Техника протеста от художника: говорящие трусы бьют сильнее лозунгов

Для политики нет ничего хуже, когда ею начинает заниматься художник. Значит, общество и вправду сильно заболело. Значит, никто из реальных политиков не видит и не слышит народ. Значит… Вот об этом наше интервью с искусствоведом Валерией Ибраевой, которая после девальвации вышла в Алматы на площадь и надела трусы на голову. 

— Я знаю вас как смелого и отчаянного человека с трусами на голове на Площади Республики. Это что-то невообразимое! Какие чувства испытывает человек, стоя в таком виде возле монумента Независимости?

— У меня было очень тяжелое настроение. Когда весь народ ограбили на четверть его состояния, меня это глубоко возмутило. Трусы на голове – это не страшно. Эту схему я взяла из поездки на Иссык-Куль в юности. Там папы переодевают детям мокрые трусики, а чтобы быстро высохли, надевают себе на голову, чтобы не напекло. Ты никогда не видела такого?

— Так образ из детства…

— А поскольку политических лозунгов произносить у нас нельзя, а на площадь мы хотели, то девчонки предложили трусы. События как раз совпали с угрозой запрета кружевных трусов. А подельницы мои…

— Что-то вы с Жовтисом перешли на тюремный жаргон.

— Да. Он нас потом и консультировал по части выполнения бюрократических процедур в неравной борьбе с системой. Я закончу про трусы, которые мне уже надоели. Девочки принесли трусы.

— Как последнее, что осталось.

— Да. Это мы уже там на площади придумали. И они стали ими размахивать. А мне показалось, это не солидным. И я решила проявить молчаливый протест. Не размахивала, не кричала. Надела на голову — трусы подошли к моей шляпе — и тихо стояла. Не знаю, за что меня повязали. Могу только согласиться с судьей, что трусы нельзя носить в общественном месте. Он, кстати, потом подумал и добавил: «и на голове».

— Вы не просто носили трусы, вы выражали таким образом протест против запрета на синтетические трусы в странах Евросоюза с одной стороны, и девальвации национальной валюты, способной раздеть нас до трусов, с другой. А как вы думаете простой казахстанский полицейский способен прочесть эту подоплеку?

— Во-первых, это мы делали не для полицейских. А во-вторых, мне было очень любопытно побывать в РОВД. Я там никогда не была. И интересно с ними разговаривать. Полицейский мне говорит: «Сейчас вас будут обыскивать». А зачем? «Вдруг у вас в кармане бомба или нож». «Если они у меня есть, я их сюда не заносила. Это вы меня сюда привели с моей сумкой». В общем, я им голову поморочила. И думаю, когда они не на службе, эти люди с чувством юмора и даже с нормальной реакцией. Все-таки они поняли подоплеку.

— Вы сейчас, если не секрет, в хлопчатобумажном белье или синтетическом?

— В х/б конечно.

— Не есть ли это повод упрекнуть вас в двойных стандартах?

— Повод есть. Сами по себе кружевные трусы – это повод выразить недовольство девальвацией.

— 5 лет назад вы сняли с себя полномочия директора Центра современного искусства. Гранты закончились или усталость?

— Гранты никогда не заканчиваются. Гранты зарабатываешь сам. Пишешь проекты, убеждаешь и получаешь под них деньги. Проекты пишутся 3-4 раза в год. Все 10 лет, которые я сидела, я писала проекты. И смертельно устала от этого. Надо написать проект, взять грант, потом дать возможность людям его сделать, контролировать процесс. Очень строгая отчетность по грантовым деньгам. В психологии такую усталость называют выгоранием.

— Говорят, деньги портят дружеские отношения. Как это сказывается на отношениях с художниками? В ситуации безденежья вы поддерживаете их?

-Деньги-то были не мои. Как я их могу поддерживать? Могу написать о них что-то.

— Ирина Алексеевна Савостина говорит, что у них нет грантов. Но движение живет. Они бесплатно консультируют пенсионеров, поддерживают. Вы оказываете помощь без денег?

— Ты что-то путаешь. Поддержка шла не лично от меня, а от фонда современного искусства. Я как сейчас, так и раньше, могла оказать дружескую, моральную поддержку. А раздачу и участие в гранте решал экспертный совет.

— Это на крупных проектах. А на более скромном уровне: написать статью о художнике, пролоббировать его интересы…

— Будучи директором центра, я не могла этого делать. Я никогда не отвечала на вопрос журналистов: кто мой любимый художник? Это конфликт интересов.

— Журналисты часто называют вас экстравагантной. Говорят, вы рисуете иероглифы кровью на скалах. Было такое?

— Первый раз слышу. Я экстравагантна. Иероглифов не знаю.

— А какое отношение у вас как искусствоведа к таким художникам, как Канат Ибрагимов, который зарезал барана на российском флаге?

— К этой акции я отношусь хорошо, так как она была своевременной и интересной.

— В чем ее ключевой смысл?

— Развалился Советский Союз. Какие-то страны были более продвинутые, например, страны Балтии. Они пользовались уважением как со стороны России, так и Европы. Были страны, загнанные в угол, как Казахстан, которому сложно жить без общей инфраструктуры. И старинное отношение к азиатам как не совсем равноценным людям. Я рассматриваю акцию Каната как «ответку». Считаете нас такими? Вот, получите! Мы делаем это каждый день. Вы тоже это делаете каждый день на мясокомбинатах.

— А как вы прокомментируете мнение самого Каната: «обхаживают гады и подонки, продавшиеся западным фондам».

— Никак. Говорят, отрабатывает грант. Да, грант надо отрабатывать. И это нелегкий труд. Очень частая формулировка, и Канат здесь не оригинален.

— Художник Ерболсын Мельдибеков недавно рассказал историю о финской художнице, которая занимается проблемами беженцев из Афганистана. Чем угодно занимается, только не проблемами своей страны. Вы верите, что в Финляндии нет проблем? Или финские художники не любят «выносить мусор из избы»?

— В сравнении с Афганистаном, конечно, в Финляндии нет проблем. А если художника волнует не только своя страна, а еще и наш небольшой земной шарик, это хорошо.

— Если плохо в Афганистане, то это может плохо отразиться на Финляндии.

— В Афганистане уже 100 лет плохо. В Финляндии, как и в американской, и европейской прессе, принято решать семейные проблемы. Мальчик ударил девочку. Папа накричал на ребенка. Для благополучного общества — это важно. Но для мирового сообщества важны острые темы, как Афганистан. И то, что финская художница не купается только в благополучии своей страны, тоже хорошо.

— А казахстанские художники реагировали на события в Ираке, на Ближнем Востоке?

— Нет. Вот меня это всегда удивляло. Мы очень много ездили и много видели. Это не от того, что они глупые или не развитые. Просто они не сталкивались с такими проблемами. Но постепенно наши художники тоже стали проникаться проблемами в мире, стали связывать их. И эти работы будут понятны, как в Индии, так и во Франции.

— Как наши художники реагируют на события на Украине?

— Пока таких работ я не видела.

— А чем это можно объяснить?

— Ну, искусство – это не журналистика. И мгновенная реакция здесь невозможна. Надо время, чтобы осмыслить. Думаю, это проявится.

— По словам Марии Байбаковой, эксперта в области искусства, в Америке правительство предоставляет налоговые послабления частным инвесторам, которые помогают художникам. Что, по-вашему, наше правительство может сделать, чтобы с одной стороны облегчить участь себе, а с другой — стимулировать благотворительность и меценатство?

— Мне интересна схема Германии. Там в каждой земле есть культурный фонд, где часть платит государство, часть — город и часть инвестируют меценаты. Эти деньги аккумулируются на счету, есть администрация. Есть конкурсы, художники пишут проекты, и выигрывают. Эта система мне кажется очень продуктивной и эффективной.

— В России Виктор Вексельберг открыл частный музей, который посвящен ювелирному искусству Карла Фаберже. Подруга Романа Абрамовича, Дарья Жукова курирует Центр современной культуры «Гараж». Кто из казахстанских бизнесменов поддерживает искусство сейчас?

— Как и всегда — Нурлан Смагулов.

— Он бессменный лидер. Каким образом он поддерживает?

— Для мецената важна система, через которую он поддерживает. У Нурлана Смагулова – это галерея и личный вкус. Это его право, его деньги. И никто не может осуждать его за это. А другая система – Сорос. Я уже рассказывала байку, которая характеризует его подход. Он был в странах Балтии, и его пригласили на открытие выставки. И тогда Сорос заговорил на не понятном никому языке. Все просто улыбались. А вечером у него спросили: «что это за язык?» Он ответил, что придумал этот язык, так как ничего не понимает в современном искусстве. И все же этот человек 20 лет поддерживал 18 фондов современного искусства в Восточной Европе, России и в Алматы. То есть он не понимает искусство, но считает очень важным развитие современного искусства для развития современного общества. Когда мы пытались наладить общий язык с государством, нам говорят: «вы хотите ругать государство за его же деньги!» Да. Центр современного искусства нам это позволял. У нас была разгромная статья о современном искусстве и ЦСИ. И мы оплатили автору гонорар. Это нормальное отношение к людям творчества.

— Если бы вы выиграли миллион долларов, как бы вы потратили эти деньги?

— Никогда даже не мечтала об этом. Наверное, сделала бы выставочный зал. Миллион — это не так много. У нас за десять лет уже был миллион.

— Политолог Досым Сатпаев утверждает, что сфера культуры, как и все остальное, понятие субъективное. Для кого-то «Черный квадрат» Малевича – шедевр. Для кого-то — мазня. Что вы видите, когда смотрите на «Черный квадрат»?

— Я вижу большую трагедию художника, который понял, что все уже было, и поставил большую жирную точку. Существует масса интерпретаций этой работы. Как известно, в 1913 году он ее повесил на выставке в красный угол. Это была икона нового искусства. «Черный квадрат» — начало современного искусства в России, о котором гневно писала Татьяна Толстая в свое время. Я с ней полностью согласна, со знаком плюс.

— Лера, а вы можете вглядеться в «Черный квадрат» и увидеть в нем белый снег?

— А это тест Роршаха. В любом пятне, в капельке можно что-нибудь увидеть. Что увидишь, то о тебе и говорит.

— То есть дело не в современном искусстве и не в 3D графике? 

— Отношения между искусством и зрителем интерактивны. Человек видит то, что хочет видеть. И в современном искусстве можно видеть только грязь, кровь и гениталии. Так написано в той разгромной статье, за которую мы заплатили. Надо попытаться понять искусство и почитать еще книжки. «Чтобы понять искусство, нужно быть эстетически образованным человеком» — Карл Маркс.

— Какие планы на будущее?

— Мне надо закончить свою книжку о 90-х годах. О зарождении современного искусства, его развитии, о художниках, о нашем центре. И я, и многие художники благодарны тебе, Таня, за твое активное участие в этом.

— За то, что вы меня многому научили, хочу подарить тебе вот эти хлопчатобумажные панталоны . Как память о Карабасе-Барабасе и Мальвине. И как предел экологических и эротических мечтаний Таможенного Союза.

— Спасибо большое!

— Спасибо за встречу! Рада, что творческий запал не угас. 

Видео версию интервью можно посмотреть здесь.