«Привет! Я смертельно болен, но вы не бойтесь!»

Светлана работает на «Скорой» и спасает людей. И надеется, что кто-то спасет ее сына.

Ее 8-летний сын Рома к своим болезням относится достаточно прагматично — насколько это слово применимо к ребенку. Взрослых, интересующихся его состоянием, он встречает заготовленной фразой и потому звучащей даже немного хладнокровно:

— Не бойтесь, я вас не заражу. Я болею двумя смертельными заболеваниями: рак и гепатит С. Я буду жить, потому что мне столько хороших слов говорят, что я обязательно выздоровею.

А все слезы и ком в горле в этот момент у его мамы, Светланы Высочкиной. Она работает фельдшером «Скорой помощи» и буквально каждый день спасает людей. Это ее работа, делая которую она всегда возвращается к одной мысли: «А кто спасет моего сына?»

Мы провели со Светланой один день — от начала до конца. Чтобы увидеть все, что заполняет эти две точки в ее жизни: помощь другим людям и надежду на спасение своего ребенка.

Рабочий режим спасения

Увидев нас, Cветлана ведет по коридору родной подстанции скорой помощи (подстанция №4). Идет энергичным шагом — сегодня надо провести занятия по аппаратуре. А по дороге успеть со всеми поздороваться:

— У нас на работе дружеская обстановка. Вместе работаем, вместе празднуем, сообща решаем профессиональные и личные задачи. У меня в основном молодежь из южных регионов. Открытые и чистые ребята.

— Так! Фельдшеры и санитары, кто свободен, идите в конференц зал, — быстро командует Светлана. — Будем повторять.

— Это аппарат «Медумат» для искусственной вентиляции легких и оксигенотерапии, — начинает она занятие. — Шикарный аппарат в работе, да еще легкий. Когда я выезжала с бригадой, у нас был «портативный» аппарат весом 16 кг, ящик с двумя баллонами кислорода. Но если было необходимо, мы все равно забегали с ним к больному на любой этаж.

Светлана объясняет правила оказания услуг при переломах и травмах и попутно успевает давать нам разъяснения:

— Несмотря на диплом фельдшера, некоторые специально для старта карьеры выбирают позицию ниже, чтобы пройти практику. Например, Ислам закончил медицинский колледж и пойдет на санитара-помощника. Человек с улицы не может работать на «Скорой помощи».

Некоторые, поработав, сбегают в обычный стационар. Не каждый может видеть так часто смерть и страдания

А кто-то почувствует работу душой — дальше такие выучиваются на врачей и возвращаются к нам.

— Наши бригады оснащены самой новейшей аппаратурой. Любая машина скорой помощи, как стационар и реанимация на колесах. Сейчас можно снять ЭКГ на планшете, отправить кардиограмму в кардио-центр, а тебе возвращается смс с диагнозом. В плане техники мы обеспечены всем, есть все препараты. Можем оказать любую помощь и приехать в течение нескольких минут. Знаете, почему погибла принцесса Диана? Потому что машина скорой помощи ехала к ней 40 минут. За такое время мы бы спасли ее несколько раз, — уверена Светлана.

Не огорчайте «скорую»!

— Единственное, что порой огорчает — на дороге не все пропускают

По законодательству, машина с красным маячком имеет право проехать на красный светофор, предварительно убедившись, что никто не мешает проезду. Но дороги чаще всего несвободны. Наша основная цель — экстренная и качественная помощь, от этого зависит жизнь человека. Вообще, я старалась не включать красный маячок, так как создается аварийная ситуация, это тоже увеличивает психологическую нагрузку на нас.

В прошлом году у нас был случай, машина въехала в детсад. Представляете, какое у нас было моральное напряжение? Мы все были как на иголках. Когда еще идут дубли от диспетчера: поторопитесь, поторопитесь, пострадало много детей! У всех есть дети, мы летели на всех скоростях. Сразу три машины вышли с нашей подстанции, и еще с других подстанций больше десяти машин. Большой резонанс вызвал момент, когда не пропустили бригаду. А вообще, такое часто происходит.

От сознательности человека на дороге зависит чья-то жизнь

Поддержка пациентов

Камера случайно ловит минутное состояние Светланы. Она задумчиво говорит:

— Случай с детсадом был очень тяжелый. У меня сын Ромка заболел лейкозом. Теперь, когда я вижу, как маленькие пациенты плачут, у меня тоже слезы льются. Когда выезжаешь на вызов, можно увидеть случаи намного хуже. Там в больнице моему ребенку помогают, а другому ребенку не смогли помочь. После болезни сына в моем понимании много изменилось. Сколько выезжала на вызовы, которые заканчиваются смертями, я не видела смерти. Думаю, что смерть – это не конечная станция. И все-таки самое страшное — это пережить своего ребенка.

Благодаря моим пациентам, которые во мне нуждаются, и моему прекрасному коллективу я прошла три года борьбы

Стала вообще всем людям отдавать больше теплоты и поддержки. Научилась воспринимать чужое горе, как свое. И раньше не позволяла себе на вызове повысить голос или обидеться, что «скорую» вызвали из-за какой-то ерунды. Рассказать, на что вызывали? Смех и грех. Но вызвали, значит человеку не хватает человека. Какая разница, что сделаешь — укол поставишь или просто с человеком поговоришь. Это тоже часть работы скорой помощи.

Встреча с начальством

Светлана вдруг спохватывается:

— Пойдемте! Есть немного времени, я вас познакомлю со своим руководителем. Один из редких людей, с советской школой, работает на одном и том же месте всю жизнь. И работает добросовестно и честно.

Мы заходим к Сергею Степановичу и он начинает нахваливать Светлану:

— Работает на подстанции с 14 ноября 1996 года. Пришла рядовым сотрудником, с 2007 года занимает должность старшего фельдшера. Очень хороший работник, подготовила 40 человек, всегда доброжелательно относится к своим коллегам.

— Только по-честному: за что вы ее в последний раз ругали?

— Когда ругал? — удивленно спрашивает заведующий Сергей Степанович.

— Сергей Cтепанович вообще не умеет ругаться, — смеется Светлана. — Добрейшей души человек, со своими проблемами я иду к нему. Он один из первых, кто узнал о моем Ромке.

История болезни сына

— Ничего не предвещало, что Рома может так серьезно заболеть. Мальчик активный, с хорошим аппетитом, кроме своих игр успевает заниматься с репетиторами по английскому и казахскому. Два первых класса закончил на «отлично». Занимал призовые места на школьных олимпиадах. Однажды у Ромы заболела рука, я отвезла его в первую детскую больницу. Обследование показало у него низкий гемоглобин. Рому перевезли во вторую детскую больницу, там взяли пункцию костного мозга. Так, случайно выявили у Ромы лимфобластный лейкоз — рак крови.

При этих словах мы замираем, но Светлана продолжает:

У меня на работе выработалась привычка: в стрессовой ситуации я абсолютно спокойна. Чувства отключаются. Диагноз сыну определили, я поняла: теперь надо действовать. Как раз отец Ромки, мой бывший муж, был рядом. Я спрашиваю у него: «Кто с Ромкой ляжет в больницу? Кто за Екатериной, младшей дочкой, будет ухаживать?» Он говорит: «Я буду с сыном». Через два дня Рому госпитализировали в Институт педиатрии в отделение онкогематологии. Я думала, что главное пройти этот участок, потом все будет нормально.

Два смертельных диагноза

В октябре 2013 года Ромке был поставлен диагноз «лейкоз». А через несколько месяцев — «гепатит С». После окончания всех курсов химиотерапии и лучевой терапии начались осложнения на сердце. Поставили дополнительные диагнозы — «кардиомегалия» и «токсический гепатит». Рома не мог пройти и десяти шагов, начинал задыхаться, по ночам появились боли в костях, он плакал и стонал.

— Благодаря помощи меценатов и волонтеров я увезла Рому на обследование в Индию. За полтора года мы прошли 7 курсов поддерживающей терапии, получили лечение у кардиолога, неврапатолога, ортопеда, стоматолога. Его, как терминатора, восстанавливали по частям. Появились улучшения. Но гепатит С нельзя было лечить, так как сохранялась опасность рецидива лейкоза. Появилась опасность, что мой ребенок вновь пойдет по тяжелому пути химиотерапии… Мы получили рекомендации начать лечение гепатита С с ноября 2016 года.

Новые болезни и новые надежды

В мае 2016 года по результатам фибросканирования Роме выставили еще один диагноз — «фиброз печени». В последующем может развиться цирроз.

— Мы успешно прошли курс поддерживающей терапии по лейкозу, но печеночные показатели постоянно превышают норму в несколько десятков раз. Из-за этого у Ромы ухудшается состояние, постоянная сонливость, стала ухудшаться память, страдает аппетит, потому что у него высокая вирусная нагрузка и стремительно развивается фиброз печени.

— Я закидывала его выписки и документы в разные клиники Германии, Швейцарии, Австрии, Южной Кореи. Приходили баснословные счета в 200 тысяч евро. Некоторые ответы просто пугали — нет гарантии, что не будет рецидива, сразу закладывали в счет блок химии и пересадку костного мозга. Самым обнадеживающим оказался ответ турецкой клиники » Аджибадем Атакент Стамбул» — там можно пройти курс лечения наиболее безопасными препаратами на фоне лейкоза.

Стоимость всего лечения с проживанием и перелетом — 73 тысячи долларов, которые мне самой не заработать

Нельзя сдаваться

— Три года прошли на одной ноте, никаких эмоций. Иногда мне хочется уснуть, проснуться и сказать, что это был дурной сон. Я не знала, что именно мне делать, как правильно его лечить, нужно ли это, важно ли. Мы обычно знаем только то, что проходим сами. Но я знала одно: нельзя сдаваться. Мне приходилось кому-то что-то объяснять, говорить, убеждать. Мои эмоции как будто умерли. Я пахала как лошадь, еще нужно было возить передачи в больницу. Екатерину надо было куда-то девать, решать хозяйственные проблемы — то отопление прорвет, то печка дымит. У меня не было времени на депрессию. Потом Рому стали периодически выписывать.

За десять дней, что Рома находился дома, нужно было его быстренько откормить,

сдать анализы.

«Я знаю, сколько стоит моя жизнь»

— У меня родственников мало, а после того как Рома заболел, вообще не осталось. Но я не была одна, мне чужие люди помогают, я только благодарю Бога. Присылают сообщения волонтеры: «Я вашего сына очень люблю, хотя еще и не видела. Как вы себя чувствуете?» После этого так тепло на душе.

Рома знает, что его жизнь стоит денег. Волонтеры приносят подарки, игрушки, сладости, он принимает и все записывает.

— Однажды приходит и говорит: «У одной тетеньки муж умер от рака. Сколько у нее было денег, все подарила мне и другим детям». И протягивает мне 10 тысяч. «Теперь ты, мама, два дня можешь ко мне не приезжать. Папа мне купит еды». Он знал, что мне будет легче.

— По-настоящему плохо стало в апреле этого года, когда мы готовились к Наурызу. Целый день провела на ногах, закупали продукты, готовила. Приехала вечером домой, снимаю куртку, а на руках красные полосы. Чувствую — теряю сознание. В голове крутится мысль, что это анафилактический шок. Реанимация прилетела за четыре минуты. Как-то я продержалась, не хотела напугать детей. Мне влили «валокордин», «преднизолон» и спрашивают: «Вы случайно не переутомились?» Я смеюсь: «Есть немного, за последние 3 года-то». Оказалось, у меня не аллергия, а истерика, или паническая атака. После этого случая начались проблемы с сердцебиением, чувство страха смерти, головокружение. Пошла обследоваться — перенесла две пневмонии на ногах. Думала, что я семижильная, оказалось не так. Стала больше уделять внимание своему здоровью и душевному состоянию.

Родителям онкобольных детей тоже нужна помощь

— Нужен центр для родителей, имеющих онкобольных детей. Обычно волонтеры и спонсоры делают все для детей, но необходима забота и о мамах. Ту же маму увезти из Института онкологии в парикмахерскую и отвлечь на некоторое время. Иногда необходимо отдыхать от ребенка, чтобы помочь ему со свежими силами. Это как инструкции по технике безопасности в полетах: вначале надень маску на себя, потом на ребенка.

Меня спасали мои подруги. Подруга-косметолог каждые две недели звонила и приказным тоном говорила: «Ну-ка, быстро заехала на макияж и прическу»

— Я ведь работающая мама и должна соответствовать своему месту. Должна своим видом показывать, что не надо меня жалеть.

Жалость мне не нужна

Когда мамы попадают в подобную ситуацию, запираются вместе с больным ребенком в четырех стенах и пишут: «Не хватает денег на лекарства», «Подарите мне козу». Таким я говорю: «Чего ты сидишь дома? Ребенку уже десять лет, выходи на работу, найми нянечку! Только не сиди дома». От этого дуреешь, постоянная боль, нехватка денег. Работающая мама намного лучше, чем мама, которая сидит рядом с больным ребенком и просит о помощи других. Моего ребенка лечат, но если бы не было хорошего питания, здоровой обстановки в доме, своевременных анализов, то и Ромки бы не было.

Режим для всей семьи

У Светланы есть дочка — умница Катя. Из-за болезни брата она как будто в тени. Но только не для мамы.

— Кате меньше всего внимания в этот период доставалось. Она понимала, что Ромка должен есть больше и вкуснее. Она многое не видела из того, что я ему увозила. Сама догадывалась и все понимала. Она видела больше моих слез и получала меньше материнской любви. Из-за него Катюша не ходила в детсад. Во-первых, материально я не могу это ей обеспечить. Во-вторых, у нас стерильность дома. Для Ромки даже простая ветрянка может стать ударом.

Казахская кухня против рака

— Для  ребенка с онкологией по питанию лучше казахской кухни не найти, — делится своими открытиями Светлана. — Это казы, карта, жент, иримшик, айран. Когда Ромка выписался после лучевой терапии, у него были истерики и плохой аппетит. Я продержалась две недели и серьезно с ним поговорила: «Скакать перед тобой не буду и больше не рассказывай мне про свои болячки. Ешь то, что есть. Ты здоровый и будешь здоровым. Ты уже взрослый мальчик и отвечаешь за свою сестренку, за себя и дом. А я отвечаю за всех вас». Теперь на Роме все домашние хлопоты.

Мечта о школе

В этом учебном году Рома не ходил в школу, его грамоты просто висят у него в комнате. Рома берет их и мечтает, что будет учиться.

— Я рассчитывала, что пройдет действие химиотерапии и все наладится, но стало только хуже. После того как стали повышаться печеночные показатели, он ничего не запоминает, его организм травит сам себя. Я очень надеялась,что у нас есть еще время, но как оказалось, его осталось очень мало.

— Однажды в церкви батюшка, поговорив со мной, сказал, что я пустая.

Я и сама чувствую, как будто кусок мяса вырвали из моей груди и это пустота ноет. Чем успокоить ее, я не знаю. Наверное, это просто хроническая усталость. И постоянное чувство страха потерять собственного ребенка.

— За эти три года борьбы мой сын повзрослел. Когда у него интересуются, чем он болеет, он как взрослый объясняет: «Не бойтесь, я вас не заражу. Я болею двумя смертельными заболеваниями: рак и гепатит С. Я буду жить, потому что мне столько хороших слов говорят, что я обязательно выздоровею».

Фотографии Владимира Третьякова