возобновить работу Национального совета при президенте.
— Мое личное мнение, что общественные советы дискредитируют госаппарат, поскольку это параллельная надстройка…
— Общественные советы пытаются стать контролирующими органами, а они не должными быть ими. Они должны быть площадкой для обсуждения. Я не хочу говорить конкретно про кого-либо, но каждый деятель, который входит в совет, начинает с предложения – «а давайте этого проверим».
Ребята, общественный совет создан не для того, чтобы проверять. Проверяющих органов достаточно. Общественный совет для диалога и предложений.
— Любая дискуссия и обсуждение – это своего рода социология, которая позволяет провести срез мнений и выявить определённые настроения. С этой точки зрения, на ваш взгляд, какие выводы можно сделать по итогам обсуждения конституционной реформы?
— Однозначно вырос уровень политической культуры, возросла гражданская активность. Для развития общества это очень хорошо. Но для власти это сигнал, что она недорабатывает.
Теперь власть должна перевести гражданскую активность на диалоговые площадки, и делать это нужно безотлагательно. Чтобы гражданская активность не перешла на улицы, а проходила в формате конструктивного диалога. Надо слышать общество.
Например, на прошлой неделе я предложил повысить возрастной ценз для молодых семей, участвующих в государственных жилищных программах. Почему действующий ограничитель составляет 29 лет, а не 35 лет? У нас сейчас тенденция поздних браков, люди думают, прежде чем жениться. Молодой человек только успевает жениться, а ему уже 29 лет.
Таким образом целый пласт людей уже автоматически не проходят по категории «молодая семья». Давайте расширим эти границы, сделаем их больше. Семьям, которые находятся более трех лет в браке и имеют одного ребенка, давайте снимем ограничение с 35 до 39 лет. Это простые и элементарные шаги, но целый пласт людей получает надежду. То есть власть идет к ним навстречу. И нужно идти не постфактум, а действовать на опережение.
— Дискуссия вокруг конституционной реформы закрепила тренд, что общество не готово к частной собственности на землю. Нет ли в этом противостояние между традиционализмом и модернизацией?
Я такого противостояния не увидел. Сработала национальная ментальность. Надо честно сказать – во многом кто возмущался, это казахи. У казахов ментально земля считается сакральной ценностью, а не экономической категорией.
Записал Бауржан Толегенов