Учитывал ли Владимир Путин суннитско-шиитский конфликт, когда решил ввести войска в Сирию? У местных арабских лидеров свои сценарии борьбы с «Исламским государством» — знает ли их Россия?
Продолжение. Читайте также:
Во что вмешалась Россия, когда ввела войска в Сирию? Часть 1
Во что вмешалась Россия, когда ввела войска в Сирию? Часть 2
Теоретически, с захватом земель Ирака ИГИЛ, который переименовался просто в «Исламское государство» (ИГ), становился весьма серьезной силой, способной собрать сотни тысяч бойцов, содержать их и бросить вызов соседним государствам. Причем не только шиитским, но и суннитским тоже. Потому что с точки зрения самых радикальных движений, выступающих за возврат к ценностям первоначальной исламской общины, все государства в исламском мире находятся в состоянии джахилийи (неверия). Так называли арабский мир до времен пророка Мухаммеда. Соответственно, против них можно вести борьбу.
Однако характерно, что в Ираке ИГ боролось против шиитов, курдов, курдов-езидов и христиан. Но если ситуацию с шиитами, езидами и христианами еще как-то можно объяснить, то борьба против курдов, тоже суннитов, выглядела в первую очередь как отражение местных межиракских противоречий. Особенно когда ИГ и курды вели борьбу за Киркук, Мосул и северные нефтяные месторождения.
Это напоминало старые противоречия в этом районе, которые существовали между арабами и курдами. При Саддаме государство активно переселяло арабов на север, стремясь изменить демографическую ситуацию в районе Мосула и Киркука. После свержения Саддама курды и арабы продолжили выяснение отношений, которые удавалось более или менее держать в рамках, пока были американцы и действовали договоренности в рамках иракского государства.
После появления «Исламского государства» главный фронт у этой организации находился именно на линии противостояния с курдами. Он имел большее значение, чем даже фронт с иракскими шиитами. Характерно, что несмотря на мобилизацию шиитских ополченцев и помощь из Ирана, официальный Багдад добился весьма незначительных успехов против ИГ. При этом при описании каждого локального успеха иракской армии под Тикритом или Рамади обязательно указывалось, что он достигнут при помощи тех или иных местных суннитских племен. Создается четкое ощущение, что
иракские шииты отдают себе отчет, что воюют именно против суннитов и избегают заходить на территории, борьба за которые может быть слишком тяжелой
Еще одно интересное обстоятельство связано с тем, что несмотря на контроль обширных районов Ирака с их людскими и военными ресурсами, мощь ИГ на сирийском фронте не слишком увеличилась. Да, армия Асада в 2015 году потеряла район Пальмиры, ее теснят в северной Латакии, где проживают сирийские туркмены. Но в целом главные опорные пункты Асад сохранил, включая базу в Дейр-аз-Зоре на Евфрате. Кроме того, в Сирии у Асада по-прежнему очень много противников, и ИГ здесь не самая главная организация. Хотя вполне возможно, что иракские бойцы могли бы усилить сирийскую часть ИГ и помочь ей в борьбе не только против Асада, но и против соперников из сирийской оппозиции.
Так что в целом ситуация с ИГ весьма неоднозначная. Конечно, на контролируемой этой организацией территории много радикальных исламистов из самых разных стран. Многие из них прибыли в Сирию ради борьбы за халифат. Но в то же время
здесь находится много местных групп, у которых есть свои интересы, и они гораздо более приземленные, чем борьба за халифат
Они борются за землю, за нефть, за позицию в иракском государстве, за деньги наконец. Но общим для них является то, что они борются против шиитов.
То есть мы имеем несколько уровней глобального шиито-суннитского противостояния. Есть уровень межгосударственных отношений, где у суннитских и шиитских государств существует взаимное недоверие друг к другу. Есть уровень борьбы за влияние в отдельных странах, отсюда поддержка теми или иными шиитскими государствами противоборствующих сторон в Йемене, Сирии и Бахрейне. И есть уровень, на котором воюет ИГ.
Очевидно, что на своем уровне «Исламское государство» выступает против режима Асада и влияния Ирана. Характерно, что самим фактом своего образования экстремистская группировка фактически перерезала теоретически возможное сухопутное сообщение Ирана и Сирии через Ирак. Интересно еще, что в Ираке с запада и юго-запада ИГ через пустыню соседствует с Саудовской Аравией и Иорданией. С последними у него нет особых проблем. По крайней мере, их никогда не было у суннитских племен, которые здесь традиционно проживают.
Конечно, ИГ – это крайне радикальная и весьма зловещая организация, на верность которой присягнули многие исламистские группировки от Нигерии до Афганистана. Сегодня ИГ – это знамя радикального ислама. Но можно ли представить, что «Исламское государство» – это централизованная структура с четко определенной идеологией и системой управления практикой террора по всему миру? То есть нечто вроде зловещих организаций из фильмов про Джеймса Бонда? Напомним, что ИГ фактически потеснила «Аль-Каиду» из числа главных претендентов на такую роль во всемирном исламистском радикальном движении.
Может быть, да, а может быть, и нет. Гораздо логичнее представить, что ИГ – это что-то вроде зонтичного бренда, под которым собрались самые разные люди и организации. Здесь есть и радикальные романтики из Европы, и боевики из нигерийской «Боко Харам», исламисты из Афганистана, Сирии и других мест. Бренд ИГ стал широко популярен. У организации есть территория с крупными городами, она проводит акции в Европе, против нее воюет целый ряд государств – от США, России и Турции до Саудовской Аравии и Иордании. Поэтому заявления самых разных радикалов о своей принадлежности к ИГ – это масштабно.
Но есть ли некий центр управления ИГ? Вот это большой вопрос. Скорее можно предположить, что
сама идея «Исламского государства», кто бы ее ни придумал, легла на благодатную почву
На теоретически весьма обширной мусульманской улице много недовольных, и в первую очередь доминированием Запада. Многие также недовольны политическими режимами своих стран. Причем причины недовольства носят как глобальный, так и локальный характер.
Например, кто-то недоволен господством в государстве шиитов-алавитов, как в Сирии, кто-то, напротив, суннитов, как в Бахрейне. А кто-то полагает, что все государства исламского мира находятся в состоянии джахилийи (неверия) и логично вернуться к той ранней мусульманской общине, где была справедливость.
Так что, конечно, налицо локальный случай борьбы суннитов Ирака за свои права против господства иракских шиитов. Но он создал миф о могуществе ИГ. Из маленькой сирийской группировки, одной из многих в этой стране, ИГ стало глобальным брендом.
Такая ситуация не может не создать трудностей для иракских суннитов, на территории которых, собственно, и находится сейчас основная база «Исламского государства». Полтора года назад это не казалось проблемой. Теперь это проблема. Соответственно
иракским суннитам и суннитам вообще уже надо избавляться от ставшего опасным бренда
Но сделать это надо так, чтобы если не сохранить суннитскую автономию, то, по крайней мере, не допустить шиитского реванша.
Поэтому можно предположить, что на определенном этапе в Ираке произойдут серьезные изменения. Местные сунниты (племена и бывшие военные) или разойдутся по домам, или благодаря именно их усилиям ИГ будет в Ираке побеждено. Это очень напоминает ситуацию 2001 года в Афганистане. Тогда в ноябре все пуштуны-талибы разошлись по домам, а на поверхности в основном остались исламисты-иностранцы.
И здесь стоит обратить внимание на появляющиеся в декабре заявления о том, что Саудовская Аравия создает мусульманскую коалицию против ИГ, что будет сформирован корпус из военнослужащих Саудовской Аравии, Иордании, Катара. Это понятно, с их точки зрения именно суннитские военнослужащие должны занять территории в Ираке, которые сегодня контролирует ИГ. Естественно, что это не могут быть иранцы или иракские шииты.
Это понимают и иракские шииты, потому что в противном случае война на суннитских территориях может продолжаться еще очень долго.
Что же будет с ИГ в Сирии – это уже другая история. Но все равно ее нельзя не рассматривать в контексте глобального шиито-суннитского противостояния. В любом случае как война, так и поиски соглашения о мире происходят в основном за кулисами событий. Здесь совсем не очевидно, кто хороший парень, а кто плохой.
И вот в эту сложную многоплановую историю и вмешалась Россия осенью 2015 года.
Продолжение следует
Статья любезно предоставлена журналом «Центр Азии».