Откровения редактора Comode.kz: «Мы добыли материал об адайских свадьбах — этого просто никто не знал!»

— Почему портал называется comode.kz ?

— Это женский сайт. Очень практичный, рассчитанный на масс-маркет, на среднего потребителя: от того, как правильно заниматься сексом, до международных новостей мира моды.

— Интересная тематика.

— Секс — это тема, которая пользуется спросом и в Казахстане тоже. Отдельная тема – это контент о сексе на казахском языке. То, что набирает обороты.

— И востребовано. Вы так мало находитесь в кресле главного редактора, чтобы что-то изменить, но достаточно, чтобы понять, какой комод достался вам в наследство?

— Хороший вопрос. Пока я пытаюсь сориентироваться. Но точно знаю, чем я хотела бы его наполнить. Говоря образно, люблю перебирание шкафчиков и раскладывание все по полкам. Хочется, чтобы сайт был ярким и интересным, где хотелось бы бывать не только женщинам, но и мужчинам. Плюс в душе я – информационщик. Никуда не деться от этих категорий. Должен быть материал в стиле инфотеймент. Должен быть интересный казахский контент.

— Какие цели для себя ставите? Какой комод должен получиться?

— Наша цель – уникальная аудитория сайта – 15000 уникальных пользователей.

— Целевая аудитория — женщины?

— Женщины от 25 до 40 лет, 15000 пользователей в день. Я и моя команда работаем над интересным контентом. На днях мы опубликовали интересный материал про адайские свадьбы. Этого не найти в Интернете. Мы добыли этот материал благодаря авторам из Актау. Там интересные обряды. Благословение огнем, окуривают жениха и невесту бараньим жиром. Много аутентичных вещей.

— А что нужно, чтобы сайт был интересным для мужчин?

— Сейчас есть задумка отработать тему отцовства. То есть, чтобы говорили мужчины. Что значит быть хорошим отцом? Мы каждый день стараемся исследовать интересные темы.

— Слово «комод» произошло от французского «comode». И означает предмет с ящиками для хранения одежды. С вашего позволения мы сегодня будем рыться в вашем комоде и открывать его ящики один за другим. Итак, первый ящик. Семь лет назад вы собрали свои старые кассеты и исписанные блокноты, цитирую — «сложили их в три пакета прошлого» и ушли из журналистики. Что именно разочаровало вас? Ведь, вы сказали, что у этой профессии нет будущего в Казахстане.

— Хороший вопрос. Спасибо. На тот момент мне казалось, что нет вариантов быть в рамках этой профессии, развиваться и делать больше, чем я делала тогда. Я никогда не считала и не буду считать себя профессионалом, достигшим каких-то высот. Не моя роль. На тот момент закрывалась программа «Состояние KZ», в которой я работала. Я не увидела возможности шагнуть дальше.

— А почему закрылась программа?

— Если говорить общими словами, этот формат изжил себя.

— А почему казалось, что у журналистики нет перспектив? Это же выходит за рамки одной программы.

— Может быть, потому что не было протоптанных дорожек в Интернете. Может, мне нужно было остановиться и понять, куда дальше идти. Я, уйдя с телевидения, пыталась делать специфическое строительное издание. Потом ушла в декрет. Потом работала на форуме «Все KZ» в качестве креативного директора. Но всегда я была журналистом. Не писала тексты, не делала репортажей, но профессия всегда была со мной. На форуме «Все KZ» мы делали автофестиваль «Драйв». Большое событие, где на одной площадке собираются разные представители автоиндустрии. Я делала сюжет. Для меня это сюжет, у которого есть начало, середина и финал. Есть картинка.

— Значит, есть перспектива у казахстанской журналистики?

— Эта перспектива оказалась внутри меня. Я ее нашла, сформулировала и начала реализовывать.

— Грубо говоря, начали выживать в предложенных условиях?

— Нет.

— Мы сейчас можем запутать читателя. Смешать свое внутреннее отношение к профессии с ситуацией, которая сложилась с журналистикой тогда. Поэтому я хочу понять, это была ситуация неблагоприятная или внутреннее ощущение, что пора остановиться – внутренний рост произошел и стало неинтересно.

— И то, и другое. Если бы я на тот момент видела возможности движения в рамках профессии, я бы собрала все свои состояния в кучу и двигалась. Я бегун на большие дистанции. Тогда мне предложили работу выпускающим редактором «Информбюро». Я – репортажник. Мне комфортна работа в поле. Мне не нужен карьерный рост. Я не хочу стать директором телеканала. На тот момент сложилось так, что я потеряла ощущение жизни в рамках профессии.

— Чем еще занимались 7 лет?

— Растила своего ребенка. Делала социальные проекты.

— В Интернете?

— Вся моя мысль – развивать социальные проекты. Я подстроила свою журналистскую составляющую под новые обстоятельства своей жизни. Я занималась соцпроектами на площадке «Все KZ», которые поддерживали интересы общества. То, что вы цитировали – это моя публикация в газете «Время», которая стала, как бы мягче сказать…

— Критикой в адрес ситуации вокруг СМИ.

— Больше всех обиделись и предъявили мне журналисты телеканала КТК. И вот недавно Полина Шиманская извинилась за ту критику, которую она высказывала тогда в мой адрес. Это было две недели назад, и стало для меня таким откровением. Человек спустя 6-7 лет просит прощения за то, что сказала мне: «Ты была не права». Она сейчас пришла к тем же выводам, которые я сделала тогда. И она сейчас ушла из профессии. Я хочу ей сказать: спасибо, для меня это очень ценно.

— А что ей тогда не понравилось? Ваша критика о ситуации вокруг СМИ?

— Она считала, что я не права. И веду себя, как взбалмошная девчонка, опубликовав этот материал.

— Изменилось ли сейчас отношение к профессии? Считаете ли вы по-прежнему, что перспектив в Казахстане нет?

— Нужно искать новые формы. Сейчас, как и тогда, умерли такие жанры, как журналистское расследование, нет хороших интервью. Ослабла печатная пресса, ослабло телевидение. Сейчас, вернувшись в профессию, я вижу, как изменилось отношение к прессе. Что нужно сделать, чтобы вернуть ее авторитет. Слово «журналистика» сейчас – это облако, оно ничего не значит.

— А может, так было всегда? Просто мы были молоды и испытывали иллюзии по отношению к своей профессии и к тому, что происходит вокруг нас?

— Не могу так сказать. Когда я и Вы работали на телевидении, мы видели результат своей работы. Помню, мы носились, как сумасшедшие. Помню Вас — торопились выйти в эфир. Гульнара Бажкенова, Татьяна Дельцова, Виктор Климов, Бекжан Идрисов – это последние хорошие учителя. Нашему поколению повезло. Эти люди смогли вложить в наши головы здоровый сарказм и цинизм.

— Скажем, критическое отношение к действительности.

— Что все не так просто в действительности. Для меня не только в журналистике, но и в жизни до сих пор самый важный вопрос не только: Что? Где? Когда? А вопрос: что еще? Что еще я могу сделать? Что еще могу попросить у жизни для себя? Что еще я могу дать своему ребенку? Этот вопрос – целая Вселенная. Всему этому научили нас Вы.

— А все-таки, от каких-то иллюзий удалось избавиться за эти годы?

— От иллюзии, что я такая вся творческая и не должна зарабатывать деньги. Это нормально и правильно. Мы должны уметь заработать себе достойные деньги. Этим я и планирую заниматься. Не хочу быть странным человеком, которому нужно только творчество и больше ничего. Я хочу принимать этот вызов времени. Хочу оценить себя в каких-то деньгах. Прошла целая жизнь, пока я поняла, что нужно ценить себя как специалиста, просить деньги за свои услуги. Смотрю на рынок и вижу эти превращения. Это, наверное, опасно. Мы все отчасти коммерциализируемся. Но это вызов времени.

— Мы должны научиться выживать в рыночных условиях. «Если бы журналисты были глухи, слепы и, что особенно важно, немы, то их репортажи были бы более объективнее», — считал польский политический деятель Стас Янковский. А вы как считаете, может ли пресса быть объективной, если она показывает только то, что ей позволено увидеть? Показывает через призму собственного восприятия мира. А оно всегда субъективно. Показывает соответственно тому опыту и знанию, которое у нее есть. А зачастую, их недостаточно.

— В этом вопросе важно понимание своей миссии. Это понятие ключевое. Если у журналиста внутри себя есть цель и задача показать ситуацию объективно, то…

— Это будет моя история, но я расскажу ее честно.

— Журналист найдет приемы, которые покажут ее прозрачно, как есть. Не вижу в этом проблемы. Просто нужно работать. И закрытые двери откроются. Преград нет.

— Газеты вы сейчас читаете — честно?

— Хороший вопрос. Я абсолютно интернетный человек. Если читаю, захожу на «Время», «Мегаполис», «Zakon KZ», навигатор Tengri News. Читаю журнал SNC, абсолютно новый формат журнала в Казахстане. На мне сегодня кофта журнала ЭТАGE. Журнал современного искусства. Плотный хороший журнал.

— Вы сейчас занимаетесь скрытой рекламой или открытой? 

— Не рекламой. Это моя поддержка. Важно ценить то, что делают другие. Но не кричать об этом.

— А просто одеть майку и показать большому количеству людей? Третий президент Америки, соавтор Декларации независимости США, Томас Джефферсон говорил, что «человек, который вообще ничего не читает, лучше образован, чем тот, который ничего не читает, кроме газет». Интеллектуальная элита во все времена предпочитала художественную литературу газетам и журналам. Поэтому может не стоит многого требовать от того, что по определению является сиюминутным и всегда субъективно? Может, к газетам и журналам вообще не стоит подходить?

— Сложный вопрос. Нужно смотреть что и где происходит. Пресса – это же сигналы. Если разбираться, анализировать, можно делать хорошие выводы, строить жизнь. Я ушла от категории большой политики сейчас. Даже не знаю, кто у нас министр социальной защиты. Когда-то нас учили, чтобы все это отлетало от зубов.

— А может, этот министр и помог бы решить какие-то социальные проблемы, проекты, которыми Вы занимались?

— Я в этом видела свою миссию. Путь в 7 лет доказал, что я не могу открыть магазин и продавать порошок, не могу заниматься прикладными вещами. То, что делаю, должно совпадать с моей миссией.

— Делать то, что комфортно?

— Я совершила целый сумасшедший круг для того, чтобы вернуться в начало.

—  По мнению Пьера Бомарше, глупости, проникающие в печать, находят силу лишь там, где их распространение затруднено. Какие глупости приобрели силу в бытность нашей работы в «Информбюро», поскольку их распространение было затруднено?

— Это были хорошие глупости. Мы были циничными, саркастичными. Помню, мы много высмеивали людей. Мне стыдно за некоторые свои первые сюжеты. Но за них нас, наверное, и любили. Мы были молодые, безбашенные. Говорили правду. Я была странной девушкой.

— Вы были девушкой, которая искренне смотрела на мир и искренне хотела показать его.

— Я осталась такой же. Хотя и с налетом возраста, опыта, доказательств.

— А не кажется ли вам, что такая глупость, как целующиеся Курмангазы и Пушкин, никогда бы не набрала силу, если бы чиновники отреагировали спокойно?

— Я думаю, набрала бы. Проблема не в чиновниках, а в обществе, которое не принимает это с юмором.

—  Хотя 70 лет члены Политбюро целовались на наших холстах. Общество стало серьезно к этому относится.

— Мы просто слишком консервативны и закомплексованы. Дария Хамитжанова, которая является директором агентства, которое представило этот проект — героическая женщина. Желаю ей выйти из этой ситуации с присущим ей юмором.

— Итак, наши юношеские представления о журналистике оказались отчасти иллюзорными. Реальность оказалась другой нежели о ней написано в книгах, включая учебники по универсальной журналистике. Мы стали трезво смотреть на жизнь, а значит, стали беспристрастными профессионалами. Я желаю вам удачи и хочу, чтобы вы пожелали что-то своим коллегам.

— Я рада, что вы, Татьяна, тоже вернулись в профессию. Вы позволили себе быть в этом формате. Другим коллегам желаю найти себя в профессии. Пусть даже не в том формате, в котором они хотели бы себя видеть. Просто надо что-то делать и искать себя.

— Хочу сказать: дырку вам от бублика, а не Дашку Бублик.

 Видеоверсию можно посмотреть здесь.