Пираты, абордажи, кладбища кораблей, закопанные клады. Если все это – признак настоящего моря, то Каспий, в таком случае, и есть море. Самое настоящее. Древние, в отличие от нас, об этом и не спорили!
Вспомним, что именно Каспий был первым, из «трех морей», за которые «ходил» знаменитый тверской купец Афанасий Никитин. Нужно сказать, что Афанасий вовсе не собирался стать первым русским индологом и предел его чаяний вообще-то первоначально не стремился дальше волжских берегов. Но близ Астрахани купеческие челны подверглись нападению и были разграблены «татарскими пиратами».
Так что истинные мотивы Никитина, который зимой 1467 года отправился в свое историческое путешествие «За три моря», было весьма прозаическим. «Я от многих бед пошел в Индию, так как на Русь мне пойти было не с чем, никакого товара не осталось…»
Судя по всему, по количеству пиратов на душу населения, в сравнении с Каспием, даже флибустьерско-корсарское Карибское море должно лишь благоговейно сопеть своими девятыми валами. Если бы эти воды лежали в сфере интересов американской кинопромышленности, то, скорее всего, сегодняшние тинэйджеры (сиречь, недоросли) и прочие киноманы ожидали бы очередную серию «Пиратов» не Карибского, а Каспийского моря.
Памятуя про географическую специфику моря-озера, мы, правда, вправе ожидать от него интересных особенностей и в плане морского разбоя. И они имеются! Пиратством в этих водах занимались не только прибрежные народы Прикаспийских государств, где этот выгодный промысел передавался вместе с орудиями и навыками от поколения к поколению. На Каспий снаряжали свои разбойничьи экспедиции страны, от которых досюда еще нужно было суметь доплыть.
Кого только не знали эти просторы! Тут светились и изящные ладьи славян, и гибкие драккары варягов, и неказистые струги казаков — знаменитых бродяг Глубинной Азии, представлявших вначале лихой разбойный интернационал, а позже, остепенившихся и ставших верными, слуг русской монархии.
След Разина.
Самый знаменитый из казачков-разбойничков, Стенька Разин, недаром разбрасывался всякими персидскими княжнами. Значит, не жалко было. Дело в том, что в 1667 – 1669 годах «голытьба» под командой Разина основательно «пошарпала» берега Каспия – от Гурьева и Астрахани, до Дербента и Персии.
Интересно, что по преданию, одной из баз лихого атамана был остров Кулалы, что в Тюленьем архипелаге у берегов Тюб-Карагана. Чисто географически этот исторический слух весьма правдоподобен – именно через Тюленьи острова проходил старинный водный путь с Яика в Дербент и Баку. Так что — место идеально для базирования разбойничьего флота.
Имя легендарного Разина неотделимо от рассказов о схороненных и заклятых кладах, запрятанных этим «капитаном Флинтом» Каспийского бассейна повсюду, и не только там, где ступала его нога, но и где настигала его людская молва. Имеются неясные данные о том, что и Кулалы – не исключение.
Петр Великий грезил золотом Индии не меньше, чем властители Пиренеев, двумя веками ранее. Деньги ему были нужны отчаянно. Потому что по всей Империи шло строительство (одна столица чего стоила!) и велись войны. И как только Петр слышал, что где-то поблизости от границ есть золото, туда немедленно снаряжалась военная экспедиция.
Самой неудачной и трагичной была Хивинская экспедиция князя Бековича-Черкасского, к фамилии которого с тех пор намертво пристал эпитет «несчастный». Несчастный Бекович, отправленный Петром Первым на поиски «яркендского золота» в Хиву, запрограммированно сложил свою буйну голову в столице хивинского хана.
Буйна голова черкасского князя стала элементом декора городской площади, почти вся экспедиция повторила судьбу начальника, золота так и не обнаружилось. Зато самого Петра выбрали в почетные члены французской академии за исследование Каспия и составленную в ходе экспедиции Бековича карту моря-озера. Прежде чем отправиться в Хиву, князь несколько лет вел плодотворную разведывательную работу в Каспийском море.
Таким образом, сам новоиспеченный академик карту не чертил, но именно благодаря его неуемной энергии, в начале XVIII века европейская наука наконец-то получила более-менее правильные представления о Каспии. Вспомним, что в те годы, когда Россия настырно ломилась во все окна и двери, отделявший ее от морей Каспий, на какое-то время считался «внутренним морем» Империи.
Но, если Балтийское море стало-таки окном в Европу, Каспийское — осталось только претендентом на ту же роль в Азии. Однако для Петра оба водоема были знаковыми и вожделенными. Недаром он столько сил вложил в обустройство Астрахани, еще одного города-ключа, географическое и стратегическое значение которого поразительно напоминает диспозицию любимого детища царя-строителя – Санкт-Петербург. И флот, создание которого ассоциируется с Балтикой, с не меньшей энергичностью строился и на Каспии.
Уже после того, как Россия получила выход в Финский залив и разделалась со своим главным врагом – Швецией, неуемный царь, ставший императором новой империи, начал свой последний военный поход, получивший название Персидского. За год с небольшим (1722 – 1723) Петр сумел отнять у Персии все ее Прикаспийские владения, вплоть до южного Мазендерана. Если бы не смерть вдохновителя в 1725 году и не бездарность наследников, которые вынуждены были вернуть завоеванное в 1732-м, возможно сегодня на Каспии мы бы имели совершенно иные границы и геополитические реалии.
Потому-то сообщение о том, что на берегах самого большого из Тюленьих островов «всплыл» вдруг корабль из тех буйных времен, было хотя и неожиданным, но вполне правдоподобным. Сам Петр, правда, в этой части Каспия вряд ли бывал, но никакая морская экспедиция по восточному Каспию не могла миновать Тюлений архипелаг и берега Мангышлака.
В те времена тут плавал не только несчастный Бекович-Черкасский (1714 – 1717), но и Травин, Сойманов, Кожин, Урусов. А раз плавали, значит, и тонули – Каспий даже сейчас, в эпоху дизелей и жэпээсов, продолжает собирать свою ежегодную дань с мореходов. Во времена же парусного флота естественная убыль судов закладывалась на каждое плавание.
Есть данные, к примеру, что флотилия Бековича в Северном Каспии и по пути на Мангышлак умудрилась растерять 2/3 всех единиц! Учитывая качества разношерстной флотилии, состоявшей из самых разномастных судов, это неудивительно. Поручик Кожин, поставленный царем надзирать за Бековичем, в 1718 году доносил в Петербург: «…оставлено в Тюк-Карагани 3 бригантины, 15 малых шкут, 5 бус для возки каменья, на дрова разломаны 7 бусы…»
…Про корабль Петра Великого мне поведал Петр Лупенков, абориген и робинзон острова Кулалы, смотритель местной метеостанции. Остатки судна были найдены им чуть ли не самолично на берегу, в нескольких километрах от станции. По словам Лупенкова, посмотреть на корабль приехала экспедиция из России. Приехали, посмотрели, наметили на следующий год раскопки. Но не нашли денег, а когда (еще через год) нашли, то раскапывать уже было нечего – Каспий что дал, то и забрал обратно.
Уже после я обнаружил данные, что корабль времен Петра I действительно был найден, но в 1990 году, российско-американской экспедицией. Из проглоченного и отрыгнутого морем судна извлекли многочисленные ядра, гранаты и снаряды, которые специалисты отнесли к тем, что стояли на вооружении русской армии в начале XVIII века. Что представляло собой само судно – шкоут, шняву, бус, бот, галеру, струг, бригантину или что-то еще – так доподлинно и не выяснили.
Но в то время Лупенкова на острове еще не было. Выходит, речь идет о двух разных судах петровских времен? Получается, что за короткий период Каспий подарил нам на маленьком участке два бесценных артефакта? Вспомнилось, что и в прошлые времена на острове находили многочисленные следы старинных кораблекрушений. Что ж, наличие своего Острова погибших кораблей, лишь подтверждает реноме Каспия, как настоящего моря!
[gallery ids=»26778,26777,26776,26775,26773,26772,26771,26774″]