Темный мед – дикие яблоки

Вряд ли — и наверняка! — театральные фойе и гардероб видели здесь Пола и Джона. О Джордже и Ринго также спрашивать не станем. Да и зачем?

The Beatles сами высочайший театральный перфоманс новейшей истории. Именно театральный, не оговорка, даже во многом в стиле кочующего театра эпохи господина… да любого средневекового господина, вздумавшего увеселить почтеннейшую публику.

Театру необходимы путешествия, комедианты и трагики живы странствиями, но истинный Великий Скиталец, безусловно, сама драматургия. Что наглядным образом показал собратьям по ремеслу и потомкам Жан Батист Поклен.

Битлы подхватили забытое знамя и вернули в мир площадное действо, балаганную ярмарку, где зрелищам заезжих комедиантов равно рукоплещут монах, лорд и виллан. Вспомним знаменитое ленонновское: «Ребята на дешевых местах, похлопайте нам, а остальные могут просто погреметь своими драгоценностями».

Как говорится, есть Америка до Колумба, и наступил мир после Битлз.

И ровно сразу началась Эпоха Великих Кочевий, Magical Mystery Tour, как верно отметили и разъяснили в доступной публике музыкальной форме тов. Пол, Джон, Джордж и Ринго. Туры по городам и кочевья по континентам стали натуральным каноном жизни музыки как зрелища и драмы. Мистерия выплеснула стадионы мелодического экстаза, и прогрессивное человечество захлебнулось новым мироощущением как минимум.

Да, кажется что-то говорилось о драматургии. Что же, назовите любое выступление Битлз и многих после концертом, а затем не забудьте выпить что-нибудь успокоительное, у вас тоже все пройдет.

Легенды в отличии от сенсаций не дохнут. Они живут и оживают неожиданно и нежданно, в любой точке времени и внезапном моменте пространства. Что Ливерпулю до Алма-Аты? Ну как минимум пьеса, где иную жизнь на котурнах обретет Джон Леннон и неизменная бронза эпохи.

Странно, что Джордж Хариссон и Леннон забыли в индийском ашраме? И вовсе не туда им стоило ехать за истинным светом Востока. Поражает и то, что ни один из городов минувшего СССР не стал настолько part of the Beatles World (не знаю, как по-русски), как Алма-Ата. Наверное ДНК, им что угодно объяснить можно.

Пьесу написал The Fool on the Hill — иначе говоря, Чудак на Кок-Тюбе, от взгляда на темпорально-музыкальную мистерию до маргинальной исповеди города в лицах, что невероятно интересно.

Повторюсь, Алма-Ата — второй единственный на планете город, одомашнивший The Beatles как своих

Автор назвал свою пьесу, или музыкальную трагикомедию «Джон Леннон и Я». Авторам привычно совершать прогулки близ избранных икон, они создают нужный объем любой stories.

Вот Данте, пройдясь вдоль и рядом с Вергилием, увидел в Аду (а где же еще?) все лики современной ему Флоренции. И как без помощи Воланда далась бы Михаилу Афанасьевичу Москва — потная, пронизанная зноем и джазом, трамваями и энкаведешниками, парящая в коммунальных склоках и колдовской любви?

Безумие нам в ясности порука. Похоже без помощи Люцифера и истинной любви не обретешь. И вот они, Маргарита Фауста и Маргарита Мастера.

Допускаю, Леннон, конечно, не дух преисподней, его и бесом не назвать. Но все же именно его гений, в римском понимании смысла, помог Арсену Баянову запечатлеть и запах, и саунд веселых переломных лет от социализма до вы сами знаете чего.

Разберем персонажей музыкально-драматического произведения, не забудем и о сюжете. Оперетта (почему бы нет?) начинается почти по Генрику Ибсену — с заповедника гоблинов и алма-атинских троллей. Они, как известно, не изменяются по времени пространства: что в пещере Горного Короля, что на Зеленом базаре тролль есть тролль — он же браток, гоблин или бригадный, как ни назови.

Зарисовка в багровых тонах моментально погружает нас в пеструю лоскутную панораму конца социалистического ХХ и знакомит с главным героем, который мало напоминает Пер Гюнта, зато здорово схож с Бильбо Бэггинсом. Атмосферный пролог продержав зрителя в необходимом напряжении, а завершается явлением светлых сил – Гэндальфа по Джону Толкиену, или же Джона Леннона по Арсену Баянову. Что в сущности одно и то же.

Классика, messieurs, c’est bon excitement par belle impression.

Грамматика богемы, второе явное написанного автором произведения.

Ведь богема в непреходящей сущности себя есть многоэтажный слоеный пирог, одновременно интернациональный и маргинальный, струящийся патокой и гноем, клуб, куда равно вхожи сибарит и клошар, талантливый бездарь и бездарный талант, гений случая и случайный апостол и одновременно самая закрытая каста мира.

Не удержимся от цитаты:

Типичная «Аккушка». Здесь все равны, нигде больше в Алма-Ате такого нет. Помнишь, как мы однажды прямо отсюда по пьяне на Иссык-Куль уехали? Начали с портвейна в «Аккушке» вечером, а закончили рано утром на берегу озера.. Слова, достойные Бодлера.

И еще одной:

Они тоже придвигают свой стол к общему. Получается большой дастархан, объединивший разношерстную публику: поэт и пропойца, богемного вида типы и пацаны с «Кизов» — все равны за этим столом.

Любая ассоциация, хоть Гринвич Виллидж, хоть странствия Джека Керуака, все едино.

Далее продолжим в лицах.

Гэбешник Баха является совершенно безвременным персонажем, что безусловно оправданно не только авторской точкой зрения. Мы же не знаем, как выглядела тайная полиция Чингисхана, ведь нет сомнений, что она была, и вряд ли ее сотрудники особенно отличались от чекистов, которые в свою очередь передали хромосомный набор (чистые руки, холодный разум и горячее сердце по Ф. Э. Дзержинскому) современным спецслужбам.

Явление Йоко, главной героини пьесы – и вот она приблудная мадонна на огонек по сумеркам души. Аиша, ее второе имя по сюжету, равно как заход из восьмого измерения, безусловная случайность, на которой собственно и строится ужасающая преднамеренность нашего бытия.

Поясняю: Аиша бинт Абу Бакр — третья, самая младшая жена пророка Мухаммеда. При жизни ее называли Правдивая (Wiki).

Возможно, ассоциация случайна, тем не менее монолог героини в третьей сцене правдив как оголенный провод в руках безумного электрика, дуговой разряд откровенности. Тем, кому он покажется затянутым, могу рекомендовать Леонида Андреева «Судьба человека». Классический пример, как эмоциональная насыщенность допускает любую протяженность действия на сцене.

Сцены Патриархов, или интерпретация Беловежского саммита – 1991 по Баянову, абсурдна как Камю, объясняющий имманентность самого Абсурда im Das Leben Traum. Или там Ницше, неважно, тоже здравомыслящий был человек. Совершенно кукольная сцена, ровно в стиле незабываемой классики Сергея Образцова «Необыкновенный концерт», если кто помнит.

Достойна отдельного клипа и вирусного тиража на YouTube.

Чехов №6, crazy mix.

Сколько бы ни было на свете литераторов, дурка на всех одна. Кто только не обращался к теме, даже Куприн, а таких жизнелюбов поискать на просторе русского слова. Все же из всех интенций абсурда и сумерек, читанных нами, у Арсена Баянова, пожалуй, самая жизнеутверждающая. И дело не только в гротеске. Пятна, колорит и любовь в больничной пижаме делают сцену едва ли не самой лиричной в пьесе, и конечно же он.

-//-

…забавен Леннон у Баянова и интересен донельзя. В вольной ассоциации к сюжету – гаер, Коровин при неведомом Воланде, Голос из ближней, но невидимой Вселенной и Тиль Уленшпигель волшебной легенды Шарля де Костера.

Да и кто он? У каждого автора свой. А толкований нам звезды не оставляют.

Здесь образ Будды на всех континентах един, а улыбка — по взору смотрящего.

По названию ли, по тексту Джон Леннон — ключик ко всему, что мы, надеюсь, увидим на сцене, и к тому городу времени, что был и, конечно, пребудет forever дальше.

Ведь как без малой толики магии и волшебства? Действительность лоб в лоб не познается…

-//-

«В Киеве хотят воскресить Джона Леннона!»

«Help!» — из Алма-Аты! — заголовки, которыми пока не усыпаны страницы центральных изданий Одессы. Но так еще и не разгар театрального сезона.

Мы не знаем за Бродвей, а в Одессе и той столице лучшие премьеры начинаются осенью. Впрочем, не будем прорицать на кофейной гуще. Главное пьеса заинтересовала и увидит украинскую сцену в ближайшее время.

Своими впечатлениями о ней поделился известный киевский режиссер, сценарист и актер Евгений Скиф.

Его творческий путь был вполне своеобычен, но нас и время забавляет, когда и люди веселят.

С конца 80-х и до средины 90-х годов Евгений Скиф был актером Киевского театра Пластической драмы. В дальнейшем, сменив немало сцен и амплуа, пришел в кинорежиссуру и, следует сказать, с блестящим дебютом.

В 2016 году в соавторстве с Павлом Кильдау он снял одну из самых неординарных лент о киевских событиях 2013–2014 годов «Коктейль Молотова».

Яркие вещи редко остаются незамеченными. Поэтому фильм не попал ни в одну фестивальную программу Украины. Что касается проката, о нем речь даже не шла. Как мы понимаем, по соображениям сугубо европейской толерантности.

Все же фильм получил как номинации, так и хорошую прессу на кинофестивалях, прошедших в Грузии и Индии. Предполагаем, его увидит и Алма-Ата.

Несколько слов от Евгения:

«…Сразу узнаешь в Арсене Баянове человека, немало видевшего: эпоху развала СССР, время великого дерибана, беспредела, обнищания народа на глазах, пока кукловоды нагуливали праведный жирок…»

Джон Леннон, почему?

Мы знаем, что Битлз, Роллинги, Дип Перпл рождаются в эпоху социального бунта. Чем тогда показателен образ Джона Леннона? Наверное тем, что философ, мудрец, наблюдатель этого мира!

Пьеса как соединение времени и поколений, многослойна. Оригинальные входы и выходы из одного пространства в другое, из одного психообраза в совершенно иной. Есть и смелые находки, и ненавязчивый натурализм, психологические срезы, в которых словно под микроскопом раскрываются психологические субличности.

Образ Джона Леннона — ностальгия по времени, которое никому не вернуть.

Отметим почерк Оруэлла (1984) и замятинского «Мы», Стругацких «Трудно быть богом» и «Сталкера» Андрея Тарковского.

В одном месте пьесы собраны Все и Герой – Борец за Справедливость, Ранимый, Сильный, Боящийся и Узнающий.

Женщина с искореженной, исковерканной судьбой и тем яркой Судьбой.

Душа, проходящая чистилище.

Маргиналы и отребье.

Здесь же философ и зритель, как губка впитавший вас в себя. Всю боль, все страдания, всю любовь – Джон Леннон.

Шизофреники.

Ленин?!

Сенька?!

А не весь ли мир в этом? Сложно ли не узнать самих себя?

Остается предложить вопрос: может ли быть на этой удивительной планете Земля мир и счастье?

Любовь и сострадание мы отчасти увидели и в пьесе.

Джон Леннон – это сам мир, боль, радость и гротеск!

Может станем немного добрее? Ненадолго.

В конце концов я задаю себе вопрос, зачем автору персонаж Ленин и его болтовня о Боге?

Может именно Он, не абстрактный, но Сущий, спасет от понятий и беспредела, злобы и дерибана, ненависти и войн.

Бог наших душ.

На том заканчиваем интервью и наши впечатления от пьесы.

Good Morning Freedom – Help the World!

Может быть так?