Казахстанское кино все еще привязано к политическому режиму — эксперт

Казахстанское кино слишком сильно оглядывается на политику, убеждена драматург Зауреш Ергалиева. А время-то сейчас позволяет ого-го сколько! 

— Какую эпоху сейчас переживает казахстанское кино?

— Сейчас эпоха – снимай не хочу. Эпоха – снимай не могу. И даже очень. Потому что есть разница, которая бросается в глаза. Раньше, когда мы снимали, у нас были площадки на фабриках, заводах, в детских садах, школах. Потом были года, когда съемочная площадка была в моргах, сумасшедших домах, возле свалок и в других замечательных местах. Сейчас третий этап. Он совмещает красивые места с некрасивыми. Я думаю, что естественно – я вернулся со свободы весь в синяках.

Единственная разница, которая бросается в глаза, политические режимы сменились. А кинематограф как был привязан к идеологии, так и остался

Есть еще скрытая разница, которая может броситься в глаза вам и мне. Но даже не самому видимому наблюдателю. Сейчас можно говорить все слова.

— Так уж и можно?

— К сожалению. И довольно часто.

Можно грамотные хорошие слова так произнести, что у любого учителя русского или казахского языка падает настроение. Понижение культуры — 100%

Из скрытых разниц. Раньше, чтобы режиссер участвовал в написании сценария, нужно была особенная ситуация, личный материал или он должен был быть писателем, у которого уже вышли книги.

— Должен быть Леонид Гайдай или Эльдар Рязанов.

— Раньше было две профессии. Сценарист, кинодраматург – это одна профессия. Режиссура – это другая. Сегодня…

— Они слились.

— Более, чем слились. Они слились в одно существо. Сейчас представить, что режиссер, у которого чудесный материал, идет как раньше искать сценариста, который его материал превратит в драматургию, это уникальный случай. Покажите мне его. Я туда отдельный торт отнесу. Нет такого. Режиссер сам себе пишет, сам себе снимает. И только профессиональному драматургу видно, что ремесленными вещами не воспользовались. Потому что, на мой взгляд и на взгляд другого нормального киношника, это две разные профессии. Драматургия, кинодраматургия, театральная драматургия – это одно. Режиссура – это другое.

— Зауреш Абдешевна, знаю, что вы начинали свою деятельность на Одесской киностудии. Когда там жил и творил Станислав Говорухин, Георгий Юнгвальд-Хилькевич, как бы мы к ним сегодня ни относились. Вам сегодня есть за что себе позавидовать, этот факт был у вас в биографии, у меня его нет.

— Мне даже трудно сейчас убрать сияние с лица, настолько это был чудесный период. Дело даже не в самой Одессе, которая тогда была лучше, чем сейчас. И не подумайте, что это возрастное. Говорить просто так считалось дурным тоном. Любая встреча знакомых и незнакомых людей – это пинг-понг острот. А что говорить о киностудии, где к Говорухину приезжал Высоцкий, к Высоцкому приезжала из Парижа Марина Влади. Знаете, эгоизм и глупость молодости в том, что она не ценит того, что происходит. Здесь Розовский ходит, там Марк Захаров, Хилькевича все звали Юрой. Все как само собой разумеющееся. Сейчас я более спокойно на это смотрю. Все замечательно. Это был период, когда Кире Муратовой отказали в профессии. Она сняла два фильма, в которых было так мало отражения жизни, и она не снимала. Видишь, как тот или этот снимают, и ходит замечательная Муратова, которой нельзя снимать. Все это накладывало особую интонацию, потому что Одесса такой же жизнерадостный город, как и драматический. И для меня некоторые профессиональные вещи там были очень важны. Мне говорили: «Вот как ты остришь. Это мы тебя в Одессе выучили, привезли, как Медею, к Эгейскому морю. Я должна была возразить и сказать, что я сама приехала, я из рода аргын, у нас все острят. Были смешные случаи, когда на площадке подходит один из массовки и говорит: «Какая у вас большая должность! Заведующая режиссером». Я отвечаю: «Как заведующая режиссером! Я только что за артистом ботинки принесла». Он говорит, так это помреж, а не завреж. А я ему: меня зовут Зауреш.

— Отлично!

— Не разрешала себя иначе называть. Мне говорили: «Давай мы тебя будем называть Зина или Зоя». Я говорю: «Не Зоя и не Зина. Повтори 3-4 раза: Зауреш».Так я получила огромную должность заведующего режиссерами.

— Как звучит – заведующая режиссерами. Заведующая Говорухиным, заведующая Высоцким.

— А я бегу за ними: идите на площадку.

— Если сравнить Одесскую киностудию тех лет с «Казахфильмом» тех лет, то уровень там был даже тогда. Чтобы не обидеть нашу киностудию, но она все равно была провинциальная.

— Вы знаете, Одесская киностудия как бы знала все. Там все знали, что к чему: относительно режима, относительно личностных фигур в политике. Она считалась политически важной. Обычно я платила массовке 3000, а там 4000. Все снималось в Карпатах, песни практически венгерские, все было интересно, но все знали, что к чему, все как-то верили, все было честно.

Мне страшно сказать слово «лицемерие», потому что жить нужно всем.

— Искренне верили в советскую власть.

— В некоторых фильмах – да. Но были бытовые мелочи. Например, на Одесских худсоветах 15 актеров на одну роль. Естественно, 14 актерам ты говоришь, что этот плохо умирает, а тот плохо влюбляется. Ругаешься на чем свет стоит и выбираешь одного. На Одесской киностудии после худсовета ни один актер не знал, что о нем говорили. На казахской киностудии я 13 отругала, одного похвалила, еще худсовет не закончился, еще двери не открыли, еще никто не вышел, я выхожу – 13 актеров со мной не здороваются. Как это проникало, как узнавалось и передавалось – для меня до сих пор тайна. Это первая разница, которая мне бросилась в глаза. В Одессе за одного актера, за другого могли ругаться как угодно, вспоминая, что было при партизанах. Но за дверь худсовета профессионально ничего не выходило. На казахской киностудии тех лет была какая-то смазка между собой. Помню один анекдотический случай, когда киностудию отправляют в воскресенье в колхоз «Горный гигант» собирать яблоки. Для меня вставать рано – это большое испытание. Я опоздала на автобус, все уехали, стоит замдиректора киностудии, тоже опоздал и говорит: «Пойдем по домам». А потом представили, что там все сейчас одеты, как на даче – в старых штанах, старых кроссовках. И во время обеда все вытащат, кто что принес, сядут на одеяло и будут петь. Замдиректора говорит: «Я поеду за ними на такси». И мы поехали на такси за автобусом в «Горный гигант» собирать яблоки. Потому что наши были там.

— Ощущение – мы.

— Да. Собирать яблоки. А потом вытащить вкусненькое. У меня тоже был термос и вкусненькое. Я знала, что кто-то принесет пирожки, а кто-то сало, казы. Было ощущение семьи. Сложно иметь семью, когда в ней 4000 человек. И тем не менее это была семья. Это вам скажет каждый, кто еще жив.

— Вы так вкусно рассказываете о прошлом. Мне не очень хочется окунать вас в настоящее. И тем не менее. У вас большой опыт в написании, в том числе сериалов. «Перекресток», «Саранча».

— «Тайны семьи».

— «Нархоз», «Асель, друзья и подруги».

— «Ұзақ жол».

— Зауреш Абдешевна, сейчас многие поднимают вопрос кризиса идей, в том числе и в телесериалах. У нас по сути осталось два жанра – молодежная комедия и мелодрама, сюжет примерно один и тот же. Молодая бедная девушка влюбляется в богатого сынка. Его родители против — душат ее всячески. Но она, как настоящая золушка, находит свое счастье. Известный во всем мире мотив. Но мир не стоит на месте. А мы как взяли моду у латиноамериканских сериалов 1970-1980-х, так никак не можем из нее выбраться. Мы так и останемся с этим или нужно просто подождать?

— Не нужно ждать. Надо ругаться.

— Надо ругаться. Недавно был разговор за круглым столом. Даже выпуск самых простых сериалов не отбивает деньги. Так может не отбивать на хороших сериалах?

— Костя, вы задели мою самую больную мозоль на сегодняшний день. Поэтому я и говорю – ругаться!

— Я согласен. Имеет ли это смысл?

— По идее, это слово нужно заменить словом «учиться». Мне повезло. У меня 6 месяцев англичане, у которых рука набита на сериалах, мы смотрим качественные английские сериалы и про Шерлока Холмса, и «Аббатство Даунтона», и про этого господина с его слугой. Знаменитые английские сериалы не перечислить. Там совершенно разные темы. Учителя приехали и спросили – на какие темы мы бы хотели снимать у себя сериалы. Все говорили, что попало, и я в том числе. И нам по полочкам объяснили, про что можно, про что нельзя снимать и как. Просто из учащихся сейчас в Алматы 3 человека, и они в таком же нежном возрасте, как я сейчас. Учиться надо. Приходите – я вам расскажу, в чем дело. Темы повторяющиеся.

— Очень маленький разброс тем.

— И это в стране, где совершенно по-разному живут совсем разные люди. Я бы сказала, что это скованность и страх с оглядкой, что можно, а чего нельзя. Нет исторических костюмных сериалов. И это в стране с такой территорией. И не уйти в историю и не похвалиться этим…

— Ну, мучаемся уже с Казахским ханством.

— Потому что сразу был взят не тот формат. Сериал не требует большой достоверности. Можно пойти в музей или библиотеку. А еще режиссер диктует, а должен сценарист диктовать. Потому что режиссеру важна картинка, психология персонажа, а сценаристу это абсолютно не важно. Ему важно, чтобы была интрига и характер персонажа он делал внешними вещами. Нельзя говорить задачу актера – иди, злодей, по улице. Сценарист должен сделать это материально. Например, окурок бросил в коляску с ребенком. Сценарист и его работа для режиссера отходят на второй план, потому что он пишет экран, у него богатое содержание. Почему Джонни Депп, надоевший всем, настолько популярен и прошел через столько картин? Потому что он внешне правильно сделан. Мало того, что нога деревянная, еще и глаз прикрыт, у него еще и попугай, который орет: «Пиастры!».

— Прекрасно!

— Обязанность сценариста – придумывать, потому что это другая профессия.

Ты должен внешними вещами делать интригу, от которой у зрителя дрожат руки, когда он включает телевизор. Частично это есть в турецких сериалах.

И вместо того, чтобы все время перечитывать Золушку… По статистике, до любви идет Золушка. Человек должен состояться, это важнее, чем любовь. По статистике, Золушка – сюжет первый. Дальше идет Гамлет – месть. И только на третьем месте – любовь – треугольник.

— Замечательно!

— Такая богатая жизнь у этой страны. Такая богатая история. И вот опять в директора банка влюбилась уборщица. От просмотра наших сериалов мой диван просто уже проломился.

— Зауреш Абдешевна, все-таки есть ли что-то новое, что нарождается в нашем сценарном деле, в режиссуре? Мы здесь уже говорили о партизанском кино, которое уже игнорирует эти законы, которое острые социальные вещи говорит очень красиво, иносказательно, но в лоб. Оно наступает на болезненные раны нашего общества, поэтому его так ругают. Может ли это стать массовым?

— Еще долго нет. Вы знаете, есть такая книга, в которой все написано. Моисею нужно еще 40 лет водить нас туда и сюда.

— А мы вообще вышли в путь?

— Вышли. Это 100%. С этим я всех поздравляю!

— А как давно вышли? Может вчера?

— Нет. Трудно было выходить. История казахов – тяжелая. История казахстанцев – нелегкая. Земля настрадалась, люди напуганы. Это пройдет. Я вообще на днях жду большого расцвета.

— Ну, что же, дорогие друзья! Такой прогноз от такого великого профессионала, как Зауреш Ергалиева, дает нам право надеяться, что этот расцвет мы скоро с вами застанем. Спасибо!

Видеоверсию смотрите здесь