Модель транзита власти в Казахстане выглядит безупречно, однако ее реализация на практике может сорваться по целому ряду причин, считают российские аналитики.
Мажилис одобрил в двух чтениях законопроект «О Совете Безопасности Республики Казахстан». После этого в казахстанском обществе и информационном пространстве фактически утвердился тезис, что этот документ знаменует «приготовления» к транзиту власти, во время которого Совбез будет выполнять роль «коллективного преемника», сообщает ИАЦ МГУ.
Однако может оказаться, что эта идея безупречна только в теории, и некоторые особенности казахстанской политической системы и традиции могут ее дезавуировать.
Впрочем, разговоры о «последних приготовлениях» отнюдь не беспочвенны, поскольку в законопроекте предусмотрены нормы, действительно позволяющие Совбезу претендовать на полномочия «коллективного преемника» в транзитный период.
В случае принятия закона Совбез сменит свой статус консультативно-совещательного органа на конституционный,
а первый президент – Лидер нации будет наделен правом пожизненного председательства в нем
Поправки существенно повышают политический вес Совета Безопасности, наделяя его полномочиями для проведения
«единой государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности и обороноспособности Республики Казахстан в целях сохранения внутриполитической стабильности, защиты конституционного строя, государственной независимости, территориальной целостности и национальных интересов Казахстана на международной арене».
В Совбез будет входить все высшее руководство страны, включая президента, премьер-министра, председателей Мажилиса и Сената, руководителя Администрации президента, Госсекретаря, министра иностранных дел, а также все силовики – генеральный прокурор, председатель КНБ, министры обороны и внутренних дел.
Таким образом,
по сути, президент становится вторым должностным лицом в стране, подчиняясь председателю Совбеза,
который в данном случае наделен полномочиями высшего руководства страны, координирующего все ветви власти, а также силовые органы.
Казахстанские публицисты и политологи уже успели окрестить законопроект «настоящей конституционной реформой» — в противовес прошлогодней, которая
подразумевала перераспределение полномочий между ветвями власти, но ограничивалась лишь «косметическими» поправками
Похоже, как и прогнозировали многие политологи, в качестве выхода из затянувшейся неопределенности вокруг процедуры передачи власти был предложен вариант дуальной модели политической власти.
По аналогии с иранской, где духовная власть — в руках религиозного лидера, а исполнительная светская – в ведении президента,
занимающего вторую после Высшего руководителя позицию во властной иерархии. Такую модель, по всей видимости, предлагается создать и в Казахстане.
Дабы второй президент, опираясь на безоговорочный авторитет Елбасы, исполнял оперативные, организационно-распорядительные функции, в то время как
стратегические вопросы развития страны оставались бы в ведении первого президента – председателя Совбеза
Теоретически эта модель выглядит безупречно, однако ее реализация на практике может сорваться по целому ряду причин, связанных с национальными, и шире – региональными особенностями политической культуры.
Во-первых, в политическую культуру Центральной Азии, в особенности Казахстана,
категорически не вписывается система с двумя центрами силы/принятия решений
Это красноречиво демонстрирует ситуация в соседнем Кыргызстане, где экс-президент Алмазбек Атамбаев попытался сохранить влияние в политике после ухода с поста руководителя страны, закрепив за собой позицию сильного партийного руководителя при сильном парламенте, лояльном премьер-министре и «ручном» президенте.
Однако действующий президент Сооронбай Жээнбеков, считавшийся преемником Атамбаева и человеком из его команды, не допустил ситуацию двоевластия в стране и быстро провел аппаратную революцию, сняв с ключевых должностей атамбаевские креатуры – руководителя президентской администрации Фарида Ниязова, премьер-министра Сапара Исакова и других.
После того, как в кыргызском парламенте была запущена процедура отмены неприкосновенности экс-президентов – мера, недвусмысленно направленная против Атамбаева.
Стало очевидно, что при сложившейся в Центральной Азии политической культуре любые попытки прижизненно осуществить «операцию преемник», важным условием которой является высокая степень доверия и соблюдение элитами «джентельменских соглашений», обречены на провал.
В Казахстане, где «сильная президентская власть» является хребтом политической системы и главной политической традицией,
еще труднее, чем в Кыргызстане, представить ситуацию двоевластия
и появления каких-либо альтернативных политических моделей.
Во-вторых, в отличие от Ирана, где дуальная политическая система и институт духовного лидера – Высшего руководителя страны опирается на религиозный авторитет и традицию,
в Казахстане нет достаточных оснований для безоговорочной легитимации неких надстроечных органов,
выполняющих функции арбитра ветвей власти, включая президентскую. По сути, таким легитимирующим инструментом должен был быть конституционный статус соответствующего закона.
Однако учитывая в целом невысокий уровень правовой культуры и ту «податливость», которую зачастую демонстрировала казахстанская Конституция перед веяниями политической конъюнктуры,
инструмент этот не может обеспечить стопроцентную гарантию соблюдения обязательств вторым президентом
В-третьих, несложно заметить, что авторы идеи придать Совету Безопасности РК статус чрезвычайной комиссии с чрезвычайными полномочиями
опирались на опыт стран, где силовики в кризисные моменты выступали хранителями политической традиции
и гарантом сохранения внутриполитической стабильности. Например, Турции, где такую роль играла армии, или России, где аналогичные функции выполняют спецслужбы.
Однако в Казахстане нет традиций сильной армии и сильных спецслужб
В подтверждении последнего достаточно вспомнить тот факт, что за последние полтора десятилетия были осуждены три бывших руководителя органов нацбезопасности – Альнур Мусаев, Рахат Алиев и Нартай Дутбаев.
Силовики в истории независимого Казахстана почти не выступали в качестве самостоятельных политических акторов
– чаще всего они служили исполнителями «заказов» других групп влияния. А потому положиться на них, как на гарант исполнения «духа и буквы» конституционного закона, было бы, пожалуй, опрометчиво.
Таким образом,
«шероховатости» национальной политической культуры способны сорвать реализацию сценария
передачи власти в формате «коллективного преемничества», то есть Совета Безопасности, каким бы безупречным он не казался в теории. Очевидно, что сегодня
казахстанская элита заинтересована в детальной регламентации процедуры транзита власти и обеспечении гарантий
сохранения своего статуса, собственности и безопасности. Наихудшим для нее вариантом может стать «дагестанский сценарий», при котором «победитель получает все» и преемник первым делом зачищает элиту и переформатирует ее под себя.
Возможно, что законопроект «О Совете безопасности» – это один из черновых вариантов сценария передачи власти, каким был и принятый в 2010 году закон «О Лидере Нации», но отнюдь не окончательный.