14-летний Гриша Сали живет в частном приюте, хотя у него есть и папа, и мама. Мать Гриши, страдающую алкоголизмом, не лишили родительских прав только потому что она потеряла документы. А отец ушел из семьи 4 года назад, устав от пьянства жены. При разводе Гриша захотел остаться с мамой, но большую часть времени бродяжничал и выживал сам. И сейчас он хочет увидеть отца — потому что скучает по нему.
Эта история Гриши кажется идеальным сценарием для кинодрамы. При этом мальчишка — лишь один из жильцов «Дома надежды» — детского приюта закрытого типа, организованного общественным фондом Teen Challenge Kazakhstan. Дом надежды работает с 1998 года по программе подростковой реабилитации. Сейчас в нем живут 11 ребят, большинство из которых — дети из детдомов или из социально неблагополучных семей. У каждого из живущих здесь мальчишек своя драма. И у каждого свой путь к лучшей жизни, который они только-только прокладывают вместе со своими наставниками.
Мы провели в Доме надежды всего один день — немного для того, чтобы узнать всех его жильцов. Вам же предлагаем потратить всего несколько минут — просто взгляните на жизнь мальчишек, каждый из которых достоин кинодрамы и каждый из которых хочет научиться жить достойно и выйти из сценария, который им навязали жизненные обстоятельства.
Сегодня очередь дежурить на кухне Грише. На стене висит листок с графиком дежурств. Каждый из мальчиков убирает, готовит на кухне и следит за порядком — так они приучаются к семейной жизни.
Воспитанием мальчиков занимаются директор центра Эльмира Байтакова и двое сотрудников: Максим и муж Эльмиры, Болат.
— Мы живем вместе с мальчиками, их нельзя оставлять одних, за ними глаз да глаз нужен. Даже когда у нас есть выходной, мы все равно вовлекаемся в их жизнь. Отдыхать не получается, всегда что-то происходит. Это нелегко, но в такое направление люди не приходят случайно или со стороны. Должен быть призыв сердца. У меня самой похожая история, поэтому я понимаю их боль, через что им пришлось пройти.
— Гришу зимой привезли сюда волонтеры, он жил в Капчагае вместе с пьющей матерью, дома у него была невозможная обстановка. Кроме него еще есть старший брат и сестра, они все втроем от разных мужей. Знаю, что старший брат жил в детдоме, сестра находилась на воспитании родственников. Мать давно бы лишили родительских прав на Гришу, просто она потеряла свои документы, а так бы давно пора. Его брат переживает, помогает ему, старается не терять родственных связей, но ему самому сложно, он работает и снимает квартиру со своей девушкой, самому не хватает. У сестры старшей тоже своя семья и своя жизнь, — знакомит Эльмира.
— Значит, не было возможности жить дома? — спрашиваю я Гришу.
Он отрицательно качает головой:
— Я практически жил на улице, мама пила вместе со своим другом. Я не мог там находиться, заходишь домой и сразу воняет перегаром, как не проветривай, все равно запах держится.
— Из-за чего ты уходил?
— По-разному… Самый первый раз, когда я пришел со школьной линейки после окончания пятого класса и увидел, что она совсем пьяная. Захожу, мама лежит без движения, я к ней подхожу и спрашиваю: «Мам, ты что, пьяная?» Она молчит. Я собрал вещи и пошел гулять, потом пришел через 2-3 дня, спросил ее: «Перестала пить?» Она говорит: «Нет, я еще буду». Тогда я ушел на 3 недели к другу, он живет с бабушкой и дедушкой…
— Сейчас жить легко, в приюте всем обеспечивают. Когда я был с мамой, мне никто не помогал, я мог надеяться только на себя. У сестры с братом своя жизнь, я не в обиде на них, там я был очень одиноким, а здесь мне интересно жить.
— Раньше я был разбойником, дрался постоянно, в основном из-за мамы. Мои знакомые плохо говорили о ней, один раз соседка плохо про нее сказала… Я разозлился на маму и снова ушел из дома. Я как-то терпел, иногда она день-два не пила, в это время было хорошо. Но когда мама начала пить до невозможности, каждый день придумывала новый повод, я понял, что не нужен ей и сам начал делать движения.Самое трудное было выжить зимой: приходилось искать дрова для печки, сухие деревья пилил, по улицам смотрел. Еду я так и так сам находил, выкручивался, подрабатывал, соседи мне помогали иногда. Я не попрошайничал, иногда воровал, когда было совсем сложно. В основном подрабатывал: таскал оконные рамы, помогал по стройке. Подходил к мужчинам и спрашивал, чем могу помочь. Когда попадались богатые — платили по 2-3 тысячи, а если были бедные — то давали 200-300 тенге. Когда жил дома, покупал лапшу, картошку, колбасу. Сам готовил и убирался дома, маме было не до этого. Я вообще сам умею многое делать. Печка как-то развалилась — глины набрал, замазал, чтобы не дымила. Могу еще ухаживать за мамой…
— Один раз она отравилась «паленкой», я ее «вытащил». Прихожу домой, а она в комнате своей заперлась и притихла. Я начал звать ее, она не открывает, я притащил кувалду и снес дверь. Она лежит там какая-то странная. Я сразу побежал к моему хорошему другу, дяде Валере. Мы сели в его машину, быстро приехали, у нее начали уже глаза закатываться, а изо рта пена идет. Мы ее напичкали активированные углем, она вроде очухалась и спрашивает меня: «А что было?» Вообще ничего не соображала. Я потом дверь снова вставил на место, только отпечаток от кувалды остался, она даже не заметила.
— У тебя были сложности в этом приюте?
— Сложности были во всем. Надо каждый день вставать рано, идти в школу. Здесь надо жить в семье с другими мальчиками. Например, брат мне сказал — иди убирайся, а я ответил «не хочу», а здесь так не принято говорить. Но я привык уже, мне здесь нравится, не хочу сбегать…
Эльмира добавляет:
— Первое время Грише было сложно привыкнуть к дисциплине и распорядку дня. Но он очень старательный, всегда отзывчивый. Мы каждый день много времени проводим за уроками, сидим порой до 12 ночи. В школе очень требуют от них, никаких послаблений. У нас дети проблемные, кто плохо учился, а кто вообще отстаёт по программе на несколько лет. Этот учебный год Гриша заканчивает на четверки и пятерки, и ему очень нравится ходить в школу. У нас сама среда дисциплинирует, он пришел и увидел, что все делают уроки в одно и то же время, и сам начал втягиваться. Мы стараемся вырабатывать привычку усидчивости и терпения. С новичками всегда тяжело в первые месяцы, доходит вплоть до истерики, например, потому что они не умеют работать со словарем…
Выдержав паузу, Гриша вновь возвращает нас в свою историю:
Я помню маму, когда она была нормальная. Работала раньше в хлебопекарне, дома каждый день был горячий хлеб. А сейчас даже домой заходить не хочется. Когда убегал из дому, лазил по стройкам, возле дома их много, я там грушу повесил с песком и на ней отрывался. Я сильно злился, не мог успокоиться, когда смотрел на маму…
— Я видела ее, она появилась через неделю после того, как привезли Гришу, – добавляет Эльмира. — Она подписала бумаги на согласие, что Гриша будет находиться в приюте. Волонтеры специально ее отхаживали, сутки не давали пить, чтобы она приехала вменяемой и трезвой. Она не в состоянии заботиться о сыне. Гриша может жить в приюте до совершеннолетия, да и потом мы не выставим его на улицу. У нас такая практика, что мы до конца ведем своих воспитанников. Мы постараемся устроить его в колледж, чтобы он какую-то профессию получил, — говорит Эльмира.
Здесь Гриша вмешался в разговор:
— Когда она приехала, то говорила всякую ерунду, что она меня любит, что она не будет больше пить, обещала, что заберет меня.
— А почему — ерунду?
— Потому что я больше ей не верю, она не первый раз так говорит. Мне просто ее жалко.
— Как ты в школе учился?
— Три, два, два, кол, потом оставили на второй год. Вот так учился, — весело воспоминает Гриша. — Мне всегда нравилась литература, много читал и хорошо пересказывал. Моя любимая книга — про Робин Гуда. Несмотря на мои оценки, у меня все равно были хорошие отношения с учителями, они понимали меня, потому что хорошо знали мою ситуацию и маму. Уроки было сложно делать, мы ведь времянку арендуем, у нас кухня, маленький зал и спальня, все слышно, даже если уши закрываешь. Мама с сожителем шумят. Раньше, когда с нами жил папа, было хорошо. У нас был свой дом, но потом он сгорел, а потом папа ушел. Это виновата мама. Отцу не нравилось, что она пила, он постоянно ругал ее, бывало, даже руку поднимал. А потом не выдержал и уехал. После этого он приезжал за мной. Я пришел со школы, смотрю «уазик» стоит, домой забегаю, а там папа стоит и мама пьяная с отцом ругаются. Он хотел меня забрать, но мама не отпускала, держала за руки. Он сел в машину и сказал, что все равно заберет меня. Я сам захотел остаться с мамой, мне было жалко ее, когда она пьет, то становится беспомощной.
— Когда она меньше пила, то была хорошей. Раньше мама работала, потом ее уволили. Потом пришел Саша — бывший зек, сидел за грабежи и убийство. Он работал, даже зарабатывал, но когда он начал пить вместе с мамой, его тоже уволили. Вообще, он ко мне нормально относился, иногда бил за то, что из дома убегал, хотел меня воспитать. А я просто гулял с друзьями, лазил по стройкам, дрался иногда… Я не знаю, из-за чего мама начала пить, но после того, как папа ушел, она стала пить еще больше, при нем она как-то сдерживалась. Они постоянно искали деньги на водку и Саша бил ее часто. Я начал вступаться за маму. Он не может мне ответить, когда он пьяный, на ногах не стоит. Я же не просто бью, я целюсь в болевые точки, сразу вырубаю его. А он все равно маму бьет, когда я отхожу. Когда я прихожу, мы начинаем драться. Он меня боится, я когда злой, хватаю, все что под руку попадется, один раз так ему «втер», что он холодильник обнял. Потом он начал меня уважать.
Выслушивая эти откровения, Болат не выдерживает и пытается сгладить искреннюю грубость Гриши:
— Они могут быть и колючими, и острыми, за словом в карман не лезут. Я стараюсь им быть отцом, но для этого надо иметь сердце отца, а вообще, им больше мама нужна, чем отец. Я учу их каким-то мужским вещам, правилам, ведь о многом они с женщиной не будут разговаривать, им необходим отец, который бы выполнял функцию мамы. Надо быть добрым, ласковым, заботливым и в то же время сильным.
— Когда мне предложили эту работу, мы долго думали, не представляя себе всех нюансов, — делится Болат. -Ведь это специфичная работа, в которой ничего не прописано. Это работа не просто с людьми, а с подростками, да еще проблемными. Но я ни разу не пожалел. А когда вижу успехи моих воспитанников — горжусь. Иногда хочется сдаться, думаешь, может кто-нибудь другой справился бы лучше, а потом понимаешь, что надо идти дальше.
Важно понять, у кого какая проблема, где он ранен и потерян и в чем его боль
У наших воспитанников такие сложные судьбы. Есть мальчик, которого из петли вытащили, отчим довел его до такой жизни. Но он на контакт не пойдет, до сих пор очень тяжело переживает…
— А вот у Вити отец умер, когда ему было три года, а мама пропала без вести. Он рос в детдоме до 13 лет. Его привели к нам, потому что он привык к беспризорной жизни. Живя в семье сестры, он начал пить, подворовывать. Не появлялся дома по нескольку дней, ночевал у друзей, летом жил в заброшенных машинах или в кустах. В центре он второй год, мы видим, как он изменился, такой хороший парень!
Витя и сам готов рассказать свою историю — путано, сбивчиво, но честно:
— Один раз мне сказали: иди, к тебе приехала сестра. Я был в шоке, до этого не знал, что у меня есть сестра. Я вначале погулял, а потом подошел к ней. Она рассказала, что в детстве нас разлучили, ее забрала бабушка, а меня — в детдом. Потом мы начали общаться, она часто приезжала, мы узнавали друг друга. Потом она оформила опекунство, — рассказывает тихим голосом Витя.
— И я стал жить вместе с ее мужем и его мамой. Ее я начал называть мамой, она очень добрая. Но мне было трудно, в новой школе мне было сложно учиться. Меня посадили в самый умный класс, и я отставал от них, среди них я был самый слабый. Потом появилась компания друзей, мы сбегали с уроков, я научился курить и прогуливать школу весь учебный год. Мы могли гулять долго, если не было поесть, то попрошайничали. Меня заставляли попрошайничать старшие, иногда сам выходил. У меня привычка убегать. Я начал уходить от сестры, меня привозили обратно, я все равно убегал. Иногда возвращали знакомые или учителя, сестра постоянно меня искала.
Мне было стыдно возвращаться домой. Потом мама сказала мне, что она не может справляться со мной и рассказала об этой программе для подростков. Я вначале не хотел сюда, но потом подумал, что так для меня будет лучше, что я смогу исправить характер. Я уже привык жить тут, здесь не скучно, к нам постоянно приезжают и учат играть на гитаре или на барабанах. Мне нравится музыка, я ее чувствую. Сестра и мама навещают по воскресениям, иногда сам езжу к ним на каникулы.
— Основная цель во время учебного процесса — это школьные занятия, успеваемость и хорошее поведение. Мальчики учатся в школе закрытого типа, где за ними присматривают, чтобы не пили, не курили и не сбегали с уроков. Школа частная, но для нас существуют скидки, мы платим половину суммы, около 20 тысяч тенге за каждого в месяц. Приют берет все расходы на детей. Вот например Грише срочно нужна помощь стоматолога, у него совсем плохие зубы, да и у других детей такая же проблема. Мы существуем за счет частных пожертвований, большая часть которых уходит на продукты питания, это наша каждодневная необходимость. Кроме того, мы нуждаемся в новом авто, машина на котором мы отвозим детей в школу, уже разваливается. Мы вынужденно нарушаем технику безопасности, в салоне положено 8 посадочных мест, а у нас 10 школьников.
— Кроме мальчиков с такой тяжелой историей, мы принимаем детей и из благополучных семей, которым необходимо пожить некоторое время без опеки семьи. Наш выпускник Данияр в этом году закончит двухгодичный курс и дает слово, что он исправился, — знакомит дальше со своими воспитанниками Болат.
— На то время у меня были крупные проблемы и с мамой, и с учительницей, и со знакомыми. Когда мне было 11 лет, я учился в элитной гимназии, меня выгнали за участие в драке. Перевели в другую школу, там познакомился со старшими парнями, начал вместе с ними прогуливать школу. Они меня приучили к крепким напиткам: пили коньяк, дорогой ликер — у меня мама хорошо зарабатывает, им тоже родители дают денег. Научили забивать косяки, попробовал анашу и таблетки, — охотно рассказывает о себе Данияр.
Его откровения слушала стоявшая в сторонке женщина — как оказалось, его мама, она пришла навестить сына. Она добавила для нас:
— Это единственный внук и сын. Мы все бегали вокруг него, разбаловали. Сравните его с другими детьми, которые здесь находятся — у него было все! Для того, чтобы вытащить его из этой кампании, я пробегала с ним по всем комиссиям. Нас вызывали инспекторы ИДН, мы ходили на комиссии в акимат. Люди не могли понять, в чем дело: мальчик в шикарном костюме, ухоженный, чистенький, и мы стоим наравне с детьми из неблагополучных семей…
— Что я делала? До трех ночи искала его, он бегал от меня, скрывался, я все равно находила его и буквально за волосы его домой притаскивала. Мы не могли понять, что случилось, у мальчика было все, у него компьютер был в пять лет. Я много работала, так как я одна его воспитываю без отца, хотелось, чтобы он ни в чем не нуждался. Он с детства и на коньках катался, и в баскетбол играл, танцами занимался, а потом в какой момент нашел ребят постарше и резко покатился по наклонной. Однажды его оставили на второй год, и тогда я поняла, что надо принимать меры. Знакомая мне рассказала, что есть такой центр, и я сразу определила его сюда. Конечно, первый год была тоска по сыну, я искала поводы, чтобы забрать его, но сейчас уже привыкла. Здесь дисциплина, с ним никто не возится.
— У нас появилось взаимопонимание, я раньше не слышала его, думала, лучше знаю, что ему надо. В силу того, что он растет таким образом, он показывал мне, что он взрослый. Теперь я понимаю, что у него тоже есть свой внутренний мир, воспринимаю моего сына как личность.
— Когда я приезжаю домой, то обхожу стороной своих давних приятелей. Мне уже неинтересно стало. Я повзрослел, а они продолжают вести прежний образ жизни. Но для некоторых я стал примером, кто-то то ушел в спорт, а кто-то в учебу. Теперь я понимаю, что я единственный мужчина в семье, что я опора матери, — обнимает маму Данияр.
— Какой ты хочешь подарок? — напоследок я задаю вопрос Грише.
— У меня есть все, что мне надо, здесь я живу, как в настоящей семье. И я не в обиде на сестру, маму, брата. Моя самая большая мечта, чтобы мама не пила. Мои друзья мне говорили, что мама уже никогда не бросит пить, она так и останется, но она молодая, ей 35 лет будет. Я не знаю, что ее может остановить, но возможно, есть выход. И еще хочу увидеть отца, его зовут Сергей, он живет в Алматы. В последний раз я видел его после развода, четыре года тому назад. Он поддерживает связь с моим братом, но почему-то не приходит ко мне, я скучаю по нему.
Фотографии Владимира Третьякова.