Мы работаем, чтобы спасать жизни: Лариса Павловец о защите медработников

— Президент лично поручил усилить законодательную защиту медицинских работников. Лариса Павловна, как Вы оцениваете сам факт того, что вопрос дошел до уровня главы государства?

— Как всегда, все упирается в статистику. И, к сожалению, она показывает, что такие факты есть. Ситуация дошла до таких масштабов, что в нее пришлось вмешаться президенту страны. Это не красит никого, и в первую очередь — наше гражданское сообщество. Мы ведь говорим о народе, который исторически был миролюбив. А такие проявления насилия по отношению к тем, кто должен спасать жизни подрывают нашу культуру, нормы общения, воспитание. Повторялись нападения, множилось количество фактов избиений — и только после этого мы снова заговорили о необходимости изменений. Возможно, в такой точке Президент действительно не может оставаться в стороне. Он должен своим волевым решением решать то, что мы, как общество, как граждане могли бы урегулировать раньше.

— Какие изменения, на Ваш взгляд, действительно могли бы изменить ситуацию?

— Вопрос стоит системно. К примеру, если врач действительно причинил вред пациенту, то страховые выплаты четко регламентированы. Например, за получение инвалидности или летальный исход. Я считаю, необходимо, чтобы эта норма распространялась и на пациентов. В моей практике был случай, когда нашего медработника ударили по уху, из-за чего он потерял слух. Кто будет платить за его восстановление? Кто будет компенсировать его утраченные возможности? Должны быть введены административные санкции в отношении тех, кто применяет насилие к медикам. Причем, если один штраф не действует, должен быть второй, третий. А в случае систематического насилия уже и уголовное преследование. В этих поправках нельзя ограничиться одной статьей. Должны быть четкие правовые механизмы, защищающие врача при исполнении служебных обязанностей.

Нельзя допускать, чтобы медицинского работника унижали, били, ломали оборудование, рвали истории болезни. Все это восстанавливает кто? Пациент? Нет. Врач. И он снова идет на работу, снова принимает пациентов. При этом никто не берет в учет психоэмоциональное состояние медиков после подобных инцидентов.

Врач, приходя на работу, не должен переживать за свою безопасность. Но вместе с тем хочу подчеркнуть, в таких вопросах нельзя торопиться. Недопустимо выпускать поправки на скорую руку просто потому, что общество требует быстрых решений. Нужно тщательно взвесить все риски, проанализировать последствия как для медицинского сообщества, так и для общества в целом.

Самая большая сложность, как показывает практика, это обеспечить исполнение закона. Кто будет контролировать соблюдение этих норм? Органы внутренних дел, сами медицинские работники или, может быть, администрации учреждений здравоохранения? Это не просто технический, а концептуальный вопрос. Чтобы новая поправка действительно работала в реальном времени, в повседневной практике, нужны ясные процедуры, ответственность, контроль.

— Насколько, по Вашему мнению, существующие формы поддержки врачей со стороны государства сегодня соответствуют реальной нагрузке и рискам?

— Некоторые меры принимаются, и они важны. Принят закон о страховании профессиональной ответственности. Это уже шаг вперед, врач, по крайней мере, не платит из своего кармана, если дело доходит до компенсации. Предусмотрены страховые выплаты. Кроме того, вернули категорированность врачей, появилась система профессионального роста. Есть государственные награды, выплаты за выслугу лет, за трудовую деятельность. Все это важно для статуса профессии.

Также произошло смягчение уголовных санкций в случае профессиональных ошибок. То есть сокращение сроков наказания в случаях летального исхода, получения того или иного вида инвалидности пациентом. Это гуманизация, но, повторю, она не решает главного: врач, даже в случае непреднамеренной ошибки, все равно оказывается в тюрьме с теми, кто убивал умышленно. Прокуроры всегда ссылаются на то, что врач «ненадлежащим образом выполнил свои обязанности». Но ведь мы не всемогущие. Мы делаем все возможное. И если исход оказался трагичным, это не значит, что врач преступник.

— На Ваш взгляд, какие еще направления нуждаются в реформировании? Речь ведь идет не только о наказаниях, но и о глубинной системе взаимоотношений врача и пациента.

— Именно. Насилие это не только физические удары или прямое оскорбление. Это также давление, угрозы, моральное унижение. А такие случаи, поверьте, случаются постоянно. И если на каждое из этих проявлений нет конкретной реакции со стороны закона, то медицинский работник остается один на один с агрессией. И тогда даже административный штраф уже был бы шагом вперед, чтобы человек понимал, он будет наказан. Чтобы врачу не приходилось бегать и доказывать, что его оскорбили, унизили, ударили.

Почему-то у нас утвердилась норма: пациент всегда прав. Сегодня пациент диктует врачу, как его лечить, кто будет делать операцию, где и на каких условиях. Возникает вопрос, а где границы профессиональной компетенции? Мы ведь говорим о специалистах, о научно обоснованной медицине.

Я считаю, что нужно пересмотреть нормы Кодекса о здоровье. Да, это право пациента, выбирать медорганизацию и тд., но последнее слово в вопросах диагностики и лечения должно оставаться за врачом. Это вопрос не просто удобства, а эффективности и безопасности лечения.

Ну и важно не забывать, что врач — это не только квалифицированный специалист, но и живой человек, со своими проблемами, со своими чувствами. Поэтому мы и говорим: сегодня уже почти никто не хочет идти в медицину — ни медсестрами, ни врачами. Это не просто кадровый дефицит. Это — системная угроза. Потому что, если такое отношение сохранится, число медицинских работников в будущем только уменьшится. Мы и так живем в условиях нехватки специалистов, а подобные инциденты только усиливают этот отток.