Я узнала его сразу. Ещё в ремзале. Массивный подбородок, рыжеватая щетина и родинка под губой. Такой вот мужчинский мужчина. Мачо. Теперь на каталке, глаза закрыты, беспомощный.
Недели три назад, вымотанная после дежурства, переходя дорогу, не заметила машину на повороте. Она пролетела мимо в опасной близости, водитель резко затормозил, выскочил из кабины и подбежал ко мне.
— Ты чо, сука, смотри, куда ты, *ля, прешь!
— Извините, я вас не заметила…
— Не заметила! Шары раскрой, *ля. Машина не трахает, она давит, уразумела? Кар-рова!
Я внимательно смотрела на его лицо, в глаза, выбеленные ненавистью, на перекошенный в крике рот, в уголку которого запеклась слюнка, и не понимала, откуда столько злобы? Но «корова» сильно задела, удивление сменилось злостью и обидой.
И вот он лежит на каталке.
Спрашиваю сестру:
— После операции? К нам на пробуждение?
— Нет, постоянка. 34 года. ДТП. Частичная резекция тонкого кишечника, селезенки, ампутация левой стопы и левой кисти, ЗЧМТ, кровопотеря около одного литра…
О Господи…
Обида уступает жалости и стыду. Помню, как несколько дней вспоминала его и желала ему самого плохого. И всё же хорошо, что я дежурный врач, а не палатный, который будет его вести каждый день…
У моего обидчика всё заживало неплохо, но лишь перевели его в отделение, он стал вновь и вновь возвращаться к нам в реанимацию,
да ещё и с симптомами обезвоживания. Парень не ел, не пил, не двигался, не разговаривал, налицо были все признаки глубокой депрессии. Дней через десять началась застойная пневмония, состояние ухудшалось, он буквально таял. Один из вызовов пришелся и на меня, мне пришлось его откачивать. В очередное дежурство заступаю на смену, принимаю больных — снова он в нашем отделении! И меня как прорвало:
— Слушай, парень, ты что здесь опять делаешь? Ты давай прекращай уже к нам возвращаться, начинай уже есть, не лежи бревном, двигайся! Ты занимаешь койку, чье-то место, мы вместо тебя могли бы спасти пятерых за сутки, а не возиться с твоей депрессией!
И тут он вдруг тихонько, тяжело переводя дух… запел!
«Ты сделана из огня, ты соткана из цветов, ты создана для меня из самых светлых снов, ты спрятана за дождем, украдена темнотой…»
Я присела рядом с его изголовьем. Сначала не знала, что сказать. Потом предложила: «Давай я тебя покормлю. И вообще, мне тоже нравится эта песня. Слушай, потеря стопы и кисти это, конечно, говно. Но сейчас можно заказать очень хорошие протезы, тем более, тебе повезло, только стопа и кисть. Ты быстро привыкнешь! Сиди на постели по минуте каждый час, дыши глубже, начни уже есть и не кисни, ради бога! Я тебя видеть здесь больше не хочу, понял?»
— А я хочу. Видеть тебя. Каждый день. Эта песня про тебя. Ты мне так сильно нравишься. Я, конечно, понимаю, что тебе калека нафиг не нужен, и мне так жаль, что мы не встретились раньше. Я бы мимо такой красавицы не прошел…
-Точно? А может мы встречались раньше? Ну, напрягись!
— Нет, что ты. Я бы такие глаза не забыл…
Он накрыл своей горячей ладонью мои пальцы.
Я с удивлением смотрела на его лицо, в его глаза, полные нежности, которые месяц назад источали ненависть. Губы, щетина, родинка – всё то же. Да и я та же
Мне стало душно, я резко вырвала руку.
— Сегодня вечером я переведу вас в отделение, готовьтесь.
Поднялась и вышла в коридор:
-Гульнур, что там с плазмой? Разморозилась? И где история больного с изолятора?
Дежурство продолжилось.
Как врач-реаниматолог больного в ад отправил, а потом из рук сатаны спас