Однажды судьба занесла меня в сердце. Сердце Болгарии. Нужно сказать, что у Болгарии вообще-то не одно сердце – она ещё недавно была одной из самых сердечных стран, куда меня заносило. Но Рильский монастырь – сердце, пожалуй, самое главное, основное. Оно билось и снабжало здоровой кровью обескровленную страну даже в те времена, когда национальная жизнь там едва теплилась. Сохраняя и поддерживая дух не только православной веры, но и веру в то, что всё ещё изменится и будет хорошо. Это для ЮНЕСКО Рильский монастырь – памятник мирового наследия. Для самой Болгарии – это памятник … ей самой…
Рильский монастырь находится к югу от Софии, за Витошой, в центре Рильского массива. Легче всего ныне попасть туда в составе какой-нибудь туристической группы, просвистев с ветерком в скоростном автобусе по живописным отрогам Родопских гор. Но лично я ехал на перекладных, от маленькой автостанции с библейским названием «Овча купель». Так что Болгария разворачивалась передо мной медленно и величаво, как и положено древней стране, выстрадавшей своё существование.
Автобус неторопливо скользил по Афинской трассе мимо сёл под красной черепицей, полей, с крестьянами посереди и муллами по краям, виноградников. Виноградники – всюду. За заборами возле домов, перед заборами на улицах, по склонам гор, по долинам. Будто в Болгарии всё ещё жив древний культ Диониса. Виноградники. Молодые ребята гонят по дороге стадо. Виноградники. Аист на трубе сельского дома свил гнездо и вывел птенца. Опять виноградники.
Но вот дорога покидает шоссе и углубляется в зелёное, заросшее буками ущелье. И чем глубже горы, тем сильнее неясное волнение от предстоящего свидания. Но Монастырь всё равно предстаёт неожиданным актом Творения — в светлоствольном буковом лесу, среди хмурых от непогоды зелёных гор, под серым клубящимся небом. Мрачные, под стать тучам, каменные стены, несмотря на конные проёмы, воскрешают в памяти святые твердыни Северной Руси. Но если там, за надёжными стенами, всегда видны волшебные цветники из куполов, маковок и крестов, тут, над стенами, возвышаются только горы.
Неприветливый внешний вид красноречиво свидетельствует о непростой истории. И действительно, чего только не бывало с обителью за 11 веков её истории! Монастырь по многу раз разрушали землетрясения, пожары, люди. И то, что он всё же сумел стать памятником ЮНЕСКО, случилось не благодаря, а вопреки всему ходу истории. Видно изначально он обладал таким огромным запасом духовной прочности и стратегическим зарядом сакральной энергии, что это позволило ему пережить и мрачные века турецкого господства, и разбойные годы лихого безвременья, и тягучие десятилетия коммунистической бестолковщины.
[gallery ids=»53430,53428,53427,53429,53431,53433,53434,53435,53436″]
Как любая значимая православная обитель, монастырь был основан в уединённом месте, вдалеке от шумных дорог. Отец-основатель, святой подвижник Иван Рильский, выбрал для пустынной жизни красивое и труднодоступное ущелье гор Рилы, заросшее густым буковым лесом и посещаемое лишь дикими зверьми, да отчаянными разбойниками. Это было в ещё в 927 году. И перво-наперво он выкопал себе пещеру, остатки которой доселе сохранились вверх по ущелью. Наивно полагая, что тем-то всё и кончится.
Значение Ивана Рильского для Болгарии таково, что многие думают — окружающие горы названы позже, в его честь. И полагают, что он был причислен к лику святых ещё при жизни. Но, в этом отношении, характерна более даже не жизнь святого, а его посмертные приключения. Мощи святого обладали такой силой в глазах верующих, что в истории даже был эпизод их кражи венгерским королём. А одна десница, по преданию, затерялась где-то на просторах России.
Упрятанность монастыря от посторонних глаз также сослужила иноческой обители добрую службу – хотя разрушений и он не избегал, но сохранял в себе запас изначальной прочности, которая, при маломальской возможности, позволяла возрождался вновь. Но не всегда иноки воспринимали всё пассивно, с присущим смирением. О лихих временах напоминают не только крепостные стены, но и Хрелёва башня, построенная в 1385-м – самая нецерковная постройка (и самая старая из сохранившихся) в монастыре. Эдакая натуральная крепостная цитадель.
Но на меня гораздо большее впечатление производит небольшая церковь Рождества, украшенная «мавританскими» арками и сплошь покрытая замечательными фресками на библейские темы в болгарском понимании. Внутри – изящный резной иконостас – под стать декору. Сказка!
А ещё ауру укрепляет сознание, что тут, в монастырской библиотеке, сохранились рукописи тысячелетней давности. И хотя я не стремился в библиотеку — помнил об этом постоянно. Сохранность такого количества древних книг говорит о многом и значима сама по себе. Не меньшее уважение вызывают и отполированные подошвами камни мостовой. Про такие места говорят, что они «намоленные». И это чувствуется во всём.
Но ныне монастырь вряд ли можно считать местом уединения. Глобальный коммерческий туризм не оставляет возможности для одиночества объектам, даже самым сакральным, стоит им только попасть в прейскуранты туристических достопримечательностей. Массы людей влечёт сюда …кого красота самого места, кого любопытство, кого уникальные фрески и резьбы церквей, кого погоня за очередной галочкой в реноме «путешественника», кого возможность приобщения к православию, кого возможность подышать густым, настоянным на горных травах воздухом – у всех свои мотивы…
Временами облака приоткрывают недоступные вершины снежных гор Рилы, временами накрапывает дождь. Через обширный двор, мимо туристов торопливо проскальзывают монахи в чёрных рясах. Монастырь – действующий. И, кажется, что монахи научились не обращать внимания на туристов. Кивни белобородому старцу, сидящему у дверей своей кельи, и он ответит вежливой улыбкой. А поговорить? А говорить-то и не хочется – часто такой вот мимолётный обмен взглядами несёт в себе больше, чем занудные богословские беседы на несколько часов.
…На обратном пути рядом в автобусе садиться пожилой болгарин — под хмельком, небритый, с хитроватым «габровским» лицом:
— Кто по нации?
— Русский.
— Значит – братушка! Все русские – братушки.
Дай-то Бог! Припоминаю некоторые нюансы «братских отношений» и не могу скрыть улыбку. Но болгарин принимает это, как выражение любезности и беззубо лыбится в ответ.
— Хорошо? Спасибо, товарищ! – говорит он, явно получая удовольствие от подзабытого русского, и достаёт из потёртой сумки початую бутылку молодого вина. – Хорошо?
Ну, а почему же плохо?